Но радость эта была с крохотной горчинкой, с махоньким таким намеком на обстоятельства, которые могут стать непреодолимыми. Когда такие мысли опять лезли мне в голову, я шла к психологу Юлии - говорила все, что в голову взбредет, как она и предложила в самом начале. О замечательных воробьях и то сказала, а однажды ляпнула о Славе, а потом слово за слово… поведала ей историю своего развода.
- Сложно как, - задумалась она, - как крепко сплетены неудобные обстоятельства и детские душевные ранения обоих. Знаете… я ведь никогда не делаю выводов - категоричных, окончательных. Потому что всегда есть эти самые проклятые обстоятельства. Мой муж умер, Марина, и мне очень трудно давать оценки… но все познается в сравнении, мы ведь с вами тоже пришли к этому? Нужно побывать на самом острие жизни, порезаться о него, упасть, пробив кажется, что и дно… чтобы научиться ценить ее такую, как она есть. И уже в этом ключе смотреть на мир. Нам ведь немыслимо много дано - и воробьи ваши тоже, и слепящие солнцем лужи… Но мы ждем от жизни так многого и только самого лучшего, мы так категоричны и непреклонны, а она идет себе, идет и потихоньку проходит, не принимая нас во внимание - разная… и все равно очень ценная в любых проявлениях. Они - наш опыт, мерило наших ценностей в будущем. И только нам потом решать, как воспользоваться этим опытом и что ценить больше или меньше.
Хорошая тетка… она не убеждала меня в благополучном исходе родов, но говорили мы с ней как-то так… все больше о моем будущем. Например - что бы я хотела изменить в том доме? А я разве что убрала бы сервировочный столик из гостиной. Он был предметом роскоши, а я не хотела ее - легкость и воздух, обилие света и добротная простота вполне меня устраивали. Я рассказывала ей об этом, она внимательно слушала. После таких разговоров… на разные темы создавалось впечатление, что она видит для меня именно перспективу, уверенно обсуждая ее и потихоньку заставляя верить и меня тоже.
Говорили мы и с лечащим. И, наверное, каждая женщина знает эти вещи, но все-таки: если ребенок не добирает что-то с пищей, которую принимает мать, то он все равно возьмет это что-то, но уже из ее организма. Режим питания соблюдался мною старательно, но все равно они недополучали - двое же! И брали из меня то, в чем нуждались, а я теряла. И теперь медики восполняли это, держа мою кровь под постоянным контролем - капали что-то, кололи и мне становилось лучше. Не легче правда - живот все рос, становясь необъятным и ужасно неудобным.
Днем я контролировала и свое общее состояние, и мысли в основном. Но ночью всплывало то, о чем и говорила Юлия. Будто включилось мерило ценностей, полученное вместе с опытом - хорошим и плохим тоже, и снился Слав. Как-то так получилось, что, засыпая, думать мне больше было не о ком, вот и снился. Я будто расчерчивала условный лист на две половинки и на них по разные стороны отражались все его значимые дела - плохие и хорошие. Потом это были весы и дела падали на них, раскачивая… Или качели. Или мы швыряли свои дела друг в друга - цветы или грязь, но каждую ночь стабильно мне снился он - Слав.
Все наши с ним годы лежали на светлой половинке весов, чего уж кривить душой - тогда я была по-настоящему счастлива, он делал меня такой. Можно это или нет, не любя? У него получалось и сейчас память подбрасывала многие щемяще-нежные и трогательные моменты. Или жаркие донельзя. И тем горше и тяжелее казались его неправильные поступки, ложась на вторую чашу. А потом на первую капало еще что-то - может и по мелочи, но бесконечно нужное мне в последнее время.
Но утром я быстро забывала даже не сны, а чувства и переживания, связанные с ними. Смысла смаковать их не было - Слав пропал, ушел из моей жизни, сделав ее ровнее и спокойнее, как я и хотела, не тревожа больше и не заставляя мучиться совестью и выбором. Слишком сложным это казалось, слишком болезненным и длительным оказался бы процесс - борьба со своими тараканами, а они выросли уже ого-го какими - все мои обиды, страхи, тотальная неуверенность в себе и своей способности удержать возле себя мужчину. Да и желания предпринимать что-то для этого абсолютно не было, фантазии и идей на этот счет тоже.
Но, насколько я его знаю, совсем уж равнодушным он не был и, скорее всего, узнавал о моем состоянии у Вали или Ксюши. Мне же больше не звонил и никак не давал о себе знать. Так бывает, когда перестают хотеть… чего-то или кого-то. Или устают надеяться. Или, когда людей ничего больше не связывает, только сны.
Однажды я спросила о нем Валю, потому что после одного из них вдруг запереживала - все ли у него хорошо? А то - мало ли… И узнала, что теперь он работает в Москве - уехал, оставив меня в покое. Я же этого хотела?
Глава 34
- А знаете… милая моя, почему я стал репродуктологом? - швырнув ручку, которую перед этим крутил в руке, в ящик стола, сменил вдруг тон врач.
