[275] и сделать обратное Вашему открытию: т. е. представить дело так, будто Бальмонт (конечно!) в эмиграции, вдалеке от животворного марксизма, захирел и завял, и отвести чуть ли не половину книжки для переводов (да и то далеко не для лучших — к чему, напр<имер>, надо было помещать явно неудачное «Слово о полку» вместо интереснейших переложений из Словацкого, полных талантливейшей отсебятины?). Но ведь он мог сделать иначе — иначе ведь даже этот жалкий сборник бы не вышел. А в нем все-таки имеется немало и хороших стихотворений, даже из эмигрантского периода.
Но, конечно, Ваш выбор наверное лучше — Вы и свободны, и это… Вы — по моему скромному мнению, наилучший из русских критиков после Д.П. Мирского. А вкус у Вас лучше, даже, м. б., чем у него.
Так что все-таки надеюсь иметь радость ознакомиться с Вашим выбором, хоть в машинописи или в фотокопии, если нельзя иначе.
Что делаю я? Увы — с французами нельзя иначе: по их представлению преподаватель в университете прежде всего чиновник, обязанный исполнять кучу всевозможных административных обязанностей, пожирающих уйму времени и сил.
К тому же, будучи рождены в России (т. е. не во Франции), мы все подвергаемся постоянному артиллерийскому обстрелу, идущему из все той же администрации, — словом, работать спокойно, делать свое дело — невозможно. Приходится использовать случайные досуги между двумя очередными административными каверзами. Поэтому я и мечтал одно время перейти в США или хоть на край света, чтобы, наконец, засесть как следует за работу. Но теперь, увы, поздно. У меня сильно продвинутая рукопись (на фр<анцузском> языке) по истории русской поэзии начиная с Владимира Соловьева. По мнению некоторых компетентных читателей, знакомых с моей рукописью, выходит довольно интересно, но дело подвигается черепашьим шагом: теперь они взялись за пересмотр всего тутошнего преподавания русского языка, истории и культуры, по указанию с Востока — и нам приходится все время бороться за удержание… академической свободы, якобы все равно сущей. Но они бы хотели, чтобы Маяковский был объявлен величайшим русским поэтом после Пушкина, а о Мандельштаме можете и промолчать, если не желаете о нем говорить.
Но я сдамся последним. Без бою не отдам возможность увлекать молодых людей русской поэзией и мыслью нашего века, что мне иногда удается. Ради этого я готов пожертвовать многим.
Все-таки надеюсь мою историю русск<ой> поэзии дописать, и не только начиная с Владимира Соловьева, а с инока Германа и с Шаховского начала XVII века.
Очень был рад почитать и что-либо Ваше, не только антологии. Особенно если по-русски. Вашей английской работы о Г. Иванове не знаю, а рад бы узнать[276]. Стоит ли над имажинизмом работать?[277] Кажись, они были халтурщиками. Сердечный привет Лидии Ивановне от жены и от меня.
Искренне Вам преданный Э. Райс
52
Париж 29 мая 1978 г.
Дорогой Владимир Федорович.
Давно уже мы с Вами не переписывались, и я знаю, что вина — моя. Но за это время многое переменилось — и я вышел на пенсию, да еще попал в больницу, из которой не знаю, когда выйду и — живьем или не живьем. Но это другое дело. Остался я прежним, т. е. нет у меня другой жизни, чем русская литература — последнее, что я видел на свободе — это третий том Кузмина, который Вы выпускаете вместе с Малмстадом[278]. И Ваша статья там[279], и даже его — весьма содержательны, и я из них узнал немало для меня неизвестного. Но тут-то и произошла остановка и я (временно ли?) потерял возможность и преподавать (последнее, что мне удалось сделать, это рассказать студентам о Вашем третьем томе, с обещанием продолжать, которое я уже не в состоянии был сдержать). Но пока человек жив, он должен продолжать быть собою, а сроки ведь нам все равно неведомы. Так вот, в связи с этим имею к Вам большую просьбу: выслать мне, если он уже вышел, второй том Вашего издания, мне в большинстве случаев совсем не ведомый (большинство текстов первого тома я знаю по предыдущим изданиям). Был бы Вам очень благодарен, если бы это оказалось возможным. Работать (писать, преподавать и т. д.) пока не могу, а будущее знать невозможно. Но пока я жив, хотелось бы быть в курсе дела, а зрелый Кузмин мне не известен, а достать его тут я сейчас никак не могу. Тем более был бы Вам благодарен, если бы Вы смогли уделить мне один экземпляр — пусть поношенный, пусть с изъянами — не важно. Лишь бы текст был полностью. Как Вы поживаете, уверен что Вы готовите что-нибудь интересное, до появления которого я уже, м. б., не доживу. Но и этого знать нельзя. Судьба — штука особенная и капризная, а пути Божии — неисповедимы.
Сердечный привет и наилучшие пожелания Лидии Ивановне и Вам самому.
Ваш Э. Райс
На всякий случай напоминаю Вам мой адрес: Е. RAIS 3 rue des Ecoles 75005 Paris.
Так или иначе — попробуйте написать — если будут силы (их часто не бывает) — отвечу.
53
Париж 14-VII-78
Дорогой Владимир Федорович.
Получил Ваше как нельзя более любезное письмо. Физическое мое состояние — не важно, — почки не работают. Это не смертельно. Бывает, что так можно протянуть несколько лет, даже добрый десяток и больше — но это, конечно, редкие клинические случаи. Вообще же можно рассчитывать на год-два. Если только человеческие расчеты тут уместны. Получил Вашу «Защиту разноударной рифмы»[280]. Благодарю. Если сил хватит — прочту и напишу Вам. Что же касается Кузмина (для стихов делаю исключение — за ними первая очередь), то из второго тома (Вашего) имею только «Нездешние вечера» и «Форель пробивает лед». Все остальное знаю только понаслышке, и если у Финка такие сумасшедшие условия, то весьма был бы Вам благодарен хотя бы за фотокопии остального. Ведь там, наверное, зрелый, самый лучший Кузмин. Там ведь — самое главное. Из Вашего первого тома я никогда не видел только «Осенние озера» — второй его сборник — след<овательно>, намного менее существенный, чем никогда не увиденный материал 2-го тома. Третий том я тут достал, с пространными статьями, Вашей и Малмстада, очень полезными для преподавания — я их уже пустил в ход. Но текстов из второго тома они, конечно, заменить не могут, и я Вас за них (хоть в фотокопии) заранее сердечно благодарю. Больше писать трудно. А было бы о чем. Если бы, паче чаяния, стало лучше (врачи дают мало надежды), то Вы, разумеется, на первой очереди. А пока — будьте здоровы и действуйте. Все, что Вы делаете — очень важно, хорошо и полезно. Сердечный привет Лидии Ивановне.
Искренне Ваш Э. Райс
Если Вам надо — верну фотокопии после использования — сам их тут сфотокопирую. Были бы только силы. Но падать духом — нельзя.