— А что думала о вашей договоренности Каролин?
Луиза Эймс бросила окурок в камин. Она стояла ко мне спиной.
— Каролин симпатизировала отцу. Не думаю, что она любила меня, — тут она повернулась, посмотрела мне в глаза. — Отец обожал ее. Полагаю, мы ревновали ее друг к другу, — она в первый раз улыбнулась. Горестно, печально. — Люди сами себе портят жизнь, не так ли, мистер Лукас?
— Некоторые из нас только этим и занимаются. А потом он произнес ту речь?
Она кивнула.
— Да, ту речь. Речь, за которую он вроде бы взял пятьдесят тысяч долларов. Из них две тысячи обнаружились на его банковском счету, пошли разговоры о сенатском расследовании и он подал в отставку, — Луиза Эймс помолчала. — Она заставила его это сделать. Конни Майзель.
— Почему?
— Это была ее работа.
— Вы хотите сказать, что она выполняла задание «Баггер организейшн»?
— Так называется фирма, где она служила. Но, возможно, у нее был и другой работодатель.
— Кто?
— В Индиане найдется не меньше дюжины людей, желающих стать сенатором Соединенных Штатов.
— И кто-то из них мог подставить его?
Она дернула плечом.
— Могу я иметь свои версии случившегося.
— Вы не берете в расчет другие.
— А мои вам не нравятся?
— Я думаю, они далеки от истины. Вы говорите ваш муж умен… интеллигентен. И, тем не менее, произносит речь, которая губит его карьеру. Ни один политический противник не заманил бы его в такую ловушку, даже если б ума у него было в половину меньше. Поначалу я думал, что причина — секс. А может, и любовь. Я видел Конни Майзель. Она может заставить практически каждого мужчину выйти из дома и никогда туда не возвращаться. Меня бы она заставила, будь у нее такое желание. Но я ей не нужен, потому что я — мелкая сошка. Из вашего рассказа следует, что ваш муж — не из таких. Для него секс — фартук в кружавчиках, женское воркование и пакет воздушной кукурузы перед телевизором. Вы говорите, что связано все это с его матерью, но я в этом не уверен. Может, он искал нечто такое, что не могли ему купить даже восемнадцать миллионов долларов. К примеру, счастливую семейную жизнь. И если для этого ему не хватало фартучка или двух, может, вам следовало надевать его перед тем, как ложиться в постель. Тогда он и теперь оставался бы сенатором и кандидатом в президенты. Но нынче все порушено, его же руками. Вот я и стараюсь докопаться до истинной причины, но пока ничего не нахожу.
— А вы становитесь очень симпатичным, когда так говорите. С такими грозными глазами.
— О, Господи, — я встал.
Она шагнула ко мне. Встала вплотную, гораздо ближе, чем требовали приличия. Левой рукой, в которой не было стакана, разгладила мне лацкан пиджака.
— Эта сучка Майзель, — проворковала Луиза Эймс. — Она его заставила.
— Так говорит Дэйн?
— Артур Дэйн обходится мне недешево. Знаете его ставки?
— Я слышал, пятьсот долларов в день.
— Так что полученная мною информация о ней стоит больших денег.
— И вы не намерены поделиться ею со мной.
— Я могу, — ее пальчики уже играли моими волосами. — Могу, когда мы лучше узнаем друг друга.
Я не такой уж красавчик. Рост у меня шесть футов три дюйма, вес — сто шестьдесят один фунт. Я не могу позволить себе потолстеть, потому что все лишнее собирается у меня в животе. Сара как-то сказала мне, что я похож на недружелюбного спаниеля. Умного, недружелюбного спаниеля, добавила она. Так что женщины не бросаются на меня, не присылают маленькие сувениры от «Камальер и Бакли»,[6] не ждут меня в темных барах. Иной раз бывали исключения. Одинокая жена, которая могла знать, а могла и не знать что-либо о манипуляциях ее мужа с государственными фондами, распахивала халатик и не считала нужным застегнуть пуговички. Ее муж особо не возражал, ибо к тому времени обретался где-нибудь в Буэнос-Айресе. Так что намерения Луизы Эймс не составляли для меня тайны и мне предстояло решить, нужна ли мне еще одна чья-то жена с восемнадцатью миллионами долларов за душей. Я даже задумался, а стоит ли мне или нет вызнать все, что ей известно. И пришел к выводу, что не стоит. Я до сих пор не уверен, как бы все повернулось, приди я к противоположному выводу. Возможно, пара людей остались бы в живых. Но, опять же, это всего лишь предположение.
Мне, однако, не пришлось отталкивать ее от себя.
Грязную работу выполнили другие.
— Вам нужно что-нибудь еще, миссис Эймс?
Джонас Джонс стоял у двери, ведущей, как я полагал, в буфетную. Я смотрел на него через ее плечо. Лицо побледнело, но тон оставался вежливым.
Она не отпрыгнула, не вздрогнула. Рука ее медленно скользнула по моей груди. Потом она обернулась.
— Мистер Лукас как раз уходит, Джонас. Пожалуйста, проводите его.
— Хорошо, миссис Эймс.
Он пересек гостиную и остановился у другой двери, что вела в холл.
— Нам надо бы побеседовать вновь, — она уже смотрела на меня. — В самое ближайшее время.
— Конечно, — кивнул я. — Обязательно побеседуем.
