В их числе первым следует назвать киевского митрополита Сильвестра Косова. Опасаясь возможной ликвидации автономии Киевской митрополии, ее включения в состав Московского патриархата, он вступил в тайные переговоры с польскими властями, заверяя их в своей верности[70].
Официально, однако, митрополит участвовал в торжественной встрече царских послов, прибывших из Переяслава в Киев. В своей речи он приветствовал желание послов посетить «древних великих князей русских наследие», «седалище первейшее благочестия рускаго». «Целует вас, — говорил он, обращаясь к послам, — в лицы моем он, благочестивни Владимер, великий князь руский». Таким образом, и в этой речи снова неслучайно появляется имя Владимира Киевского. Речь заканчивалась следующими, обращенными к послам, словами: «Да вашим пришествием обновитца, яко орлу, юность наследия благочестивых великих князей руских»[71]. Смысл этих важных слов раскрывается при обращении к рассказу об орле в «Физиологе» — средневековом сочинении о чудесных свойствах животных. Состарившийся орел поднимается к солнцу, которое опаляет его крылья, но возвращает острое зрение его глазам, затем он три раза окунается в источник, из вод которого снова выходит молодым и сильным[72]. С приходом русских послов, т. е. с объединением «Великой» и «Малой» России в едином государстве, Русь должна была возродиться, стать такой же процветающей и сильной, какой была во времена Владимира. Тайные убеждения митрополита были иными, но он вынужден был говорить то, чего ожидало от него украинское общество, что сразу после Переяславской рады стало в этом обществе общепризнанным.
К числу сторонников Косова среди украинского духовенства принадлежал игумен Михайловского Златоверхого монастыря Феодосий Василевич, позднее наместник митрополита на землях Великого княжества Литовского. Он не ограничивался тайными сношениями, а в 1655 г. призывал жителей перешедшего на русскую сторону Могилева сдать город войскам гетмана Я. Радзивилла[73]. Однако именно в его грамоте царю, написанной в конце весны 1654 г.[74], мы находим развернутый комментарий и к словам В. В. Бутурлина, что Бог решил «воздвигнуть» Русскую землю и к словам митрополита об обновлении «наследия благочестивых князей руских». Бог, писал он, обращаясь к царю, «воздвигнув в нынешнее радостное лето от многих лет усопшаго великого равноапостолного князя российского святого Владимера». Такое чудо воскрешения произошло тогда, когда Бог «ваше царское величество постави всеа Российский земли, яко и оного прежде, самодержцу». Таким образом, и здесь повторяется та же, уже знакомая мысль. Объединение жителей России и Украины в одном государстве приведет их к новому расцвету, подобному, имевшему место в «золотой век» Владимира Киевского. Действуя так, Бог «возвел погребенную российского рода честь и славу». Эти слова содержали в себе краткую, но вполне определенную оценку предшествующего периода в истории Украины как времени упадка «российского рода», который должен смениться теперь его расцветом. Слова эти убеждениям Феодосия Василевича не соответствовали, но он был вынужден следовать мнению, господствовавшему в современном ему украинском обществе.
Разумеется, сказанное не означает, что среди украинского духовенства преобладало враждебное отношение к решениям Переяславской рады. Хорошо известно, что среди белого духовенства, в особенности в городах Левобережной Украины, было много стойких сторонников прорусской ориентации.
Еще в 1653 г. переяславский протопоп, встречая русских послов, выражал пожелание, чтобы Алексей Михайлович был «не только самодержцем, но и всего света властелен, яко вторый Август», «сего света солнцем земным»[75]. Нежинский протопоп Максим Филимонович, в 1654 г. встречая возвращавшихся из Переяслава русских послов, сравнивал Алексея Михайловича с Моисеем, который «из работы египетские и от руки фараоновы сынове йзраилевы ‹…› свобод ил есть»[76].
В речи, произнесенной Максимом Филимоновичем перед царем Алексеем Михайловичем 27 сентября 1654 г.[77], дана наиболее развернутая оценка решений, принятых в Москве и Переяславе, устами представителя украинского общества. Правда, учитывая позднейшую роль протопопа как одного из главных представителей промосковской ориентации среди духовенства Левобережной Украины, можно было бы искать в этой речи отражение великорусских, московских взглядов, но, учитывая, что к этому времени можно говорить лишь о первом контакте протопопа с новой для него средой, есть все основания видеть в его речи отражение воззрений, сложившихся в украинском обществе XVII в.
