5. Надо сказать, что все вышеотмеченные «дополнительные» статьи расходов – на боевые действия в Афганистане и на спонсирование обанкротившейся Варшавы – пришлись на период общего снижения валютных поступлений в советский бюджет. Руководство Советского Союза рассчитывало на существенный прирост валютной выручки за счет ввода в эксплуатацию газопровода Уренгой – Помары – Ужгород – Западная Европа. При этом финансовое и техническое обеспечение на себя брали западные партнеры, а СССР обязывался расплатиться с задолженностью газом в течение 25 лет. В случае успешного осуществления проекта СССР мог рассчитывать на 15–30 млрд долларов в год дополнительно. Однако США оказали беспрецедентное давление на своих европейских партнеров, в результате чего участие западных стран в проекте было резко сокращено – были уменьшены поставки оборудования, сокращены заказы советского газа, уменьшено финансирование проекта в целом. В конце концов, с опозданием в 2 года против первоначального проекта, в эксплуатацию ввели 1 «нитку» газопровода (изначально планировали 2 «нитки»). Разумеется, все это не способствовало наполнению золотовалютных запасов страны. Одновременно США удалось достичь договоренности с ОПЕК о кардинальном снижении цен на нефть. Вероятно, в данном случае американские представители в первую очередь преследовали задачу улучшить положение американской же экономики. Ну а то, что попутно они в очередной раз прорезали лишнюю дырку в кошельке СССР, стало приятным дополнением. Баррель нефти, стоивший в 1985 г. 30 долларов, к 1986 г. подешевел до 12, что означало сокращение доходов СССР на 10 млрд долларов в год.
6. И наконец, именно в эти роковые 3–4 года, пришедшиеся на рубеж десятилетий, гонка вооружений вышла на новый уровень. США демонстративно сделали ставку на достижение не количественного, а качественного превосходства в стратегических ядерных вооружениях. Советский Союз вынуждали состязаться в наиболее провальном для СССР сегменте оборонных разработок – микроэлектронике и компьютерных технологиях. Логичным было в максимальной степени отсечь СССР от высокотехнологичного экспорта – и это было сделано. В результате резкого ужесточения деятельности КОКОМ доля высокотехнологических изделий в импорте СССР снизилась с 33 % в 1975 г. до 5 % в 1983 г. В том же 1983 г. США официально объявили о старте разработки программы Стратегической Оборонной Инициативы.
Итак, на рубеже 1970-1980-х гг. внешнеполитическое положение СССР резко ухудшилось, причем сразу по нескольким векторам. Этот факт постоянно надо держать в уме при рассмотрении событий середины – второй половины 1980-х. Вся «перестройка» развивалась на фоне уже понесенного внешнеполитического и дипломатического поражения, и этот провал во внешней политике чем дальше, тем большую тень отбрасывал и на внутриполитическую сферу. Поэтому мы позволим себе предположить, что именно 1979 г. стал моментом, обозначившим стратегический проигрыш Советским Союзом холодной войны.
Хотелось бы отметить и еще один момент. В определенных кругах широко распространилось мнение, что СССР не столько развалился, сколько его развалили извне. Доля истины в этом рассуждении есть. По мере возможности мы пытались показать, что почти во всех шести аспектах внешнеполитического кризиса не обошлось без заокеанского следа. Однако, не следует рассматривать Советский Союз как безответный объект манипуляций. Логика холодной войны подразумевала, что обе сверхдержавы, состязающиеся за мировую гегемонию, по мере сил будут стремиться ослабить неприятеля и всячески снизить геостратегическую мощь противника. Таким образом, речь идет не столько о том, что Вашингтон плел коварные замыслы по всяческому ущемлению и ослаблению СССР, а о том, что Кремль оказался не в состоянии эти замыслы развеять и, в свою очередь, максимально ослабить США. Сработал известный футбольный принцип «не забиваешь ты – забивают тебе». Иными словами, рубеж 1970-1980-х гг. ознаменовался чередой ошибок советской внешней политики, которые кардинально ухудшили положение СССР в геостратегическом плане.
Запрет Коммунистической партии Германии в ФРГ в 1956 г.: правовые и политические аспекты
Платошкин Η.Η.
В современной германской историографии много трудов, посвященных преследованию инакомыслия в ГДР. В то же время такие же процессы в ФРГ подробно не анализируются. Между тем именно ФРГ осуществила в 1956 г. запрет Коммунистической партии Германии – единственной политической силы страны, активно боровшейся с нацистским режимом.
Столпами идеологии созданного в 1949 г. сепаратного западногерманского государства были жесткий антикоммунизм и более чем мягкое отношение к 12-летнему периоду гитлеровского «тысячелетнего» рейха. Причем, как будет показано ниже, эти столпы как бы поддерживали друг друга, что было более чем естественно.
