Потихоньку мы разговорились, и я повторила для нее историю зачатия, назвав ее дикой, а она посмотрела на меня странно.
- Ох, - фыркнула я, - все время забываю - вы сработали Левушку еще страньше. Но от меня-то можно ждать неадеквата…
- С любым похоже может случиться, - улыбалась Ксюша, - до сих пор не понимаю - как я могла? Ты права, переспать с первым встречным - дикость. А если бы меня не перехватил Леша? - поежилась она, а потом внимательно уставилась на меня и серьезно спросила: - На что ты будешь жить с детьми?
- Не нужно ничего, Ксюш. Леша уже заводил эту песню, но у меня все продумано. Трешка мне не нужна, в ней неуютно. Слишком там всего - маминой боли, моих тоже… слез и остального прочего. Продам после родов. Вот рожу и сразу запущу продажу. Возьму просторную студию-однушку на окраине, а на разницу года два проживу и неплохо. Потом пойду работать. Хотела спросить насчет маминого кресла - если я его толкну, вы как, не против? Не смотри так, я должна была спросить.
- Я не против, Мариш, продавай, - невесело ответила она. Мы теряли этот вечер…
- А давай споем тихонько, как тогда, помнишь? - нашлась я, как спасти ситуацию.
- А если и Лешка тоже? - с готовностью предложила она.
- Не выйдет, - прошептала я - он трудно уговаривается, хотя голос, конечно, волшебный.
- А посмотрим, - подмигнула она и тихонько, а потом и чуть громче затянула: - Расплескалась синева, расплескалась… по тельняшкам разлилась, по беретам…
- … даже в сердце синева затерялась, разлилась своим заманчивым светом, - мигом отозвался из-за приоткрытой двери кабинета теплый и глубокий Лехин баритон.
Вечер был спасен.
- … а теперь нашлась нам в небе работа - синевою наполнять парашюты… - не отрывал от лица жены свой ласковый взгляд Лешка. Сейчас он был очень красивым - даже со своим большим носом и залысинами, основательно уже увеличившими лоб. Фигня какая на самом деле!
Мы допели «Синеву», еще говорили потом о детях и осени, о моих планах и их тоже на ближайшее время… часок - недолго. Разошлись в одиннадцать, когда все уже начали зевать.
Я наспех приняла душ в гостевом санузле и протопала в выделенную мне комнату. В доме была хорошая шумоизоляция - открыв дверь, я сразу услышала душераздирающую трель рингтона. Схватила и быстро ответила даже не взглянув, кто звонит - лишь бы не орал. И как обухом по голове - напряженный голос Слава:
- Марина! Марина, ты где? С тобой все в порядке?
- Мда…? - потерялась я. Не скажу, что совсем не думала и не вспоминала... но за два года я видела его всего пару раз. Кажется, третий был на маминых похоронах, но это почти не считается. А напрямую не общались мы с ним с того самого последнего нашего разговора. И вот…
- Я жду тебя полдня, просидел в машине… Ладно, просто скажи - ты в порядке? - кажется и он чувствовал себя неловко, это слышно было по голосу.
- А с чем, собственно, связано? - осторожно поинтересовалась я, хрипнув голосом. Откашлялась.
- У самого-то… все нормально? Что ты хотел?
- Кое-то выяснить, спросить. Много времени не займет. Ты… на счет девять дней мамы… как собираешься вообще? - кашлянул он тоже.
- А! - поняла я, - священник сказал - тризна как бы и… в общем, я заказала в трех местах молебен. Мама не стала бы отрывать людей ради простой условности. А все добрые слова уже были сказаны после похорон. Ты не согласен, считаешь, это неправильно?
- День просто знаковый. Ты одна будешь? А сейчас ты где? - вспомнил он опять.
- Я за городом, у Ксюши.
- Хорошо. Понял. Все-таки нужно прояснить, да? - будто замялся он, - буквально на десять минут заскочу? Когда ты возвращаешься?
- Ммм…
- Пять минут.
- Ладно, - поражалась я. Самой стало интересно: - Завтра вечером буду уже дома. Леша отвезет.
- Это понятно. Ну тогда… спокойной ночи, Мась?
Я осторожно положила трубку и тихо забралась в кровать, пробралась под одеяло. Именно тихо, будто крадучись. Что-то будто сдвинулось в голове, перевернулось там этим почти забытым «Мась». Вот не нужно было! Это он точно зря.
И может этот неожиданный звонок… и все с мамой связанное, что я тормозила в себе эти дни… Еще и впечатление от того, что я сегодня видела - удивительный мир Леши, Ксюши и их выводка. Нет, я не завидовала, тем более по-плохому - это невозможно! Но все-таки жалела, что у меня и моих мелких никогда не случится вот так. Я справлюсь и сама - без вопросов! И все-таки...
Хороший день вдруг закончился слезами. Я уже не удивлялась - слезливость оказалась побочным продуктом беременности. Так и леший с ней! Не страшно. Все лучше, чем токсикоз. Плохо то, что сбит правильный настрой, но это могло быть влиянием ночи, а еще усталости. Утром все опять станет хорошо - вытерла я лицо краешком одеяла и глубоко вздохнула, успокаиваясь… получилось со всхлипом. Вот же гадство!
