Хмурые будни холодной войны. Ее солдаты, прорабы и невольные участники — страница 34 из 73

69. Сталин и Молотов подчеркнули, что Югославия и Болгария договорились о таможенном союзе, а таможенный союз и согласование промышленных планов есть не что иное, как создание одного государства70. Между официальными документами и воспоминаниями об этой встрече существуют значительные разночтения. Для нас в данном случае важно, что лозунгом федерации манипулировали все стороны, преследуя при этом как интересы своих группировок, так и национально-государственные интересы, основанные на традициях национальных движений и взаимоотношений между государствами в межвоенный период. Каждая сторона стремилась добиться наиболее выгодной для себя конфигурации границ и возможности определять свою собственную политику, сохраняя максимальную независимость от соседа и «брата».

Приговор Тито и всему югославскому руководству был вынесен. При этом, как писал Джилас, Сталин пытался предложить ему встать во главе КПЮ вместо Тито. Был вынесен приговор и идеям славянского братства и балканской федерации, которые были лишь средством для достижения определенных политических целей и оказались отвергнутыми за ненадобностью. В Москве, согласно воспоминаниям Н.С. Хрущева, начали получать донесения из Белграда, в которых содержались сведения о том, что югославы «поносили советских граждан, издевались над ними, считали недостаточно культурными, какими-то полудикарями, азиатами, а в это вкладывался определенный смысл: нам противопоставлялись югославы как европейцы, люди западной, более высокой культуры»71. Как тут не вспомнить слова российского посла в Белграде князя Г. Трубецкого, написанные им в начале XX века: «При всей ненависти к швабам… от швабов многие [сербы] позаимствовали полупрезрительное отношение к России как к “стране варваров”»72. А князь Трубецкой, в свою очередь, продолжил традицию русского разочарования в сербах, начатую князем В.П. Мещерским во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов: «Они (русские. – С.Р.) отправились с мыслию найти братьев, – писал князь, подводя итоги своей печальной поездки. – Они нашли народ, в котором образованная его часть считает себя выше русских и стыдится перед Европой братством с русскими, а низшая часть – народ, в главных проявлениях своего духовного мира, равнодушен к русским, потому что не дорос для понимания их»73.

В структуре советского сознания конца 1940-х – начала 1950-х годов, в системе мифов и предрассудков, как естественным образом унаследованных от прошлого, так и искусственно насаждавшихся «сверху» для управления политическими процессами и манипулирования «общественным мнением», происходят значительные изменения. После начала конфликта с Югославией по понятным причинам происходит отказ от идей как «славянского братства», так и от «самоопределения трудящихся». «Славянский компонент», впрочем, все же иногда подспудно продолжал использоваться для обоснования этно-исторической «легитимности» советской политики. На первый план, закамуфлированные под «пролетарский интернационализм», выходят идеи советского великодержавия во внешней и чисто русского национализма во внутренней политике. Именно тогда принесла плоды политика 1930-х годов, когда «базировавшийся на единовластии и аппаратно-бюрократическом патриотизме сталинизм, давая последний решительный бой интернациональному ленинизму, развернул “большую чистку” кадров. В итоге произошло практически полное обновление руководящего номенклатурного слоя, в котором вследствие кровавого вымывания многих представителей национальных меньшинств (в том числе и немалого количества евреев) возобладали молодые чиновники, главным образом славянского происхождения. На них, воспитанных в духе абсолютной преданности Сталину, тот и стал опираться в проведении нового внутриполитического курса»74.

Поэтому в Москве один из «выдвиженцев» этого периода Суслов с не меньшим, а даже с большим рвением, чем «славянский съезд» (когда Сталин планировал превратить «славянское братство» в одну из опор своей глобальной и региональной политики), стал готовить антиюгославские заседания Коминформа, основанные на «принципах пролетарского интернационализма» и игре на противоречиях между национально-коммунистическими режимами75.

Примечания

1Черчилль У Мускулы мира. Пер. с англ. М.: ЭКСМО, 2003. С. 482.

2 8 июня 1946 года центральный печатный орган КПЮ – газета «Борба» писала: «Наши народы знают, что без помощи СССР мы никогда бы не добились того, что у нас есть сейчас». Впоследствии официальная югославская пропаганда постоянно отрицала этот тезис.

3 А те, со своей стороны, также имели однотипные требования к югославянским народам и к югославскому государству.

4 Центрально-Восточная Европа во второй половине XX века. Т. 1. Становление «реального социализма» 1945–1965. М.: Наука, 2000. С. 251. Далее – Центрально-Восточная Европа. 1.

5 См.: Бисмарк О. Воспоминания. М. – Минск: ACT; Харвест, 2001. Т. II. С. 297.

6 Подробнее о структуре и элементах сознания И.В. Сталина, напр., см.: Вайскопф М. Писатель Сталин. М., 2001. С. 91, 123, 139, 152–155, 181, 244, и др. Илизаров Б. С. Тайная жизнь Сталина. М.: Вече, 2002.