— Вам это сбережет массу времени. Да и мне будет интересно.
— Несомненно.
— Я вам позвоню.
— Обязательно позвоните, — с тем я и направился к двери, которую уже открыл Джонас Джонс.
Он последовал за мной, обогнал слева, чтобы открыть старинную резную входную дверь.
Я остановился, повернулся к нему.
— Вам нравится ваша работа?
— Лучше, чем Майами-Бич, приятель, — ответил он. — Нет такой конкуренции.
— Вы хотите сохранить ее?
Он кивнул.
— Конечно.
— Тогда уделяйте больше внимания домашнему заданию.
Глава 16
В Международном аэропорту Лос-Анджелеса я арендовал зеленую «шевроле-импалу» в агентстве Хертца и снял номер в мотеле на Западной авеню, неподалеку от Уилшира. Повесил пиджак на вешалку, плеснул в стакан виски из бутылки, что привез из Вашингтона, добавил воды, снял трубку и позвонил Френку Сайзу.
В Вашингтоне был час дня и Френк Сайз собирался на ленч.
— Я в мотеле «Гэмини», — сообщил я.
Он спросил мой номер, а после того, как я продиктовал его, добавил:
— Я перетряхнул этот город снизу доверху, но ничего особого не нашел. Он бывал там часто, но в этом ничуть не отличался от остальных. В первый раз в двадцать девятом году, еще маленьким. В тот же год он посетил Большой Каньон, Йеллоустоун-Парк, Йосемайт, Сан-Франциско и озеро Флетхэд. Это в Монтане.
— Ничего себе путешествие.
— Они ехали на машине. «Эссекс супер шесть» выпуска одна тысяча двадцать восьмого года, если вас это интересует.
— Всей семьей?
— Да. Отец, мать и сестра, младше его на два года. Она умерла в тридцать пятом от полиомиелита.
— За это не зацепишься, — подтвердил я. — Когда еще он побывал здесь?
— Не меньше двух или трех десятков раз. О Боже, все ездят в Калифорнию. Я практически ничего не узнал о его поездках до того, как его избрали сенатором, а уж потом он летал туда пятнадцать раз. Примерно три раза в год.
— В Лос-Анджелес?
— Не только. Иногда в Лос-Анджелес. Иногда в Сан-Франциско. Пару раз в Сакраменто. Однажды в Сан-Диего. У него приятель в Ла-Джолле. Пару раз он останавливался там.
— Приятель или подруга?
— Сосед по комнате в студенческом общежитии.
— Это уже кое-что. Как его зовут?
— Джон Сведсон, но вам он ничем не поможет. Он умер четыре года тому назад. Эймс летал на похороны.
— Ясно. Вернемся к тому времени, когда он еще не был сенатором.
— Утром Мэйбл связалась с его матерью по телефону. Она живет в Индианаполисе. От нее мы узнали о «эссексе супер шесть». Старушка говорила почти час, и все о той автомобильной поездке. Она не помнит, чтобы он специально ездил в Калифорнию, кроме как во время войны. Его корабль базировался в Сан-Франциско.
— Он был летчиком, так?
— Военно-морским летчиком. Летал много. Вернулся с войны капитаном.
— Когда?
— Согласно данным Пентагона, его демобилизовали четырнадцатого августа сорок пятого года.
— В день капитуляции Японии, не так ли?
— Совершенно верно.
— Где его демобилизовали?
— Его мать говорит, что произошло это в Лос-Анджелесе, и он два дня не мог добраться до дому, потому что самолеты были переполнены. А она уже испекла пирог, который пришлось выкинуть.
— Раз он служил на флоте, его демобилизовали в Кэмп-Пендлтон. Это рядом с Лос-Анджелесом. Нашли что-нибудь еще?
— Мы потратили все утро, чтобы добыть эти сведения.
— Накопали вы немного.
— Больше ничего нет.
— Что ж, надеюсь, остальное я найду здесь.
— Где именно?
— Еще не знаю.
— Этого-то я и боялся, — и Сайз положил трубку.
Конструкторская фирма «Коллинсон и Кирни» занимала второй этаж трехэтажного здания на бульваре Беверли. Я поднялся по лестнице, прошел по коридору и, поскольку звонка не было, просто открыл дверь и переступил порог. За простым металлическим столом, выкрашенным в серый цвет, сидела женщина. Решала кроссворд в «Таймс». Всю обстановку составляли несколько неудобных кресел, какие встречаются в приемных дантиста да вытертый ковер на полу. Стены украшали фотографии различных мостов, которых я раньше никогда не видел.
Женщина, похоже, уже разменяла седьмой десяток.
Оранжевые крашеные волосы топорщились в разные стороны, на бледном лице выделялись оранжевый рот и два оранжевых пятна на щеках. Посмотрела она на меня сквозь очки, форма которых считалась последним писком моды пятнадцать или двадцать лет тому назад.
— Если вы что-то продаете, то лишь потеряете здесь время, — тон, ледяной, как ветер в Арктике. — Мистер Кирни приходит только по вторникам и четвергам.
— А если я хочу построить мост в пятницу? — спросил я. — Шутить изволите?
— Дела идут так себе?
Она вернулась к кроссворду.
— Какие уж тут дела.
— Может, они пошли бы в гору, если бы мистер Коллинсон и мистер Кирни почаще захаживали на работу.