Глава 24
Прямо с утра я опять стала нервничать. Казалось, есть некий подтекст во всем, что говорю и делаю, потому что теперь я - ждала. Сейчас, утречком, я понимала, что не стоило соглашаться даже на пять минут, это обязательно пошатнет хрупкое равновесие внутри, которое я и так держала с трудом.
Постаралась занять себя, чтобы меньше думать. Помогла одеть на прогулку детей и вызвалась поиграть с ними. Ксюша занялась готовкой.
У ее мужа тоже была работа - пора было убирать на зиму качели и уличный манеж, консервировать как-то стационарный бассейн-крошку, чем он и занялся вместе с соседом, с которым, как я подозревала, и собирался меня знакомить. Я поздоровалась, вскользь взглянув на мужчину - худого, высокого блондина с хвостиком, схваченном на макушке резинкой. Подходить к ним и мешать мы не стали - я потащила Леву и Янку плести венки из поздних колосящихся трав. Мы с ней уже делали такие раньше - из разных листьев, трав и даже из хлебных колосьев и ягод рябины. Они получались как-то особенно красиво, даже лучше, чем из цветов.
Вернувшись потом к дому уже в венках, мы присели в неубранные еще плетеные кресла, издалека наблюдая работу мужчин. Лева по одной рвал травинки на очередное украшение (маме и папе) и носил их мне, каждый раз подставляя щечку для поцелуя и весело хихикая. А я рассказывала Яне о ежах - что как только холодает, они сворачиваются клубочком и уходят в спячку, как мишки. И что трогать их нежелательно, даже если увидит их летом на участке - зубки там еще те, хищники все же… и в дом тащить их тоже не стоит - пахнут не очень.
А сама думала о том, что мужа, а значит и отца своим детям искать я не стану - ни с помощью друзей, ни сама. Леша, полюбивший Янку, как родную - приятное исключение, которое только подтверждает правило - чужие дети большинству мужчин не нужны. А многим даже свои.
Меня вот совсем не любил главный, казалось бы, мужчина моей жизни - отец. Мне неловко называть его папой даже сейчас, в уме. А сколько слез я пролила в детстве, сколько всего делала и как старалась, чтобы он понял, что я стою не просто ровного отношения? Нет, бывают отцы и намного хуже, моему же, казалось, просто было все равно - есть я, нет меня...
У него интересная профессия - историк-искусствовед. Два диплома, научные работы… Кроме преподавания, он тогда занимался независимой оценкой предметов исторической ценности. Почему совсем не бросил преподавание в средненьком лицее, я не знала. Подозреваю, что так же мало о его делах знала мама. После их развода я попросила не упоминать о нем - совсем, вообще. Себя я простила ему давным-давно, когда поняла, что уже и мне не нужно… и вполне можно существовать вот так - соблюдая эмоциональную дистанцию. По его настоятельной просьбе мы не лезли в его дела, а ему плевать было на наши. Себя простила... а вот маму и ее ранний уход простить не могла и всерьез желала этому человеку зла.
Я так хорошо помнила скучающее выражение его лица, ровный тон голоса, холодный безразличный взгляд… Максимум положительного отношения ко мне - его спокойное «хорошо».
И тут к вопросу о моей личной жизни на будущее - она возможна. Но только на стороне и когда подрастут дети. Их под такие вот холодные взгляды я однозначно не подставлю. Моей любви, заботы и внимания должно хватить за двоих, уж я постараюсь.
В свой выходной Лешка вез меня обратно в город. А я уже не просто ждала, я тряслась перед разговором со Славкой. И самое хреновое как раз то, что я так и не чувствовала его бывшим. Думала, что тот разговор поставил все точки, но стоило ему появиться рядом и опять во мне поднималось вся та дрянь, что будто уже немного улеглась - большие обиды и маленькие обидки, разочарование и даже тоскливая какая-то боль.
А он появлялся. Я помню, как это было - первый раз через полгода после того разговора. Я двигалась по тротуару к магазинчику, а он шел навстречу. Увидел меня и остановился, будто застыл. Стоял и смотрел… Встреть я так другого знакомого мне человека, и подошла бы, что-то сказала, просто поздоровалась на ходу, в конце концов. Но тот же ступор, что тормознул его, накрыл и меня. Я шла мимо будто зомби. Сил прямо посмотреть ему в глаза или тупо открыть рот, чтобы мяукнуть «здравствуй», вдруг не стало. Так и прошла, будто мимо чужого, чувствуя на себе его взгляд. Он ведь демонстративно стоял у меня на пути. Что-то хотел сказать, спросить? Не просто же так оказался у нашего дома? Но так и не решился - я все для этого сделала. Зато трудная ночь была мне обеспечена.
Настолько трудная, что следующий раз… месяца через два после этого, увидев его на лавочке у нашего подъезда, я промчалась мимо буквально на рысях, задыхаясь от желания тряхонуть его хорошенько и рявкнуть:
- Что еще тебе от меня нужно?
Уточнить еще на счет других баб, которых ему, по-видимому, не хватает. Или с ними порядок, а ему не хватило моей индульгенции в виде простого «отойди» и требуется докупить «прощаю»? Чем интересно, кроме пакетов с провизией? Но то были его и мамины дела. Зачем я сейчас согласилась на эти пять минут? Вот вопрос. Почему так легко пошла у него на поводу? Дурища…