7 Цит. по: Вайскопф М. Писатель Сталин. С. 253.

8 Анализируя конкретные причины советско-югославского государственного и партийного конфликта, составной частью которого был и конфликт Сталин – Тито, некоторые российские историки до сих пор хотя и декларируют объективное «несовпадение национально-государственных интересов», однако вольно или невольно ответственность возлагают на югославскую сторону (например, «требование Тито от Сталина присоединения Триеста или австрийских провинций, не считаясь с реальными возможностями СССР», а также представление югославов о СССР исключительно как о «доноре»). Они пытаются оправдать ситуацией холодной войны попытки СССР «компенсировать свои слабости в соревновании с США требованием большей дисциплины и самоограничения среди своих союзников. Югославов это задевало больше остальных». К этому они добавляют и «личные амбиции лидеров, особенно таких авторитарных, как Сталин и Тито», не забывая при этом упомянуть роль западных спецслужб, которые «вбрасывали яблоки раздора», используя «национал-коммунистические настроения югославов и известные им психологические особенности той и другой стороны». См.: Очерки истории российской внешней разведки. Т. 5. 1945–1965. М.: Международные отношения, 2003. С. 307. Далее – Очерки истории СВР. 5.

9Velebit V Secanja. Zagreb: Globus, 1983. S. 317.

10Ламсдорф В.H. Дневник 1891–1892. Μ.: Academia, 1934. С. 37.

11 См., наир.: Авторханов А. Загадка смерти Сталина. (Заговор Берия). Четвертое изд. Frankfurt/Main.: Посев, 1976. С. 80–95; Вапас I. With Stalin against Tito. Cominformist Splits in Yugoslav Communism. Ithaka and London, 1988; Вапас I. Sa Staljinom protiv Tita. Informbi-rovski rascjepi u jugoslavenskom komunistickom pokretu. Zagreb.: Globus, 1990.

12 В 1917 году сербский представитель при французском верховном командовании генерал Михайло Рашич не скрывал «сокровенной идеи (сербской. – С.Р.) политики». Она «должна была состоять в том, чтобы после заключения мира предпринять все, что возможно, чтобы болгар вернуть в хоровод югославян и принять их в наш союз с полной автономией в форме персональной унии или чего-то подобного». См.: Дипломатская преписка српске владе. С. 127–128. Как было показано выше, в 1933 году сходные мысли высказывал Св. Прибичевич. Кроме того, югославские политики, прежде всего сербского происхождения, преследовали конкретную цель – сделать невозможным новые действия Болгарии, направленные на изменение государственных границ в ущерб Сербии (Югославии), как это было во время двух мировых войн.

13Бакунин М.А. Государственность и анархия // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Цит. по: Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков. М.: Наука, 1994. Ч. I. С. 230.

14Костырченко Г.В. Тайная политика Сталина. М.: Международные отношения, 2003. С. 250. Также см. статьи российского исследователя Л.Я. Гибианского в кн.: Холодная война. 1945–1963. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. С. 105–186. Любопытно, что в донесениях из Софии в октябре 1942 года хорватские дипломаты писали о перемещениях в советском руководстве и возможном изменении политики СССР см.: Poslanstvo NDH u Sofii. Zagreb, 2003. V. 2. S. 70, 76.

15Авторханов А. Загадка смерти Сталина. С. 80–82. Факт «соперничества групп Маленкова – Берии и Жданова – Кузнецова», история которого еще ждет своих исследователей, подтверждает и П.А. Судоплатов. См.: Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950-е годы. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999. С. 503–506. Любопытно, что в «Очерках истории российской внешней разведки» ответственность за развернувшуюся после решения о создании в Белграде штаб-квартиры Информационного бюро коммунистических партий 28 сентября 1947 года критику, «приведшую в конце концов к межгосударственному кризису», возлагается на А.А. Жданова, М.А. Суслова и М.П. Юдина, а не на группу А. Щербакова – Г. Маленкова – Л. Берии. См.: Очерки истории СВР. 5. С. 311.

16Аникеев А.С. Противостояние СССР и США в Юго-Восточной Европе и советско-югославский конфликт 1948 года // Советская внешняя политика (1945–1985). Новое прочтение. М.: Наука, 1995. С. 115–153; Улунян Ар. А. Политическая история современной Греции. Конец XVIII в. – 90-е гг. XX в. (Курс лекций). М.: Институт всеобщей истории, 1998. С. 189–213; Улунян Ар. А. Балканы: Горячий мир холодной войны. 1945–1960. М.: Институт всеобщей истории, 2001. С. 13–104.

17 Восточная Европа в документах российских архивов. 1944–1953. Т. I: 1944–1948. М.; Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997. С. 119, 127. Далее – Восточная Европа. I.