ленный период у меня так и вовсе только два друга было. И ничего.
Летать я не боюсь только, только вот суета эта предполетная… не люблю её. Столько людей на взводе, кто бы мог подумать, что местом сбора многих людей, боящихся летать, станет именно самолет.
Занимаю место у окна и смотрю на мирно плывущие перламутровые облака. Такие торжественные, словно из сказки. Ещё немного и мы в неё попадем.
Рядом с рукой чувствую движение, нехотя оборачиваюсь. Рядом усаживается парень.
- Простите, если я вас задел, - да уж, не только на вид очень культурный.
- Не задели, - говорю и тут же отворачиваюсь к окну.
Взлетная легкая тряска привычна. Будучи пристегнутой даже не страшно. Возможно, действуют успокоительные, которые пью последний месяц. Они подавляют во мне странное чувство неправильности происходящего.
В какой – то момент чувствуется толчок, по салону проходит вибрация, кто – то начинает верещать во всё горло. Открываю глаза, в правом ухе играет премилая песня. Первым в глаза бросается один из двигателей. Вернее его остатки. Крайняя часть, видимо, отлетела. Середина болтается, так сказать, на соплях.
Та часть, что отвалилась на земле никого не убьет? Это самое важное сейчас, Саяр, определенно.
Кто – то встает со своих мест, чтобы снять на видео произошедшее. Бедные борт проводницы стараются усадить их по местам. Безуспешно.
Кто – то молится, беззвучно, только движения губ характерны.
А кто – то плачет и воет. Честное слово, наихудший из вариантов. Градус накала растет.
Обращаю, что парень рядом сгибается, упирается лбом в кресло, которое находится перед ним.
- Вам плохо? Позвать персонал?
- Нет, не нежно, - поворачивает голову и смотрит в упор, - Мне не плохо, мне страшно. Эмоции соответствуют ситуации, - кивает на иллюминатор.
Не знаю, как так выходит, но отчаянье в его голосе меня отрезвляет. Седативное действие препаратов прекращается. Страшно не становится, осознание какое – то появляется. Неужели я такая бесчувственная? Быть такого не может. Я ведь тоже люблю. Папу, Диму, мелкого очень. И Данияра.
Прикрываю глаза и вспоминаю свое детство. Нет, это не жизнь перед глазами летит. Это я перебираю самые приятные из воспоминаний. Бесспорно, лучшее время было, когда мама жива была. Атмосферу любви и заботы можно руками было потрогать. Мне за день раз двести говорили, как меня любят. Два человека, двести раз, это не мало?
После смерти мамы любви меньше не стало, она слегка видоизменилась, на половину. Первые годы я себя ругала за моменты бескрайней радости, её нет, а мне хорошо. Так ведь не правильно. Детский мозг так воспринимал. Когда папа узнал… очень расстроился, но к психологу меня не повел. Тогда уже это было модно.
Мы полетели с ним в отпуск вдвоем. На родину мамы в Якутию. Ему двух недель хватило на то, чтоб мне всё объяснить. С тех пор схожих чувств не возникало. А вот сейчас появилось. Папа не переживёт, если ещё и меня потеряет. Нет, точно нет. Поэтому пока поживем.
Прокручиваю в памяти наш последний совместный отпуск в Альпах. Хочу повторить, однозначно. Можно будет сделать снежного ангела, тогда постеснялась, большая ведь тетя. Сейчас понимаю, что зря.
- Девушка, можно вас за руку взять? – всё тот же парень.
Киваю.
- Берите, если хотите, - он тут же хватает. Ладонь слегка влажная, на ощупь приятная. Сжимает так крепко, я шумно выдыхаю.
Он понимает и хватку тут же ослабевает.
- Простите.
Снова киваю. Пытаюсь вернуть перед глазами картинку заснежены гор.
- Вы тут самая спокойная. Я всех обсмотрел, только вы улыбаетесь.
- В жизни я это не часто делаю. Сейчас подходящий момент, - говорю тихо, голос звенит.
- Вас видимо любят, - произносит слегка наклоняясь.
Не сразу улавливаю смысловую нагрузку.
- Вы сейчас выглядите счастливой. Даже сейчас. Я думаю, что у вас есть люди, которые вас любят.
- Мне хотелось бы на это надеяться. У вас таких людей нет?
Качает головой отрицательно, задумчиво глядя куда – то.
- Значит вам повезло меня повстречать, - сжимаю его ладонь крепче. Непроизвольно начинаю его поглаживать большим пальцем, - У нас четыре двигателя, было при взлете. Если это единственная наша потеря, то сядем отлично.
Впервые он улыбается.
- Вы лучший психолог из всех мне известных.
- Это всё потому, что я юрист, - свободной рукой делаю беспечный взгляд рукой.
С виду мы выглядим странно, готова поклясться. Крепко держимся за руки. Так проходит весь остаток пути. К счастью, аэропорт места назначения – ближайший, для нас.
Отвлекаю его болтовней, сквозь окружающий шум ровно до тех пор, пока мы оба не слышим:
- Пассажиры приглашаются к выходу, - голос бортпроводницы ровный, спокойный. Час назад она таковой явно не выглядела.
Уже на выходе парень наклоняется и произносит:
- Мне вас Бог послал, сам бы не справился.
