— Это мой третий вопрос, Вик, — сказал Тима, заставив тем самым закусить губу, — ты бы остановилась тогда?
На пару секунд я закрыла глаза, а потом как в омут с головой нырнула. Резко открыв их, сказала:
— Нет.
Еще какое-то время мы смотрели друг на друга. Тима взгляд не отводил, я видела, что он о чем-то думает. А потом кивнув, притянул меня к себе и стал целовать.
Я ответила не сразу. То есть, не противилась, конечно, но сначала так обалдела, что просто замерла, позволяя его губам целовать мои. Мурашки понеслись по телу, выдохнув, я подалась навстречу, чувствуя, как Тима прижимает меня к себе, стоя между моих ног. А потом все стало расплываться, остались только ощущения. Его губы, руки, запах. Я сама не поняла, когда успела обхватить его ногами, прижимая к себе еще сильнее, заставляя рвано выдыхать. Подхватив под попу, Тима понес меня в комнату, не в свою, мою. На краю сознания мелькнула мысль: это потому, что в той он был с Катей, — но мысль, скользнув, улетела. Аккуратно положив на кровать, Тима лег сверху, продолжая целовать. Руки его скользили по моему телу, пробравшись под футболку. Внизу живота скручивался ком желания, Тимино я ощущала более чем. Понимала: еще немного, и мы не остановимся. Отстранившись, выдохнула:
— Тим, это неправильно. Сначала… Сначала я должна поговорить с Катькой.
Мы смотрели друг на друга, я ждала, что он скажет. Почему-то подумала, встанет и уйдет. И все кончится. И когда он отстранился, закусила губу. Но он вдруг повалился рядом, притягивая меня к себе, укладывая головой себе на грудь и обнимая. Я так растерялась, что не знала, что сказать. Уткнулась носом ему в грудь и вдохнула запах, закрывая глаза.
— Спасибо, — прошептала еле слышно, но он услышал. Поцеловав в макушку, прижал к себе.
Глава 26
Я уснула. Усталость и вино дали о себе знать. Была почти уверена, что Тима уйдет, но утро ворвалось в сознание звонком мобильного телефона и крепкими мужскими руками, обнимающими меня. Непроизвольно прижалась к нему сильнее, не желая выходить из этого состояния. Тима, видимо, вставал, потому что в отличие от меня был в трусах и футболке. Я засмотрелась на него, пока он рылся в карманах, пытаясь спросонья найти телефон.
— Алло? — ответил хриплым голосом и почти сразу нахмурился, выдыхая.
— Мне жаль, — ответил кому-то, а я села на кровати, почувствовав, что разговор неприятный, — мне приехать?
Выслушав собеседника, он ответил коротким «хорошо» и отключился. Бросив телефон в кресло, сказал мне:
— Кате будут прерывать беременность.
Я зажмурилась на мгновенье, не желая слушать. Как бы там ни сложилось, это слишком жестоко. И по отношению к Кате, и по отношению к малышу. Потерев лицо руками, спросила:
— Как она?
— Не очень, хотя пытается держаться. Сказала, операция через час, а вечером уже отпустят домой. Если не будет осложнений.
Я кивнула. Хреново. Даже не знаю, чем ее поддержать, но что-то сделать надо.
— Наверное, нам лучше вернуться домой, — сказала неуверенно, Тима покачал головой, садясь на край кровати.
— Вика, ты недооцениваешь серьезность ситуации. Жильцов не приставил к тебе сурового цербера с плетью, но это вовсе не значит, что он не следит за каждым твоим шагом. Его планы под большим вопросом, и мне будет спокойней, если ты будешь на глазах.
— Но как же Катька? Ей нужна поддержка, и я…
— Поживете у меня обе.
— Как ты себе это представляешь? — скептически спросила я, складывая руки на груди. — Катька твоя бывшая девушка и моя сестра, а мы с тобой, — тут я осеклась, потому что… А собственно потому, что не знала, что мы с Тимой. Что между нами? Он, кажется, понял ход моих мыслей, но молчал, ожидая продолжения и наблюдая.
— Ну… — поторопил меня. — Что мы с тобой?
Немного поколебавшись, я ответила:
— Я не знаю.
Тима, покачав головой, потянул меня за руку. Я подползла к нему по кровати, а он усадил меня на колени так, что мои ноги оказались по сторонам от его. Обняв, немного поглазел, а я надеялась, он не слышит, как громко бьется мое сердце. Тима снова покачал головой.
— И как меня угораздило, — пробормотал, продолжая смотреть. А потом взял и поцеловал, нежно так, ласково, правда, когда я стала отвечать, обвив его шею руками и прижав к себе, поцелуи приняли другой характер. Желание тут же разлилось между нами волной, заставляя тела двигаться друг другу навстречу. И почти сразу Тима разорвал этот сладкий плен, вызвав стон разочарования.
— Ты сама так захотела, — выдохнул мне в губы, а я кивнула, хотя мыслями была далеко. Но как только снова оказалась на диване, почувствовала себя очень плохо. Катька, бедная Катька сейчас в больнице, она потеряла ребенка, которого так хотела. А я тут… Да еще и с Тимой… Я должна с ней как-то поговорить, но просто не представляю, как. Тем более в такой ситуации. Ей нужно какое-то время прийти в себя, оправиться. И это время нам с Тимой лучше не видеться вовсе. А он предлагает жить тут втроем! Это просто за пределами здравого смысла.
