Хмурые будни холодной войны. Ее солдаты, прорабы и невольные участники — страница 46 из 73

2. В тесной связи с данной оценкой рассматривались главой коммунистической Албании и действия советского партийно-государственного руководства, стремившегося усилить контроль над Варшавским пактом, добившись проведения в нём реформ, призванных обеспечить жёсткую координацию действий союзников Москвы в рамках блока. Особое внимание Тираны привлекли визиты командующего Объединенными силами ОВД маршала И. Якубовского в коммунистические страны и, в частности, в Румынию3. Желание главы румынского руководства Н. Чаушеску сохранять свободу манёвра на международной арене и не допустить расширения полномочий общего командования ОВД на вооруженные силы страны оценивалось Э. Ходжей положительно. Одновременно советская политика на «румынском направлении» рассматривалась им как стремление СССР добиться дислокации на её территории советских вооруженных сил с целью изменения внешнеполитического курса Бухареста. Более того, глава АПТ продолжал считать реальным план советского военного вмешательства в дела СРР.4 В военно-стратегическом отношении видение Э. Ходжей ситуации, складывавшейся к весне 1969 г. в отношениях СССР и коммунистических стран Балканского региона, заключалось в том, что, «замышляя захват

Румынии, советские ревизионисты не могут выдумать легенду, выдуманную для Чехословакии, то есть легенду об угрозе со стороны Федеративной Республики Германии и внутренней реакции. Первая «причина» отпадает потому, что у Румынии нет общих границ с ФРГ. Вторая «причина» также несостоятельна, ибо румыны свою измену прикрывают лучше чехословацких ревизионистов – Дубчека и Свободы. В качестве аргумента для захвата Румынии у советских остается титовская Югославия, которая, мол, угрожает, Румынии, однако у Югославии нет веса ФРГ, а Тито не только не проявляет «агрессивности» и «захватнических устремлений» в отношении Румынии, но, напротив, выступает её союзником в сопротивлении советским. Вот почему советские угрожают и шантажируют Тито, который мешает им возможно быстрее и без хлопот осуществить «румынский план». Советские ревизионисты хотят захватить Румынию, но не теми способами, которые они использовали при захвате Чехословакии. Они хотят, чтобы это было сделано по хотению румын, в «нормальных рамках» Варшавского Договора. Они уже захватили военно Болгарию, и это сделано благодаря измене клики Живкова. Это был бесшумный захват»5. В калькуляциях руководителя АПТ болгарское руководство использовало македонский вопрос для оказания давления на Белград не только в собственных, но и советских интересах6. Одной из возможных форм достижения поставленной цели, как считал Э. Ходжа, могло стать проведение совместных учений Варшавского пакта на румынской территории (против чего активно выступал Бухарест) для «легального прорыва» румынских границ» и принуждения Н. Чаушеску действовать скоординированно в рамках ОВД, используя вооруженные силы блока, размещённые в Румынии7. Проводившийся румынским партийно-государственным руководством внешнеполитический курс, а также его позиция по оборонным вопросам, включая особый характер взаимоотношений с коллегами по Варшавскому пакту, давали основания Тиране надеяться на ослабление советских позиций в Балканском регионе за счёт усиления самостоятельности Бухареста8.

Во второй половине марта 1969 г. албанское руководство достаточно серьезно рассматривало перспективу военного столкновения СССР и КНР, являвшейся единственным военно-политическим союзником НРА. Несмотря на отмеченные иностранными экспертами заявления албанской стороны о том, что коммунистический Китай – это не Чехословакия, сами аналитики обращали внимание на весьма примечательный факт: Тирана не прибегает к демонстративным акциям в поддержку КНР, включая заявления высших официальных лиц. Такая позиция объяснялась экспертами как стремление албанского партийно-государственного руководства оставить место для манёвра в ожидании более серьезных событий, чем инциденты на советско-китайской границе. Более того, основное внимание в официальных албанских публикациях уделялось политике Москвы на международной арене, в связи с чем отмечалось стремление СССР, во-первых, интернационализировать конфликт; во-вторых, «запугать „сателлитов“ накануне международной конференции с тем, чтобы их сильнее пристегнуть к своей „колеснице“, и, в-третьих, подготовить почву для встречи советского руководства с президентом США Р. Никсоном9.