- Рада была помочь, - легко быть сильным, когда в тебя верят, так было всегда.
Глава 4
Грусть от того, что встреча с папой переносится на несколько дней, компенсируется долгожданной встречей с Димой, Сережей и новыми членами их немногочисленной семьи.
Маленький комочек настолько сладкий и нежный, что я близка к взрыву эмоций в виде соленого потопа. Эмоциональное перенапряжение даёт о себе знать.
Маша предлагает взять его на руки, тут же теряюсь. Он слишком маленький, страшно. С малышами я дел не имела.
- На тебя похож. И внешне, и спокойный такой же, - обращаюсь к мелкому.
- Сережа спокойный?
- Ты точно о нём?
Маша и Тимофей говорят одномоментно. Лица у них удивленные.
- Испортили моего ребенка? – смотрю на них пристально, немного наклонив голову.
Дети теряются.
- Саяра шутит, - узнаю интонации. Когда Сергею было двенадцать, он делал вид познавшего жизнь человека. Говорил медленно, старался быть рассудительным. Местами получалось не плохо.
Не знаю, чего стоило Диме в одиночку вырастить отличного парня. То, что у ребят был залёт, ничего не меняет. Улыбаюсь про себя своим мыслям. В двадцать я бы беременность восприняла гневом божьим. Сейчас же… у меня бы был взрослый, относительно взрослый, ребенок. Разве плохо?
В двадцать восемь без детей – плохо. Может по мне и не скажешь, но я уже готова, хоть и не кричу об этом на каждом углу.
- Саяра помнит тебя маленьким, - касаюсь своего виска и киваю.
Сережа смеется.
- Не надо только рассказывать, - говорит сквозь смех.
- Ты помнишь его в мокрых штанах? – один из друзей мелкого уже хорош.
- Когда мы познакомились, Сереже пять было, не знаю как ты, а он в этом возрасте уже в штаны не мочился, - отвечаю спокойно, пожимая плечами.
Может быть, моему мелкому и нормально, а я уже взрослая занудная тетка, со мной на короткой ноге быть не получится. Собственно и в пятнадцать и в десять я такою была.
Тимофей не понимает о чем я, Маша тихонько хихикает. Хорошая девочка, Сереже подстать. Спокойная, стеснительная, очень милая. С другой шпунтик мой бы не ужился.
Надо идти к великовозрастным. Встаю и начинаю пробираться к выходу. С одной стороны от меня сидит Маша с малышом на руках, дергать её совершенно не хочется. Приходится выходить с другой стороны выход загораживает огромное деревянное кресло. Подозреваю, его Дима сам делал, одно из его увлечений. Если бы было пустое, проблем нет. Но там Руслан, один из друзей Сережи. Вот уж как с этим сошлись, для меня загадка.
Знать бы его не знала, однако папа лично занимается делами Нагорных, в частности вытягивает Руслана из всех злачных отверстий нашего города.
Яркий представитель «золотой» молодежи. Как с него писано. Телки, бабло и веселье. Что тут забыл?
Какое мне дело. Надо идти отдыхать.
- Можно пройти, - говорю отстраненно, взглядом проводя вскользь. Фиксируюсь на окнах, в которых свет горит.
- Что мне за это будет? – вопрос задается с нахальным смешком.
Возвращаю взгляд на объект. Боже, никогда терпеть таких не могла.
В свое время, из лицея частного попросила меня в обычную школу перевести, в которую Сережа учиться пошёл. Папа исполнял любые мои просьбы. С девятого класса я училась в хорошей школе. Никогда не жалела.
Как – то так вышло, мне было интересно возиться с семилетним маленьким мальчиком, и с братом его девятнадцатилетним тоже. Они моему обществу тоже были не против. Так мы и жили. Дима в ту пору не мог себе позволить няню для брата, после школы до вечера я у них дома была. После работы папа меня забирал. Иногда нас, если Дима задерживался на смене.
К чему я это всё вспоминаю? К тому, что меня бесит заносчивость в людях.
- Я колено тебе тогда не сломаю, - ноги Руслана вытянуты и скрещены, если ступней резко продавить коленный сустав, то вполне.
Зеленые глаз расширяются, следом прищуривается.
- Покажи, как ты это сделаешь, - разваливается в кресле ещё вольготнее.
Смотрю на него и так, и эдак. Кому это нравиться может? Чисто рисуется.
- Руслан Романович, не интересно. Вы в целом не представляете из себя ничего, приложение к папе и к его деньгам, - произношу это низко к его уху наклонившись, унижать парня при всех желания нет.
Никогда бы не позволила себе лишнего, юристам это не позволительно. Даже когда очень хочется, нужно молчать. Пустозвонить – непозволительно. Только вот из – за этого парня, мой последний день рождения прошел без отца. Впервые в моей жизни. Попал в какую – то первоклассную передрягу, избив сына мэра областного центра, соседствующего с нашим регионом. Детки богатеньких мужичков не поделили какую – то каку.
Во мне бурлит личная неприязнь. Саяра Муратова нельзя быть такой.
Руслан после моих слов немного теряется. В какую – то секунду я вижу печаль в его глазах, тут же моргает возвращая привычную наглость. Благо ноги тут же убирает.
- Спасибо, - произношу не глядя.
В доме парней нахожу сразу. Оба друга Димы сразу же самоустраняются.