Тима ушел в душ, я готовила завтрак, думая, что делать дальше. Однозначно, жить здесь мы не будем. Вернемся с Катькой домой. Вопрос с Жильцовым, конечно, неприятный, но я надеялась решить его в скором времени, а если нет, так через неделю все само собой решится, когда мужчина предъявит мне, что за кару придумал. Странно, но я почему-то перестала бояться. Происходящее воспринималось как-то отстраненно, словно я просто наблюдала за событиями, а не участвовала в них. Кажется, тогда, когда Жильцов рассказывал мне правду о смерти Артема, тогда все выжглось. Все чувства, взлетев на вершину параболы, рухнули разом. И теперь болтаются внизу, пока я что-то делаю. Или не делаю. Тима, скорее всего, прав: я просто не осознаю опасности. Поставив на стол две чашки с кофе и бутерброды, я вдруг подумала: там, в отделении, сидя напротив Жильцова, слушая его, я была в какой-то лихорадке, хотела только одного — отомстить. Но сейчас… Все странно изменилось после вчерашнего вечера, после рассказа Тимы о себе. Улеглось в душе, словно начала срастаться рана, до этого постоянно кровоточащая.
Тут появился Тима, одет он был примерно как я, в домашние штаны и футболку, только на нем смотрелось гораздо лучше. Я запоздало подумала, что могла уже несколько раз переодеться еще вчера, но так и продолжаю ходить в его одежде, как фетишистка какая-то.
— Завтрак? — улыбнулся он, садясь рядом со мной и притягивая себе чашку. Сделав глоток, взялся за бутерброд, я наблюдала за ним с улыбкой.
— Что? — спросил он меня.
— Ты не похож на богатенького буратино, — сказала ему. Тима рассмеялся.
— Потому что ем бутерброды?
— Ты еще ложкой из сковороды ел вчера.
— Ну вот, принца из меня не получится, а так хотелось.
Я посмеялась.
— Просто это странно. Знаешь, обычно, когда у человека есть деньги, он ведет себя иначе.
— Например? — Тима бросил на меня взгляд, продолжая есть.
— Ну не знаю… Люди с деньгами, они, как бы это сказать… Ну они знают, что у них есть деньги, и знают, какую имеют власть благодаря им.
— Чушь собачья, — поднявшись, Тима прошел с чашкой к окну. Поставив ее на подоконник, закурил. Выпустив дым вверх, продолжил говорить:
— Деньги — это шелуха, Вик. Те, у кого их нет, это знают. Деньги, особенно большие деньги, связывают значительно сильнее, чем их полное отсутствие. Люди придают им слишком большое значение. Одно время я жил в Индии совсем без денег. Это был своеобразный опыт. Деньги дают комфорт, они автоматически ставят тебя на определенную ступень социальной лестницы. Чем больше денег, тем выше ступень. Но там, в самом низу лестницы, тоже есть жизнь. И порой она интереснее и живее всего того, что предлагают наверху… Что? — сбился он под моим взглядом, я покачала головой, продолжая улыбаться краем губ.
— Мне нравится на тебя смотреть, — ответила ему. Усмехнувшись, он тоже покачал головой, туша окурок.
— Я тут распинаюсь, понимаешь ли, — сказал, подходя, — а ей нравится смотреть.
Тима остановился напротив, а я прижалась к нему, обнимая. Он в ответ погладил меня по голове, я закрыла глаза и подумала: пусть так будет всегда. Знаю, что это только мгновенье, и оно обманчиво, но не хочу, чтобы кончалось.
— Ты жил в Индии? — спросила, не открывая глаз.
— Да. Много лет. — Немного помолчав, он добавил. — Меня родители в детстве возили в Крым. И я тогда влюбился в море. Помню, отец рассказывал про моря и океаны, и я решил: вырасту, построю самолет и улечу жить к океану.
— Мечты сбываются?
Тима снова усмехнулся.
— Сбываются. Только у них порой слишком высокая цена.
Отстранившись, я посмотрела на него, подняв голову.
— Ты уехал в Индию после смерти друга?
Тима кивнул, осторожно убирая мне за ухо прядь волос. Мы немного посмотрели друг на друга, потом я спросила:
— Как думаешь, что будет дальше?
Дурацкий вопрос, конечно. Тима перевел взгляд на стену, задумчиво вздыхая.
— Все очень сложно, Вика. Очень, — снова посмотрел на меня, улыбнувшись, — но я хочу надеяться на лучшее.
Кивнув, я расцепила руки, отпуская его, Тима вернулся к подоконнику за чашкой.
— Я сейчас уеду, — сказал мне, — есть рабочие дела, еще хочу несколько моментов проверить… А вечером приеду с Катей.
— Тим, я думаю, лучше нам с ней поехать домой.
— Это не обсуждается.
— Я не могу рассказать ей сейчас… о нас… — я спрятала взгляд.
— Почему?
— Она потеряла ребенка. Твоего ребенка. Все это так некрасиво, ей и так больно, а тут я…
Тима, запустив руки в волосы, провёл по голове назад.
— У тебя в любом случае неделя, за которую нужно к чему-то прийти.
— А если мне придется уезжать? — вырвалось вдруг. Мы снова посмотрели друг на друга. Тима, подойдя, сел передо мной на корточки, взяв за руки, сказал:
— Вик, я тебя не брошу.
И сердце, глупое, затрепетало. Поверило в счастье. Жаль, я тогда не вспомнила, что порой слова так и остаются только словами.