34.
В июне 1946 года Сталин, Тито и руководитель Болгарии коммунист Георгий Димитров договорились о самом тесном сотрудничестве между Болгарией и Югославией, однако союзный договор между двумя странами было решено заключить только после подписания мирного договора с Болгарией, участвовавшей в войне на стороне держав «Оси».
Несмотря на это, 14 ноября 1946 года орган КПЮ «Борба» обвинила болгарское правительство в «ущемлении национальных прав македонского народа», утверждая, что «такая установка… не имеет ничего общего с истинно демократическим решением национального вопроса, с правом всякого народа на самоопределение и национальное объединение», а также в том, что «руководство БКП пытается претендовать на руководящую роль на Балканах»35. В новых условиях продолжалась прикрытая коммунистической, интернационалистской и этнополитической славянской фразеологией традиционная борьба за господствующее положение в регионе и территориальные приращения. Сохранялось традиционное историческое соперничество между Белградом и Софией, и Москве вновь предстоял нелегкий выбор.
На встрече со Сталиным в апреле 1947 года Кардель заметил: «У нас были небольшие споры с болгарскими товарищами в связи с Македонией», а посол Югославии в СССР В. Попович добавил, что болгары «изъяли из конституции статью, касающуюся Македонии»36.
После подписания в 1947 году мирного договора с Болгарией было устранено важнейшее международно-правовое и политическое препятствие, и идея федерации вновь стала актуальна. Димитров, выдавая желаемое за действительное, заявил, что «в отношениях между новой Болгарией и новой Югославией… устранено все, что так или иначе могло быть использовано врагами наших народов»37.
Все это в конце концов привело к тому, что, когда отношения между Югославией и остальными странами «советского блока» стали ухудшаться, издававшаяся в Югославии газета «Нова Македония» напечатала в апреле 1948 года статью против «великоболгарского шовинизма». Посол Болгарии в Югославии П. Пеловски расценил ее появление как намерение югославской стороны «раздувать македонский вопрос, в то время как по существу решение македонского вопроса должно быть связано с разрешением общего вопроса о болгаро-югославской федерации»38.
В основе идеи Балканской федерации, как и идеи югославизма, лежала иллюзорная попытка разрешить этнотерриториальные противоречия, возникшие между двумя народами и государствами в процессе их национального самоопределения, путем создания одного государства на принципах как этнического родства, так и «пролетарского интернационализма». Невозможность подобного решения сразу же проявилась в спорах о характере планировавшейся федерации. Болгарская сторона видела ее федерацией двух государств, югославская – отводила Болгарии роль одной из семи федеральных единиц в общем государстве. Болгарская версия означала невольное признание этнического единства народов Югославии, а югославская – фактическое присоединение Болгарии к Югославии39. Но в любом своем варианте эта федерация не стала бы демократическим государством. Для этого не было ни внутренних, ни внешних условий.
Нарастали и встречные претензии с советской стороны, носившие как концептуально-политический, так и конкретно-экономический характер. Москва вовсе не испытывала энтузиазма от объединительных усилий Тито и Димитрова.
Уже 27 марта 1948 года Жданов заявил, что «в Югославии распространяются неправильные концепции. Говорят, например, что Югославия является настоящей революционно-социалистической страной и что путь, по которому идут страны новой демократии, является более верным и более надежным, чем тот путь, по которому пошел Советский Союз»40.
В справке для руководителя Отдела внешней политики ЦК ВКП(б) М.А. Суслова «Об антимарксистских установках руководителей компартии Югославии в вопросах внешней и внутренней политики» от 18 марта 1948 года отмечалось, что еще в июне 1947 года Тито сказал болгарским журналистам, что «Балканы наряду с Советским Союзом должны быть маяком, указывающим путь правильного разрешения национального и социального вопроса»41. Обосновывая подобный подход, а также хотя бы отчасти продолжая упомянутую выше линию Джиласа и Карделя, помощник министра иностранных дел Югославии Алеш Беблер на встрече с послом А.И. Лаврентьевым 21 апреля 1948 года говорил: «Югославия занимает особое географическое положение. Она поэтому имеет и свои особые задачи по внутриполитическому преобразованию и по вопросам внешней политики. Если бы Югославия была частью Советского Союза, то, несомненно, все эти особенности и специфические трудности, стоящие перед Югославией, отпали бы. Перед Югославией не стояла бы задача самостоятельно бороться с капитализмом»42. Российский исследователь Д.А. Волкогонов полагал, что «балканская федерация, которой поначалу бредил И.В. Сталин, должна была со временем слиться с СССР»43.
