Голлум жил на скользком каменном островке посреди озера. Оттуда он сейчас и следил за Бильбо большими поблескивающими глазами, как двумя телескопами. Бильбо не мог видеть Голлума, но Голлум прекрасно видел Бильбо и немало дивился, гадая, кто перед ним, поскольку сразу понял, что это не гоблин.
Голлум прыгнул в лодку и быстро поплыл к берегу. Бильбо еще сидел у воды в полной растерянности, не зная, куда же ему дальше идти и что теперь делать, как вдруг Голлум совсем рядом с ним зашипел:
– Ссспассси-побрызззгай, моя прелесссть! Вкуссснятина, кажетссся! Сссочный кусссочек, во всссяком ссслучае, голлум! – И он издал страшный булькающий звук, словно у него в горле что-то бурлило и клокотало: «Голлум!» Из-за этого он получил свое прозвище, хотя сам себя называл «моя прелесть».
У хоббита едва сердце не выпрыгнуло из груди, когда он прямо над ухом услыхал шипение и внезапно увидел уставившиеся на него из темноты светящиеся глаза.
– Ты кто? – спросил он, выставив перед собой кинжал.
– А это кто, интересссно зззнать, моя прелесссть? – прошипел Голлум (который по привычке разговаривал сам с собой, потому что больше на озере говорить было не с кем). Он затем и явился со своего островка – выяснить, кто такой Бильбо. Его разбирало любопытство, а есть он пока не слишком хотел, иначе бы он сперва схватил хоббита и лишь потом зашипел.
– Я мистер Бильбо Бэггинс. Я потерял гномов, потерял мага, не знаю, где я, и знать не хочу, мне бы только выбраться отсюда!
– А это что, интересссно зззнать, у него в руках? – спросил Голлум, глядя на меч, который ему явно не нравился.
– Меч! Клинок, откованный в Гондолине!
– Ссс! – просвистел Голлум и сразу сделался очень вежливым. – Может, ты посссидишшшь ззздесссь, побессседуешшшь с ним немножко, моя прелесссть? Он хочет сссыграть в зззагадки, может, он хочет сссыграть, а? – Голлум решил, что лучше прикинуться дружелюбным – по крайней мере, пока он не разузнает побольше о мече и о хоббите и не выяснит, правда ли, что с Бильбо никого нет, насколько он вкусен и насколько он сам, Голлум, сейчас голоден. Загадки – ничего другого просто не пришло ему в голову. Загадывать загадки да порой отгадывать их – единственная игра, в которую он когда-то играл в норах своих веселых сородичей: давным-давно, еще до того, как он потерял всех друзей, до того, как его прогнали и он, совсем один, залез в горы и забрался глубоко-глубоко, в самое темное подземелье.
– Хорошо, – согласился Бильбо, который решил, что лучше прикинуться сговорчивым и покладистым – по крайней мере, пока он не разузнает побольше об этом создании и не выяснит, правда ли, что с Голлумом никого нет, насколько он хищный, насколько голодный и не дружит ли с гоблинами. – Спрашивай первым, – предложил он, поскольку еще не успел придумать ни одной загадки.
И Голлум прошипел:
Выше леса, дома выше,
Выше флюгера на крыше,
Вверх и вверх она идет,
Но нисколько не растет.
– Простая загадка! – ответил Бильбо. – По-моему, это гора.
– Проссстая? – зашипел Голлум. – А вот мы уссстроим сейчассс состязззание, моя прелесссть! Есссли прелесссть спросссит, а он не догадаетссся, то прелесссть его сссъессст! А есссли он спросссит, а мы не догадаемссся, то мы сссделаем, как ему хочетссся, да! Мы покажем, как выбратьссся отсссюда!
– Договорились, – промолвил Бильбо, не осмелившись возразить и лихорадочно перетряхивая свою память в поисках подходящей загадки, которая спасла бы его от зубов Голлума.
Тридцать белых скакунов
Между красных двух холмов
Поскачут в лад
Вперед-назад
И вновь замрут,
И вновь стоят.
Вот и все, что он сумел из себя выжать: страх, что его сейчас съедят, мешал сосредоточиться. Загадка была известная, не новая, и Голлум, разумеется, знал ответ не хуже нас с вами.
– Ссстарье! – просвистел он. – Зззубы! Зззубы, моя прелесссть! У нассс их шшшесссть!
И загадал вторую загадку:
Что без голоса кричит
И без крыл порхает?
Что без рта и губ ворчит,
Без зубов кусает?
– Минутку! – воскликнул Бильбо. Угроза попасть Голлуму на обед по-прежнему не давала ему думать. Но, к счастью, он уже слышал раньше нечто подобное и, поднатужившись, отгадал:
– Ветер, разумеется, ветер!
Хоббит был так доволен собой, что следующую загадку с ходу придумал сам. «Пусть эта маленькая подземная тварь поломает себе голову!» – решил он.
Первый глаз – над головой,
А внизу под ним другой.
Только разница в одном:
Колесом огромным
Верхний глаз – на голубом,
Нижний – на зеленом.
– Ссс, ссс, – прошипел Голлум. Он жил под землей так долго, что совершенно забыл о таких вещах. Бильбо уже начал надеяться, что негодное создание проиграло, но тут Голлум припомнил давние-давние-давние времена, когда он жил в норе с бабушкой на берегу реки. – Ссс, моя прелесссть, – засвистел он. – Подсссолнух, подсссолнух под сссолнцем!
