ятен и проще для понимания.
- Да уж, намного проще, – улыбался Влад. Уже почти свободно.
Врач отвел взгляд, боясь спугнуть момент. Он знал, что пациент дисциплинированно берет курс массажа, а впереди еще иглоукалывание.
- Да. Мы мыслим иначе, чем женщины – логичнее, рациональнее. А что может быть рациональнее прямой линии? Самый прямой путь – это очень по-мужски, по логике он и самый быстрый.
- Согласен.
- Конечно. Но мужское рацио не означает, что неудобные и условно «запретные» чувства нам недоступны. Еще как доступны! Когда, сдерживаемые и подавляемые до этого, они прорываются, мы и совершаем… чаще откровенную хрень, к сожалению, потому что в нас по инерции преобладают «мужские» установки, а это сами понимаете - авторитарность, агрессия, и самый прямой и быстрый путь решения вопроса – грубостью или силой.
Влад молчал. Потом кивнул. Михаил кивнул в ответ. Они еще помолчали. Потом психолог вздохнул и продолжил тише и мягче:
- Если бы существовало четкое понимание причин эмоциональной закрытости, в отношениях было бы меньше конфликтов. И говоря о сфере эмоций, стоит отметить, что это все-таки женская территория. Мы сурово молчим, а для женщины знать, что она любима, быть уверенной в этом не просто приятно – для нее это топливо. Им нужна эта подпитка и не только видимая забота, но и ласковые слова, комплименты, раз уж они любят ушами. Получается – мы недодаем топлива, потому что не приучены, не видим необходимости, ну и их отдача соответственно все меньше… Теплые раньше отношения в семье скатываются в рутину. Но это я опять отвлекся, сегодня мы не о девочках, а о мужской эмоциональной «тупости», а еще - скудословии… Но, наверное, это не об адвокатских? – улыбался он, - тогда не принимайте на свой счет.
- Н-да…? - подхватился вдруг с места и отошел к плачущему дождем окну Влад: - А не мешало бы. Когда еще была возможность что-то исправить, со словами стало как раз-таки скудно. Тогда я вообще всё делал как-то… мимо мозга. И вы правы - нас учили юридической риторике с использованием методов и процедур логики. В принципе язык у меня работает, мозги тоже, но нужно было оправдаться, а чем?! Если я такого плана хрень сотворил… повел себя, как редкий дебил. Злился, бесился, да просто отчаялся! – дернул он головой, будто отрицая:
- И спонтанно, после очередной бессонной ночи, буквально пара секунд… пришло в голову и я это сделал. Переклинило жестко! Сорвало на хрен защиту с мозга! Но это не оправдание, это из той обоймы, когда понять может и получится, а вот простить – уже сильно вряд ли. Так что… теплые слова для Маринки у меня были всегда. Правда больше шуточки, с юмором – легко все было… легко и приятно мы жили. А когда нужно было спасаться… словами – как отрезало блядь! Мычал что-то… такие вещи не прощаемы в принципе! О чем и как тут говорить?
- А сейчас что вы чувствуете? Кроме своей вины, о ней потом. Не задумывайтесь, не копайтесь в себе – говорите как есть, Влад, что в голову придет.
- А не отпускает, – признался тот, тяжело опускаясь в кресло: - Отпустить и забыть не получается. Думаю о ней. Часто, очень, почти постоянно, если на что-то не отвлекаюсь. Вспоминаю, кляну себя, ей оправдания ищу… давно уже нашел – буквально всему, из-за чего бесился. Еще нашел способ быть максимально близко – через тещу. С тещей мне капитально повезло… вот такого разговора у нас не было, но чувство – все она понимает. Только там я и дома... только там что-то еще значу, кому-то нужен. Узнаю от нее о Маринке – крохи. Сижу иногда в ее комнате, пару раз даже оставался на ночь – мама Рита… теща поняла, наверное, что совсем плохо… Нет, не из-за Марины! Там комплексно... Что еще? Смотрю новые фото Маришки. Она далеко сейчас. Хотел к ней сорваться, но тогда Рита… теща, сказала, что у нее другой мужчина.
- Это как-то меняет ваше к ней отношение?
- Никак не меняет! Мне тут тоже советовали… и правильно, наверное. Но я знаю, что все будет зря. Может когда переболею Мариной – потом? Да просто сейчас не до того, тут бы в норму прийти – даже к вам вот заглянул… Слушайте, док, – напряженно сдвинул брови Влад, - а как-то исправить ситуацию с этими… запретами на открытость чувств?
- Ну, прямых-то запретов нет? Отношение к женщине, к примеру, формируется в основном в семье и многое здесь зависит от отца. Но он тоже… стыдится, как правило, красиво проявлять нежные чувства, а уж свободно говорить о них даже в зрелом возрасте для многих смерти подобно. Ну не принято это у нас! В основном не принято, – пожал плечами врач.
- Опять же – мужчины рациональны с детства и чтобы во что-то поверить, мальчику нужно видеть. А как увидеть любовь? Взрослые прячутся от детей со своими нежностями, стесняются их. В песенных текстах сила чувств, как правило, утрирована и теми, кто еще не испытал их, воспринимается как «розовые сопли». Хороших фильмов о любви единицы, да и не смотрят их дети. Родитель иногда пытается что-то объяснить сыну, но если тот с малолетства не привык с любой проблемой идти к отцу, то слова проходят мимо ушей – подростки-мальчики почти всегда держат броню и дистанцию от взрослых. Но это уже возрастная психология, мы слишком глубоко копаем. А на деле и у взрослых типаж такого… сурового челябинского мужика как правило вызывает больше симпатии, чем галантного интеллигента. Время сейчас такое… неромантичное, а где-то даже до безобразия примитивное, соответственно и герои его тоже.