Я выдохнула, принимая временное перемирие. Да - я упрямлюсь и отнимаю его время. Свое мнение я высказала, он его не принял и пытался убедить меня, но… интернет зло, конечно, но там выкладывают свои работы настоящие специалисты, что бы он ни говорил. И нет - я не привыкла слепо доверять печатному слову, но результаты исследований докторов наук от медицины и даже профессоров-неонатологов чего-то да стоят? Риски есть, нехорошие последствия для детей при КС возможны. Он и не отрицал, но продолжал гнуть свою линию. А теперь, видимо, устал от меня, как и я от себя самой.
- Любопытно узнать, - ответила вежливо.
- Моя мама, она была такая… крохотная, субтильная, узкая в плечах и тазу… очень красивая, - улыбался доктор, - так вот - когда она забеременела впервые - моей сестрой, врач, наблюдавшая ее, поступила мало того, что неправильно… когда мама приходила на очередной осмотр, ее встречали словами «о, смертница пришла». Но ребенка она оставила. Считалось, что она не разродится - таз узкий, и ребенок обязательно застрянет в родовых путях.
- Но все закончилось хорошо, судя по… вам.
- Она родила сама за два часа, что не есть особенно хорошо - в стремительных родах есть свои минусы, особенно для первородящих. Но она справилась, говорила потом - «будто выплюнула».
- А в чем суть этого рассказа?
- В том, что я случайно услышал эту историю, впечатлился и решил стать хорошим врачом. Я очень хороший врач уже более тридцати лет! И буду делать то, что считаю нужным - кесарево, раз уж невролог окончательно и бесповоротно озвучил категорический запрет на потуги. Это все!
- Все…
- Да. И еще… важен настрой. Мама была настроена на успех. С чего вы решили жертвовать собой - не представляю. Я ведь с самого начала обещал, что все у нас будет хорошо - теперь этого «хорошо» будет чуть меньше, но оно будет. У вас замечательные результаты последнего скрининга, а еще у нас замечательные неонатологи. Некоторые последствия для деток, безусловно, будут, но вполне преодолимые, можно сказать рядовые, с которыми мы уже научились справляться. Со временем выправится иммунитет, особенно если вы всерьез озаботитесь грудным вскармливанием… нормализуется флора кишечника, а вот аллергии и неврологические проблемы вовсе необязательны - вы неправы, ожидая всех возможных осложнений. Но я, как отец и дед троих внуков, понимаю ваши страхи, у которых глаза велики. Порой они делают ситуацию куда более ужасной, чем она есть на самом деле. Возьмите себя в руки! Вы одна из самых дисциплинированных мам, которых я наблюдал, соберитесь - осталось немного. Для ваших девочек важна не высшая оценка по АПГАР, а мама, живая мама. Договорились?
- Куда я денусь…? - ненавидела я себя сейчас уже не люто, а как-то вяло. Идиотка, влетевшая в аварию по собственной дури! Теперь страдают дети.
Значит… теперь нужно исправлять то, что натворила. И вскармливание, и остальное прочее - по максимуму, в идеальном исполнении, все, что могу, на что способна.
Доктор не назначал дату операции, осматривал меня каждый день и одобрительно кивал - все мол замечательно. А мои девчонки притихли и только иногда тяжело ворочались уже в самом низу. Живот невозможно было пристроить на ночь, днем я по сто раз бегала в туалет… А однажды утром проснулась и поняла, что - сегодня… это случится сегодня. После осмотра то же самое заявил доктор своему ассистенту:
- Готовим операционную. Ну что, Марина Станиславовна… как назовем девочек?
- А как звали вашу маму? - замерла я, загадывая.
- Ольга.
- Оленька и Анечка, - выдохнула я. Ну надо же, как совпало. Не иначе - к добру.
- Чудесно…
Анестезия была одним из негативных факторов - дети получали ее вместе со мной, но я уже устала думать об этом и многом другом, накручивать себя и бояться. И так уже знала абсолютно все о возможных последствиях и рисках. Что дыхание у малышей будут вызывать, потому что околоплодные воды не были выдавлены из легких в родовых путях - действия неонатологов были схожи с реанимационными мерами при утоплении. Знала о «клокочущем» дыхании и что девочки будут вялыми из-за препарата у них в крови. Семерка. Нам поставили семерку по АПГАР. Ниже пятерки - уже реанимация.
- Два триста у обеих, рост сорок восемь, - доложили мне, - хороший вес для двоечки. Хорошие девочки. А что не орут, а попискивают… еще наслушаетесь, не переживайте, - смеялась неонатолог, - отдыхайте пока, мамочка, детками займемся мы.
Я прикрыла глаза, чувствуя, как обрабатывают шов на животе. Боли не было, нижней половины тела я вообще не чувствовала. Все закончилось, навалилась усталость. Слабо мяукающие комочки увезли, я даже не смогла толком рассмотреть их, коснуться, что-то почувствовать к ним, кроме беспокойства, жалости и вины. Крохотные, мокрые… вокруг них суетились, занимались ими. И что молоко не придет сразу, а только через несколько дней - особенность после кесарева, тоже знала. А еще многое и многое нужно было организовать. Ксюша искала мне няню - собеседовала, рассматривая кандидатуры на круглосуточное проживание хотя бы на первое время. Валя обещала, что все необходимое будет готово к нашему приезду. Не в новом доме, наверное - там сложно, без машины будет никак…