По мере нарастания советско-югославских противоречий именно претензии на региональное лидерство становились с советской стороны одним из главных обвинений. В сентябре 1947 года в Информационной записке «О современном экономическом и политическом положении Югославии», подготовленной в ЦК ВКП(б), говорилось: «Нельзя не отметить некоторых тенденций у руководителей компартии в переоценке своих достижений и стремления поставить югославскую компартию в положение своеобразной “руководящей” партии на Балканах. При решении вопросов, связанных с проведением внешней политики, некоторые деятели иногда проявляют национальную узость, не считаясь с интересами других стран и братских компартий»44. В упомянутой справке Суслову говорилось о «претензии на руководящую роль [Югославии] на Балканах и в придунайских странах»45.
В ряду внутрирегиональных противоречий после Второй Мировой войны свое место заняла и проблема включения Албании в союз Югославии и Болгарии. Более того, Тито в один из моментов согласился принять Албанию, но с Болгарией, полагал он, «ничего не выйдет». Однако Сталин сказал: «Это нужно сделать. На первых порах можно ограничиться пактом о дружбе и взаимной помощи, а по существу делать нужно больше»46.
Албания была одной из главных целей стратегии руководства новой Югославии. Идея И. Броза Тито состояла в том, чтобы «вырвать Албанию из-под советского влияния и подчинить Югославии»47. Именно Югославия 28 апреля 1945 года первой признала временное демократическое правительство Народной Республики Албании. 9 июня 1946 года две стороны подписали договор о дружбе и взаимопомощи. 23 июня – 2 июля 1946 года состоялся визит Энвера Ходжи в Югославию. Тогда Тито, как бы между прочим, и спросил мнение албанского руководителя о создании Балканской федерации. Судя по ответу, Ходжа не проявил энтузиазма: «Правильная идея, но над ней надо много работать». Но, видимо, уже зная позицию Сталина, открыто противиться «федерализации» он не мог. Джилас написал об этом, что «правительства согласились, что Албания должна присоединиться к Югославии, что решило бы вопрос албанского меньшинства в Югославии», то есть вопрос о Косово48.
В принципе инициаторы объединения Югославии и Албании попытались применить тот же подход к устранению межнационального конфликта, что и в сербско-хорватских (Югославия) и сербско-болгарских отношениях (Балканская федерация), – для ликвидации этнотерриториальных противоречий предполагалось объединить конфликтующие народы в одно государство. Более того, в известном смысле эта идея восходила к опыту СССР49. Так же как и в случае югославско-болгарского объединения, югославской столице отводилась роль «собирателя земель», а Югославии (и, возможно, Сербии) – господствующая роль в новом государстве. По крайней мере, именно так это могли воспринимать болгарские и, в особенности, албанские деятели. Собственно говоря, в Белграде этого и не скрывали. Как заявил в Тиране в ноябре 1947 года представитель ЦК КПЮ при ЦК КПА С. Златич: «По мнению югославского руководства, создаваемый шаг за шагом экономический союз наших стран, включая Болгарию, по существу является центром будущей балканской федерации, ядром которой является Югославия»50. По поручению Тито он высказал в столице Албании «удивление и беспокойство тем фактом, что, в то время как другие страны Балканского полуострова и Центральной Европы все теснее сплачиваются с Югославией, наши отношения с вами находятся в (неудовлетворительном) состоянии». Это было сказано после множества соглашений, заключенных между двумя странами, подобных которым Югославия не имела ни с одним государством51.
При этом выносились за скобки весьма непростые отношения между народами внутри самой Югославии и подразумевалось, что эти народы уже якобы стали одной нацией, по крайней мере по отношению к внешнему миру. Логика и аргументация Тито имела генетическое родство со сталинской логикой и аргументацией. В августе 1947 года он заявил, что Югославия проявляет интерес к Албании, исходя из интересов самого албанского народа, стремясь сохранить независимость Албании. Но Югославия была заинтересована в Албании как в важнейшем географическом и военно-стратегическом пункте52.
В первые годы помощь СССР Албании рассматривалась в Белграде не как проявление желания СССР оторвать Албанию от Югославии, а наоборот – как содействие сближению между двумя странами. Естественно, это не могло вызвать энтузиазма у национал-коммунистов в других странах Центральной и Юго-Восточной Европы, только что получивших власть в своих государствах. Если с главенством И.В. Сталина и СССР они еще могли и вынуждены были мириться, то претензии И. Броза Тито выглядели для них неприемлемыми.
Югославско-албанское объединение не раз обсуждалось и в Кремле. Ближайший соратник Тито Кардель в апреле 1947 года информировал Сталина: «У нас на территории Косово и Метохии и сегодня проживает больше албанцев, чем сербов. Мы думаем позднее, ког