- Хреновато звучит, вам самому не кажется? - подвел итог Влад.
- Ну почему? Просто нужно знать откуда у любой причины растут ноги. Тогда еще один кирпичик в нашем сознании ляжет ровно. И если поймешь, что существует общая тенденция, а не только твоя тут вина… должно стать чуть легче, правда? Сюда легко припрячь Фрейда – все проблемы приходят к нам из детства, но я не стал бы обобщать - просто очень многие. Не так все хреново - нет. И не безнадежно. Никто не мешает нам целовать руки любимым женщинам, дарить цветы, обнимать их и говорить ласковые и благодарные слова при детях. Есть семьи, где это норма, их не так и мало. И даже не важно, как мы назовем для себя чувство, если оно правильно прореагировано... и выражается вот так. Чтобы изменить что-то глобально, всегда лучше начинать с малого. С самого себя, со своей семьи, своих детей…
Влад слушал его, отвечал потом еще на какие-то вопросы. И успевал думать о том, что некоторые вещи сегодня не то, чтобы открыл для себя с нуля, но точно взглянул на них под каким-то новым и очень правильным, по ощущениям, углом.
И то ли казалось… но будто и правда стало чуть спокойнее. Будто и правда где-то в голове более уютно улегся один из его больных кирпичиков.
Глава 11
Похороны помнились плохо. Все шло само собой, плыло так... будто мимо сознания. Может потому, что все это время я была безумно занята - до того времени буквально, когда вернулась обратно в квартиру. Прощаться, на отпевание и на кладбище пришло очень много народу...
Когда у мамы случилась первая, а потом и вторая операция, в нашу дверь часто тихонько стучали или громко звонили – кто предлагал деньги, пускай и немного, кто помощь физическую, кто шел с гостинцами, небольшими подарками. Случилась даже новомодная мочалка – сетчатой тряпочкой, желтая, от какой-то из подъездных бабушек. Домашняя выпечка, конфеты, нежно любимые Ритой фиалки в горшочках... Маму любили и помнили на работе (вначале она преподавала в гимназии, позже, когда уже болела, работала там завхозом), знали и ценили мои друзья и соседи. И Слав будто был на кладбище – Валя, наверное, постаралась, я о нем даже не вспомнила.
Я вообще мало кого там видела. Здоровалась правда, что-то отвечала, но с кем именно, что… потом было не вспомнить. И вокруг некогда смотреть - я смотрела на нее, стараясь запомнить и насмотреться напоследок. Да и вообще… вся была в суете и хлопотах: поправить подушечку под ее головой, волосы, проверить на месте ли крестик, отследить прогоревшие свечи на отпевании. И чтобы полосочка бумаги с молитвой не улетела с ее лба, равномерно лег потом песок… аккуратно выравнен был холмик. А еще цветы - их клали не так. Нужно было ровненько. Руки тряслись…
Кто-то сунул мне рюмку с холодной водкой – конец сентября, порядком похолодало уже. Прямо там и сунул - у ямы, которую быстро забрасывали рабочие. Осторожно, чтобы не расплескать, я донесла емкость до рта и хлопнула без разговоров, только тогда и поняв, что именно пью. Закусила предложенной конфетой, разжевала потом дольку яблока. Жизнь будто остановилась, застыла, а я завязла в глубоком, тягучем болоте. Жевала бездумно - как корова сено, смотрела и не верила, что все на самом деле, слишком как-то обыденно, материально что ли все было – челюсти двигаются, шелестят лопаты по песку, тихие голоса, сырой ветер, не очень приятная после приторной конфеты кислость яблока… Алкоголь упал в пустой желудок и исчез там, как капля в море.
- Пасиб… - икнулось голодно.
- За Царствие небесное для нашей Маргариты, - отозвалась сбоку тетя, - счастливая – отмучилась уже, а нам еще положено впереди, - вздохнула. А я засмотрелась на нее. Больные от слез глаза видели, как в тумане и тем сильнее казалось сходство между сестрами.
- Да… за царствие. Как вы на маму похожи!
А мама не похожа... Губы подернуты синевой, кожа желтая и холодная такая… молчит... Заскулило опять внутри, заныло.
- Чшшш… - Валя обняла за плечи, - Катерина, вы что-то еще сказать хотели?
- А… да! Мариш, у меня там Майка после мастита с двумя колготится. Не обидишься, если я с кладбища сразу на электричку?
- Ну что вы, тетечка. Целуйте ее за меня, давно мы… И спасибо вам! Спасибо, что с мамой тогда… - куснула в очередной раз совесть.
- Ой, да я свободна тогда была! Никому можно сказать и не нужна, кроме нее. Не бери в голову, когда за мной вот так поплачешь – должок и зачтется… - аккуратно промокнула она красные, с отечными веками глаза. Высморкалась.
Тетя, да и мама тоже относились к смерти как-то обыденно, что ли? К своей, понятно… И от того, что она сейчас не страдала напоказ, хотя и сильно горевала по Рите, мне становилось чуть легче. Правда ведь – все там будем, может действительно встретимся.