В речи мы находим воспоминание о временах расцвета Древней Руси, когда расцвел «за княжения великих князей руских преславный град Киев ‹…› по прямому мати градом, мати церквам, Божие жилище, вторый Иерусалим», когда в Чернигове были воздвигнуты «храмы святые каменные, предивным мастерством созданые». За этой эпохой расцвета и могущества Древней Руси наступила иная эпоха, когда «тело русского великого княжения» оказалось разделено на части, когда «сыны русские» оказались «расточены» «злохитрием ляцким». Эти слова протпоипа находят прямую параллель в словах, сказанных Хмельницким весной 1649 г. русскому посланцу Г. Ун- ковскому: «От Владимерова святаго крещения одна наша благочестивая християнская вера с Московским государством и имели одну власть, а отлучили нас неправдами и насилием лукавые ляхи»[78]. Наступил новый период в жизни «сынов русских», оказавшихся под иноземной властью. «Преславное имя Русское в Малороссии» было «унижено и гноищем насильствования ляцкого погребенное». Разоренные захватчиками храмы вызывают воспоминания о древних временах и скорбь о настоящем, они «на слезы и скорбь русским людям стоят».
Переяславская рада, подчинение Малой России верховной власти царя привело к коренным переменам такого положения. Сам Бог побудил царя к тому, «дабы расточеных сынов русских ‹…› воедино собрал, разделенных составов во едино тело русского великого княжения совокупил». Здесь с особой силой выражено представление о том, что после решений Переяславской рады произошло воссоединение под властью царя Алексея разных частей Древней Руси, ранее отделенных друг от друга политическими границами. Однако Дело не только в том, что ранее разделенные русские земли теперь соединились под властью одного правителя. Действуя так, царь «преславное имя русское в Малороссии ‹…› гноищем насильствования лятцкого погребенное воскресил и в первое достояние привел», т. е. освобождение от иноземной и иноверной власти открыло перспективы для возвращения для нее «первого достояния» — времен, когда Древняя Русь была сильной, самостоятельной и процветающей.
Гетман Иван Выговской, казацкий военный деятель, гетман Войска Запорожского с 1657 по 1659 гг. Умер в 1664 году
М. Филимонович повторяет оборот о царе, который «яко кокош ‹…› птенца своя под крыла ‹…› восприял», но в его речи подробно раскрывается содержание этой метафоры. Царь — прямой потомок своих «прародителей», «великих князей и самодержцев русских». Малая Россия — его «дедичное и отеческое жребие и наследие». Он должен взять жителей Малой России под свою защиту, «яко отец природный сынов руских», «сродное присвоение к нам имеющи».
Речь заканчивалась патетическим обращением к царю: «Малую Русь, истинную землю Русскую, восточное дедичество вашего царского величества, яко изгибшую драхму подобает вашему царскому величеству взыскати, яко заблудшее овца от зубов жестоких зверей вырвати, яко болезнующую уврачевати и полумертвую оживити».
В этом кратком, но содержательном тексте, по существу, содержится уже тот взгляд на исторические судьбы восточных славян и роль в них Переяславской рады, который в конце столетия получил более подробное обоснование в первом печатном пособии по русской истории — «Синопсисе», подготовленном в стенах Киево-Печерского монастыря.
Конечно, это представление о возрождении благодаря решениям Земского собора и Переяславской рады прежнего единства восточных славян, как оно существовало при Владимире, не отвечало исторической действительности середины XVII в. В то время это былое единство можно было воскресить уже лишь в воображении. В результате длительного развития в разных исторических условиях на Украине и в России сложились два разных общества с разным социальным опытом и формировавшимся этническим самосознанием, каждое из которых осознавало себя как особое целое — «Великую Россию» и «Малую Россию». Их сосуществование в рамках единого государства было отмечено не только плодотворным культурным взаимодействием, но и рядом серьезных политических конфликтов. Однако само появление в сознании современников такого представления о исторической роли Переяславской рады, как «воссоединении» ранее разделенных политическими границами восточных славян, показывает, насколько сильна была в середине XVII в. память об их общем историческом прошлом, как сильны были надежды на то, что это событие приведет к «возрождению» славных времен Киевской Руси, новому расцвету «Малой России» после освобождения от иноземной власти.
А.В. Марчуков,к. и.н., Институт истории РАНПереяславская рада 1654 года: предпосылки и содержание
Переяславская рада стала ключевым событием не только истории Малороссии (Украины), но и одним из поворотных моментов истории России и Польши. Оценки причин, сути и последствий этого события самые разные, но происходит так прежде всего из-за национальных и политических пристрастий, симпатий и антипатий, а не исторических причин. На современной Украине Переяславская рада либо предаётся «анафеме», либо замалчивается, либо трактуется весьма вольно. А что же было в действительности, каковы политические, социальные, идейные предпосылки Переяславской рады, в чём она заключалась и что по её итогам произошло? О некоторых моментах и пойдёт ниже речь.