Состоявшееся 17 марта 1969 г. в Будапеште совещание Политического Консультативного Комитета ОВД, утвердившего положения о Комитете министров обороны государств – членов Варшавского пакта, а также новую редакцию документа об Объединённых вооружённых силах и Объединённом командовании ОВД, оценивалось официальной Тираной как кризис этого блока. Во-первых, албанская сторона отметила попытки не акцентировать внимание в заключительном коммюнике на ситуации в Чехословакии и проявленную осторожность в формулировках с целью создать «впечатление у общественности о якобы наступившей нормализации в Чехословакии, в той форме, как того желали советские захватчики». Во-вторых, заявлялось о том, что все предпринимаемые Москвой политические и организационные меры (включая структуру Варшавского пакта), направленные на «большее завертывание гаек механизма контроля с целью дальнейшей консолидации диктаторского управления странами-сателлитами их хозяином [СССР – Ар. У.] в политическом и экономическом». Наконец, в-третьих, официальная Тирана оценивала ситуацию в ОВД как свидетельствующую о давней «деградации Варшавского пакта в инструмент политического шантажа военной агрессии в руках советской ревизионистской клики в интересах осуществления своей империалистической, шовинистической политики по превращению всех восточно-европейских стран-участниц в колонии советских ревизионистов» и как инструмент, позволяющий руководству СССР «торговаться с партнерами – американскими империалистами, за счёт свободы, независимости и безопасности народов мира»10. Итоговый документ заседания ПКК – так называемое Будапештское обращение, содержавшее призыв к европейским государствам провести общеевропейское совещание по безопасности, оценивался в военно-политическом отношении Тираной с учётом взглядов албанского партийно-государственного руководства на политику СССР и возглавляемого им Варшавского блока в целом. Так, в частности, в опубликованных албанской партийной печатью материалах, в которых анализировалось Будапештское заседание, подчеркивалось отсутствие в тексте Обращения классового подхода, и заявлялось о том, что не делалось «даже никаких заявлений о борьбе с империализмом, не упоминались Вьетнам и Ближний Восток, и даже угроза германского реваншизма, являющаяся любимой темой ревизионистской пропаганды, в этот раз представлена в достаточно мягком тоне». Особое значение албанской стороной придавалось возможности советско-американских договоренностей по вопросам безопасности в Европе, что оценивалось руководством АПТ как сговор двух сверхдержав, а Варшавский пакт выступал в этой ситуации как инструмент советского контроля над ситуацией в Восточной Европе11.

В данной связи факт обращения официальной Тираны к теме советско-китайских пограничных вооруженных инцидентов имел особое значение. Военный аспект проблемы, а именно так называемая интернационализация советско-китайского конфликта, рассматривались с точки зрения оборонной политики албанского коммунистического руководства достаточно серьезно и в контексте перспективы участия Варшавского блока в нём на стороне СССР. Как подтверждение подобного сценария развития ситуации оценивалось албанским руководством якобы сделанное министра иностранных дел Болгарии И. Башева заявление о возможности направления сил ОВД на Дальний Восток. Публикация 10 апреля 1969 г. этого материала в австрийской газете «Wiener Zeitung» вызвала жёсткую реакцию албанского руководства. В ней содержалась резкая критика позиции НРБ за её сервильность по отношению к СССР. После произошедшего София лишалась возможности хотя бы частично улучшить отношения с Тираной, что было важно для болгарского партийно-государственного руководства во главе с Т. Живковым, стремившемся усилить как политические, так и военно-стратегические позиции НРБ в Балканском регионе. Особую важность оценке албанских властей болгарской позиции придавал озвученный международной редакцией Радио Тирана тезис готовности режима Живкова направить болгарские войска в случае необходимости и по приказу Кремля в район Средиземноморья и, прежде всего, к побережью Эгейского моря. Последнее имело особое историческое значение и ставило под сомнение всю балканскую политику коммунистической Болгарии, так как именно эта часть была в период Второй Мировой войны оккупирована войсками царской Болгарии, стремившейся присоединить территорию Эгейской Македонии12. Опровержение, сделанное болгарской стороной спустя два дня после появления в австрийской печати сообщения о высказывания Башева, не изменило позиции Тираны. Со своей стороны китайское партийно-государственное руководство поддерживало идею тесного военно-политического союза с Тираной, несмотря на явно преувеличенные возможности подобного рода альянса. По линии военного ведомства КНР и от имени маршала Лиин Бяо, направившего 9 июля 1969 г. в адрес министра обороны НРА генерал-полковника Б. Баллуку по случаю 26 годовщины создания АПТ приветствие, в котором заявлялось о том, что «зловещая антикоммунистическая, антинародная и контрреволюционная Московская встреча [имелось в виду международное совещание коммунистических и рабочих партий в июне 1969 г. – Ар. У.]» была направлена против Китая и Албании13.

В то же время, весной 1969 г. руководство НРА постаралось усилить собственные позиции на Балканах за счёт расширения отношений с занимавшей особую позицию в НАТО Турцией. Это нашло своё выражение в визите 5-12 мая в эту страну официальной албанской делегации высокого уровня, ранее демонстрировавшегося лишь в албано-советских, а затем в албано-китайских отношениях, что было отмечено и зарубежными аналитиками. В официальных сообщениях о визите заявлялось о стремлении усилить меры доверия в регионе, что имело прямое отношение к военно-стратегической ситуации на полуострове. Курс на укрепление балканской политики был продолжен и в отношениях с соседней Грецией, которая всё ещё не имела мирного договора с Албанией, когда в октябре 1969 г. представитель Афин в ООН обратился к своему албанскому коллеге X. Будо с предложением развивать торговый обмен между двумя государствами. Однако при этом Тирана настаивала на прекращение «состояния войны», которое продолжало сохраняться уже на протяжении четверти века. Заключение албано-греческого торгового соглашения в начале 1970 г. рассматривалось Тираной как первый шаг по нормализации взаимоотношений с южной соседкой Албании – членом НАТО