Антикоммунизм в начале и середине 1950-х гг. был явлением абсолютно нормальным для большинства капиталистических стран. В эти годы холодной войны правительства западных государств не жалели средств для дискредитации своего основного идеологического врага. В США действовал сенатор Маккарти, выискивавший «подрывные коммунистические элементы» в государственных структурах. Соратников Рузвельта заставляли каяться в не совершенных ими преступлениях. Людей доводили до инфарктов и самоубийств. Апогеем «охоты на ведьм» стала казнь в 1953 г. супругов Розенберг, обвиненных в шпионаже в пользу СССР. Массовые протесты во всем мире не помешали казнить на электрическом стуле женщину, не пожелавшую расстаться со своими политическими убеждениями.
ФРГ, естественно, не желала отставать от «старшего брата». Антикоммунизм в Западной Германии усиливался двумя факторами. Во-первых, стремлением дискредитировать ГДР – государство, которое, по мнению правящей в ФРГ партии ХДС, вообще не должно было существовать; во-вторых, бывшие члены НСДАП и просто враги «социалистов, евреев и масонов», которых всегда было более чем достаточно среди немецких чиновников, желали взять реванш за свой испуг 1945 г. Ведь тогда выходившие из тюрем и концлагерей коммунисты имели высокий моральный авторитет. Им трудно было смотреть в глаза, особенно если вспомнить собственный бесславный «трудовой путь» подавляющего большинства немецких госслужащих во времена национал-социализма.
23 ноября 1951 г. правительство ФРГ возбудило в Федеральном конституционном суде страны ходатайство о запрете Коммунистической партии Германии как «антиконституционной». При этом кабинет канцлера Аденауэра ссылался на 21-ю статью Основного закона (конституции) ФРГ, второй параграф которой гласил: «Партии, которые по своим целям или по поведению своих сторонников стремятся к тому, чтобы нанести ущерб свободному демократическому правопорядку или устранить его, или угрожать существованию Федеративной республики, являются антиконституционными. Решение об антиконституционности выносится Федеральным конституционным судом». Обращает на себя внимание «резиновая» формулировка западногерманской конституции: речь в ней шла даже не о поведении членов партии, а о неких «сторонниках». То есть достаточно было кому-нибудь громко заявить о симпатиях к КПГ и швырнуть камень в полицейского, чтобы дать повод для запрета партии.
В качестве средства юридической расправы с коммунистами правительство Западной Германии использовало Федеральный конституционный суд, наделенный Основным законом ФРГ очень широкими полномочиями. Суд мог толковать любой закон страны на предмет соответствия конституции, и если он признавал какой-либо нормативный акт неконституционным, то это означало его автоматическую недействительность.
В 1950-е гг. конституционный суд ФРГ еще не обладал авторитетом беспристрастного арбитра, который он приобрел начиная с 1970-х гг. Дело было в персональном составе этого органа. Суд состоял из двух сенатов (т. е. судебных палат), члены которых избирались бундестагом (парламентом) и бундесратом (палатой земель) из списков, составленных правительством. Много писали о «надпартийности» суда, что было абсолютно неверно. 8 из 11 членов первого сената, занимавшегося «делом» КПГ, ранее служили в госаппарате правительства Аденауэра. Председатель конституционного суда Винтрих в прошлом был кандидатом от ХСС1 на выборах в Баварии. Во времена «третьего рейха» Винтрих служил судьей и в 1940 г. был рекомендован на пост члена верховного земельного суда. В представлении говорилось, что «национал-социалистические убеждения господина доктора Винтриха не вызывают никаких сомнений»2.
Еще более «колоритной» фигурой был министр внутренних дел ФРГ Роберт Лер, ведомство которого и подготовило ходатайство о запрете КПГ. В январе 1951 г. во время дебатов в бундестаге один из представителей фракции компартии обвинил Лера в том, что он помогал Гитлеру прийти к власти. Лер заявил в ответ, что готов сделать это еще раз3. Будучи в 1933 г. бургомистром Дюссельдорфа, Лер принял решение о расторжении городскими властями всех контрактов с магазинами и другими торговыми предприятиями, принадлежавшими евреям. Когда в ноябре 1950 г. правительство Аденауэра издало распоряжение об удалении с государственной службы членов компартии и других «подрывных» организаций (например, Общества германо-советской дружбы и Объединения лиц, преследовавшихся при нацизме), Лер так обосновал этот шаг: «Я надеюсь, что судебная практика постепенно будет равняться на выполнение того, чего мы действительно хотим… Кто ест наш хлеб и нам служит, должен быть нашим душой и телом. Кому это не подходит, пусть ищет других путей»4.
Того же «коричневого поля ягодой» был и глава делегации правительства ФРГ на процессе против КПГ статс-секретарь МВД Ганс фон Леке. Выступая в 1933 г. в рейхстаге во время дебатов о предоставлении правительству Гитлера чрезвычайных полномочий (что означало конец Веймарской республики), Леке говорил о готовности «действенно сотрудничать (с нацистами – Примеч. автора) в деле национального восстановления». Это «восстановление» началось с поджога гитлеровцами рейхстага, и пока Леке объяснялся НСДАП в любви, в тюрьмах и «диких» концлагерях СА и СС уже пытали несколько тысяч арестованных коммунистов и социал-демократов.