Однако такие будничные загадки, которые загадывают наверху, на земле, его утомили. И вывели из себя – потому что напомнили ему о тех днях, когда он был не такой одинокий, подлый и гадкий. А главное – он сильно проголодался от всего этого. И потому сейчас он решил загадать что-нибудь пострашнее и не такое простое:
Не видать и не слыхать,
Не учуять, не обнять —
Между звезд, в глубинах гор,
В тишине укромных нор,
Раньше всех и позже всех,
Убивает жизнь и смех.
К несчастью для Голлума, Бильбо эту загадку знал, и, в любом случае, чтобы ответить, достаточно было посмотреть вокруг.
– Тьма! – выпалил он, не задумываясь, и в свой черед загадал:
Этот ларчик непростой:
Скрыт в нем шарик золотой,
Только как его достать?
Дверцы что-то не видать.
Он спросил просто так, чтобы выиграть время, пока не вспомнит что-нибудь похитрее. Бильбо думал, что загадка известна всем, хотя он поменял в ней отдельные слова. Но Голлуму она показалась крепким орешком. Он шипел, свистел, шептал что-то себе под нос – и никак не мог догадаться.
Бильбо начал терять терпение.
– Ну что, отгадал? – спросил он. – Ты так шипишь, будто думаешь, что это кипящий чайник. Но это не так!
– Ещщще не всссе, пусссть дассст нам сссообразззить, моя прелесссть, ссс, ссс!
Бильбо дал Голлуму еще некоторое время посоображать, а затем объявил:
– Все, говори отгадку!
И вдруг Голлум вспомнил, как когда-то, давным-давно, разорял птичьи гнезда, таскал яйца, а потом, сидя на берегу реки, учил бабушку высасывать их.
– Яйцсссо! – зашипел он. – Яйцсссо, это яйцсссо!
И тут же загадал:
Она не дышит – но живет,
Не хочет пить – но вечно пьет,
В броне – но не звенит она,
И как могила холодна.
Теперь Голлум, в свою очередь, считал загадку ужасно легкой, потому что ответ все время был у него на уме. Но он так переволновался из-за этой злосчастной загадки про яйцо, что сейчас просто не смог придумать ничего лучше. Однако бедному Бильбо, который старался, по мере возможности, не только не лазить в воду, но и вообще к ней не подходить, пришлось поломать голову. Вы-то, конечно, знаете правильный ответ, а если нет – наверняка догадаетесь, не моргнув глазом: но вы сидите у себя дома, в уютной комнате, и можете спокойно подумать, потому что никто не собирается вас съедать. Бильбо попробовал откашляться разок-другой – но это не помогло.
Вскоре Голлум начал шипеть от удовольствия, приговаривая себе под нос:
– Интересссно зззнать, вкусссный ли он, моя прелесссть? Сссочный ли? Может, даже хруссстящщщий? – Вытаращив глаза, он стал с любопытством приглядываться к Бильбо из темноты.
– Еще минутку! – дрожа, попросил хоббит. – Я-то дал тебе подумать как следует!
– Пусссть думает поссскорей, поссскорей! – зашипел Голлум и полез из лодки на берег, подбираясь поближе к Бильбо. Однако едва он ступил в воду тощей перепончатой лапой, как оттуда выпрыгнула испуганная рыбешка и шлепнулась Бильбо на ногу.
– Ой! – вскрикнул тот. – Какая холодная, скользкая! – И тут же догадался: – Рыба! – закричал он. – Рыба, рыба!
Голлум был страшно разочарован, но Бильбо поспешил загадать новую загадку, так что Голлуму пришлось возвращаться обратно в лодку и думать.
Без ног на одной ноге,
рядом две на трех,
четыре не в обиде.
Хоббит поторопился – и выбрал для своей загадки не самое подходящее время. Наверное, в другой раз Голлуму пришлось бы с ней повозиться, но сейчас, поскольку предыдущая загадка была про рыбу, «без ног» угадывалось легко, и остальное Голлум тоже сообразил: «Рыба на маленьком столике, человек на трехногом табурете сидит у стола, ест рыбу, объедки бросает кошке». Он так и ответил.
Затем Голлум решил, что пришло время придумать что-нибудь совсем заковыристое и ужасное. И вот что он загадал:
Всех в конце концов пожрет:
Птицу, зверя, завязь, плод.
Гнет железо, сталь крушит,
В порошок сотрет гранит.
Повергает в прах владык,
Низвергает горный пик.
Бедный Бильбо сидел в темноте и перебирал по именам всех великанов и чудовищ, о которых говорилось в сказках, понимая, что никому из них не под силу натворить столько бед. Он чувствовал, что загадка – вовсе не про чудовищ и он наверняка знает ответ, но в голову ничего не приходило. Бильбо перепугался, а это обычно мешает думать. Голлум снова вылез из лодки, спрыгнул в воду и зашлепал туда, где сидел хоббит. В ужасе Бильбо следил за тем, как горящие глаза Голлума приближаются к берегу. От страха язык прилип у него к гортани. Хоббит хотел крикнуть: «Дай еще время! Дай время!» – но единственное, что ему удалось выдавить из себя, был пронзительный писк: