В конце концов он-таки просунул голову сквозь листву и тут увидел пауков. Но это были обычные маленькие пауки, и охотились они на бабочек. Бильбо едва не ослеп от яркого света. Он слышал, как снизу ему что-то кричат гномы, но ответить не мог, мог только держаться и мигать. Солнце светило ослепительно, и прошло немало времени, прежде чем он смог это выдержать. А когда смог, увидел вокруг темно-зеленое море, по которому от ветерка бежала рябь; и повсюду сотни бабочек. Мне кажется, это были ивовые переливницы, бабочки, которые любят вершины дубов; их еще называют «пурпурными императрицами», но эти бабочки были совсем не пурпурные, а бархатисто-черные и без всяких узоров.
Бильбо долго смотрел на «черных императриц» и радовался ощущению ветерка в волосах и на лице. Но наконец крики гномов, которые буквально подпрыгивали внизу от нетерпения, напомнили ему о деле. Бесполезно. Как он ни всматривался во все стороны, конца деревьям не было. Сердце хоббита, которое подскочило от радости при свете солнца и ощущении ветерка, снова опустилось чуть ли не в пятки: ему не с чем возвращаться.
На самом деле, как я уже вам говорил, они были недалеко от края леса; но, к сожалению, дерево, на которое взобрался Бильбо, росло на дне небольшой долины, и поэтому деревья поднимались во все стороны, как по стенам гигантской чаши, и Бильбо не мог видеть, насколько далеко простирается лес. И поэтому спустился вниз, полный отчаяния. Добрался до земли, исцарапанный, вспотевший и несчастный, а когда спустился, долго ничего не мог различить в темноте. Отчет его сделал всех остальных такими же несчастными.
– Лес идет без конца во всех направлениях! Что нам делать? И какой смысл был посылать хоббита? – восклицали гномы, как будто это его вина. Их нисколько не заинтересовали бабочки, а когда он рассказал о прекрасном ветерке, они только рассердились: ведь они слишком тяжелы, чтобы взобраться наверх и почувствовать его.
Вечером они доели остатки пищи; проснувшись на следующее утро, первым делом заметили, что ужасно голодны, вторым делом – что идет дождь и тут и там тяжелые капли падают на лесную почву. Это напомнило путникам и о том, что их мучает жажда, но не помогло утолить ее: нельзя утолить жажду, стоя под гигантским дубом и ожидая, когда капля упадет на язык. Единственное утешение пришло от Бомбура.
Он неожиданно проснулся, сел и принялся чесать голову. Не мог понять, где он и почему так голоден: Бомбур забыл все, что произошло с ними с того майского утра. Последнее, что он помнил, был прием в доме хоббита, и им с большим трудом удалось заставить его поверить в многочисленные приключения, которые произошли с тех пор.
Услышав, что нечего поесть, Бомбур заплакал: он был очень слаб, и ноги с трудом его держали.
– Зачем только я проснулся? – восклицал он. – Мне снились такие замечательные сны. Снилось, что я иду по лесу, такому же, как этот, только с ветвей свисают лампады, и на земле горят костры; и в лесу пируют, пир длится вечно. Сидит король леса с короной из листьев, и пирующие весело поют, а что они едят и пьют, я и описать не смогу.
– И не старайся, – сказал Торин. – Вообще если ни о чем другом не можешь говорить, лучше помолчи. Мы и так расстроены. Если бы ты не проснулся, надо было оставить тебя видеть эти идиотские сны; тебя нелегко тащить после нескольких недель недоедания.
Ничего не оставалось, как затянуть пояса на пустых животах, взвалить почти пустые мешки и тюки и тащиться дальше, не надеясь добраться до конца леса раньше, чем придется умереть с голода. Так они и шли целый день, тащились медленно и устало, а Бомбур продолжал ныть, что ноги его не несут и он хочет лечь и уснуть.
– Нельзя! – говорили ему. – Пусть ноги твои поработают, мы достаточно тебя несли.
И вот Бомбур отказался идти дальше, он неожиданно упал.
– Идите, если должны, – сказал он. – А я полежу и посплю. Увижу еду хоть во сне, если не могу получить ее по-другому. Надеюсь, я никогда не проснусь.
В этот момент Балин, который немного ушел вперед, воскликнул:
– Что это? Мне кажется, я вижу огонь в лесу.
Все посмотрели, и действительно далеко в лесу увидели красноватый огонек; потом рядом вспыхнул другой, третий. Даже Бомбур встал, и все заторопились к огням, не думая, гоблины там или тролли. Свет был впереди и слева от тропы, и когда они наконец с ним поравнялись, стало очевидно, что под деревьями горят факелы и костры, но в стороне от тропы.
– Кажется, мои сны сбываются, – сказал, отдуваясь, отставший Бомбур. Он хотел бежать по лесу прямо к огням. Но остальные слишком хорошо помнили предупреждение Беорна и колдуна.
– Никакого толка от пира, если мы с него не вернемся живыми, – сказал Торин.
– Но без пира мы все равно долго живыми не будем, – ответил Бомбур, и Бильбо от всего сердца согласился с ним. Спорили долго, пока не договорились послать несколько шпионов, которые могли бы незаметно подобраться к огням и узнать больше. Но тут никак не могли договориться, кого посылать: никому не хотелось потеряться и рисковать никогда снова не увидеть друзей. В конце концов, несмотря на все предостережения, голод победил: Бомбур продолжал описывать прекрасные блюда, которые ел на лесном пиру во сне; и вот все вместе сошли с тропы и углубились в лес.
Ползли и пробирались долго и наконец выглянули из-за ствола и увидели поляну, на которой срубили деревья и выровняли землю. На поляне было много народу, похожего на эльфов; все были одеты в зеленое и коричневое и сидели на пнях и спиленных колодах большим кругом. В середине горел костер, а к оставшимся деревьям были прикреплены факелы. И самое замечательное: сидящие ели, пили и весело смеялись.
Запах жареного мяса действовал неотразимо: не сговариваясь, путники встали и направились к кольцу; хотели попросить немного еды. Но как только первый из них ступил на поляну, огни словно по волшебству исчезли. Кто-то пнул костер, поднялся столб искр и тоже исчез. Путники оказались в кромешной тьме и даже не могли отыскать друг друга – во всяком случае отыскали не сразу. Долго блуждали они лихорадочно во тьме, падали, спотыкаясь о бревна, натыкались на деревья, кричали и звали друг друга так, что должны были на мили вокруг разбудить лес, но наконец все же собрались и на ощупь пересчитали друг друга. К этому времени они, разумеется, забыли, в каком направлении находится тропа, и безнадежно заблудились – по крайней мере до утра.
Ничего не оставалось, как сесть на месте и пережидать ночь; они не смели даже поискать на земле остатки пищи, опасаясь снова разделиться. Но пролежали они недолго, и Бильбо только задремал, как Дори, которому выпала первая очередь сторожить, громким шепотом сказал:
– Там снова загорелись огни, и их теперь еще больше.
Все сразу вскочили. И верно – недалеко множество огней, совершенно отчетливо слышны голоса и смех. Путники медленно поползли туда, каждый касался спины ползущего впереди. Когда подобрались ближе, Торин сказал:
– Вперед на этот раз не бежать! Никто не выйдет из укрытия, пока я не скажу. Вначале пошлем поговорить с ними мистера Бэггинса. Его они не испугаются («А я их?» – подумал Бильбо) и, надесь, ничего плохого ему не сделают.
Добравшись до круга огней, они неожиданно толкнули Бильбо сзади. И, не успев надеть кольцо, он оказался на ярком свету костра и факелов. Никакого толка. Огни мгновенно погасли, стало совершенно темно.
Если и раньше было трудно собраться вместе, на этот раз стало гораздо хуже. А хоббита просто не смогли найти. Всякий раз как пересчитывали, получалось тринадцать. Гномы кричали, звали:
– Бильбо Бэггинс! Хоббит! Чтоб тебе провалиться! Эй, хоббит! Подавись ты! Где ты? – и все такое прочее, но ответа не было.
Они уже потеряли надежду, когда Дори чисто случайно наткнулся на него. Ему показалось, что он споткнулся о бревно, но это был крепко спавший хоббит. Пришлось сильно потрясти его, чтобы он проснулся, а проснувшись, он был очень недоволен.
– Мне снился такой хороший сон, – ворчал он. – Великолепный обед.
– Боже! Да он совсем как Бомбур! – ответили гномы. – Не говори нам о снах. Обед во сне не насытит, да и мы не можем его разделить.
– Лучшего в этом ужасном месте я все равно не получу, – бормотал Бильбо, ложась рядом с гномами и пытаясь вернуть утраченный сон.
Но огни в лесу еще не прекратились. Позже, когда ночь уже, должно быть, кончалась, Кили, очередь которого была дежурить, разбудил всех, говоря:
– Там недалеко настоящее сияние: должно быть, по волшебству сразу загорелись сотни факелов и множество костров. А послушайте только это пение и игру на арфах!
Немного полежав и послушав, они поняли, что не могут преодолеть искушение. Снова встали; на этот раз результат был катастрофическим. Пир, который они увидели, был великолепней прежних; во главе стола сидел лесной король с короной из листьев на золотых волосах, точно как описывал из своего сна Бомбур. Эльфы передавали чаши из рук в руки и над кострами, некоторые играли на арфах, и многие пели. В их блестящие волосы были вплетены цветы; зеленые и белые каменья сверкали на их воротниках и поясах; и лица их и песни были полны радости. Громко, чисто и прекрасно звучали песни, и Торин сделал шаг в середину круга.
Мертвая тишина воцарилась на середине слова. Погасли все огни. Над кострами поднялись столбы дыма. Пепел и угли засыпали гномам глаза, и лес заполнился их криками и шумом.
Бильбо обнаружил, что бегает кругами (так ему показалось) и зовет, зовет:
– Дори, Нори, Ори, Ойн, Глойн, Фили, Кили, Бомбур, Бифур, Бофур, Двалин, Балин, Торин Оукеншилд!
Вокруг невидимые гномы делали то же самое, иногда добавляя «Бильбо». Но крики остальных постепенно становились все слабее, потом хоббиту показалось, что их сменили призывы на помощь, и наконец он остался в полном одиночестве посреди тишины и темноты.
Это был один из самых плохих моментов в его жизни. Но вскоре он понял, что бесполезно пытаться что-то предпринять до утра; он только устанет, и нечего ждать, что можно будет подкрепиться завтраком. Поэтому Бильбо сел, прижавшись спиной к стволу, и не в последний раз вспомнил о своей далекой норе с ее полными кладовыми. Хоббит глубоко погрузился в мечты о беконе, яйцах, тостах и масле, когда что-то его коснулось. Что-то похожее на крепкую липкую веревку легло на левую руку, а когда он попытался пошевелиться, то обнаружил, что ноги его тоже увязли в этом самом веществе, так что, пытаясь встать, он упал.