А Владислав только сейчас обратил внимание на то, что форматный лист на его столе исписан почти полностью – заметками, цифрами, скобками, стрелочками, соединяющими отдельные записи.
- А сейчас... серьезного расстройства психики, имеющего патологическую этиологию, я не наблюдаю. Но явно имеется затяжная депрессия – штука нехорошая, но решаемая. Помолчим… - после манипуляций с тонометром он опять сделал запись, - ну так я вас слушаю… Постарайтесь совсем успокоиться, сосредоточиться и найти определение буквально в двух словах. Такой знаете внутренний обзор… не спеша, и каждый случай в двух буквально словах...
Глава 7
Рита всегда была мировой мамой. Может и не особо ласковой, так и она в детстве много ласки не знала. Но всегда стояла горой за меня, всегда мои интересы были для нее главными. Жаль, что о себе я того же сказать не могу – дочка я так себе.
Рита умирала. И ее лечащий на это намекал, да я и сама все видела и понимала. Пятнадцать лет она дисциплинированно выполняла все требования и предписания касаемо болезни. И всё равно та брала верх. И правда все шло, как по медицинскому учебнику, может потому, что причина болячки никуда не делась. Мама периодически сдирала корку со своей раны, копаясь в ней и устраивая рецидивы. Но винить ее было бы странно, тут каждый выживает, как может.
Я готовилась, знала, приучала себя к мысли… Единственно, к чему готова не была, это к похоронам - просто запрещала себе заранее думать обо всех этих… обязательных хлопотах. А потом оказалось, что заботы эти, вся эта беготня, проблемы надуманные и настоящие на короткое, но самое страшное время дают силы жить, двигаться и дышать.
Три дня ее комы я вообще почти не помнила. Рита еще раньше просила обойтись без лишней суеты, я никому и не сообщала. Напрягать людей, чтобы тупо сидели рядом и помогали гнать мрачные мысли и правда смысла не было. Ей они тем более не помогли бы, даже ее любимый Слав...
Раз в неделю я уходила из дому на полдня, потому что к маме приходил ее друг – мой бывший муж. Да хоть черт с рогами – решила я по приезду домой после пластики, лишь бы ей в радость! Потому что знала – радости этой осталось совсем мало. Мама всегда честно предупреждала о времени его прихода и никогда он не появлялся раньше и не задерживался дольше оговоренного времени. Приходил только к Рите, а я была не против – у меня рисовался почти полноценный выходной, свободное время, когда я немного отвлекалась и отдыхала - в парке, как правило. И летом, и зимой там была куча интересных занятий - купание в мелкой порожистой Вельке, пляж, оборудованный возле затона, велосипеды, пляжный волейбол, ватрушки зимой, а когда и мини-концерты и даже хороводы... Я возвращалась домой с новыми силами, будто зарядившись от батарейки. Маму с чистой совестью оставляла на Слава, в этом я ему доверяла. Да и ненависти к нему давно уже не было.
Просто у нас случился разговор – разумный, взрослый и на удивление мирный, где мы закрыли вопрос обид и любых отношений. А еще я на тот момент уже подумала. Успокоившись и более-менее упорядочив и осадив то, что кипело в голове, я хорошенько подумала...
Застав мужа в его кабинете со спущенными штанами и левой бабой, разложенной на столе, я как-то упустила из виду, что он уже бывший. Что ушла я от него сама и без объяснений, хотя он яростно их требовал. Будто сам не знал, идиот…
Упустила из виду, что это мною, а не им при разводе, которого он категорически не хотел, прямо из задницы рулило дерьмо… что это я напоказ делила каждую мелочь, позоря его и себя - дергала ему нервы, получая от этого садистское удовольствие… что это я после развода ходила в нашем общем офисе при полном параде с видом победительницы… Что это я – сама, выскочила тогда, как безумная и в неадекватном состоянии села за руль, хотя за мной никто и не думал гнаться. И это я отделалась считай малым, хотя могла покалечить и даже убить других людей.
Именно я нагнетала градус этой истории, накручивая его и себя тоже, а могли разойтись тихо и мирно, и все уже было бы забыто – давно существовали бы параллельно, как существуем сейчас. Умирать по нему столько лет, как мама по отцу, я точно не стала бы. Женская обида? Так на обиженных воду возят! Знала за кого выхожу, сама такого выбрала.
До этого я понятия не имела, что он погуливает. Вот Демьянцеву не сильно и удивилась, но Славка не настолько красавец, при взгляде на него бабы не забывают дышать. А еще он показушник и любитель пустить пыль в глаза и все-таки... все-таки да - интересный, веселый и умный мужик… умный! На это и была надежда. И кривые ухмылочки его, язвительный блеск очков, насмешливые приколы были не для меня, а потому и не напрягали. И баб у него в прошлом было достаточно. Я думала нагулялся.
Может и чувствовала иногда что-то такое… легкое несоответствие: беспокойство, раздражение, нервы его, но никогда не лезла в душу и не требовала объяснений – не привыкла. Всегда считала, что человек имеет право на настроение и эмоции, нужно будет – поделиться ими сам. Я и сама не любила напрягать собой кого бы то ни было - муж, сват, брат… разве что крайняк настал, как с поездкой к Ксюше. Воспринимала все эти трудности, как временные, как проверку наших отношений на прочность. И неудобные ощущения прогоняла, стараясь позаботиться лишний раз, отвлечь, а мыслей об изменах вообще не возникло ни разу. Так и парила бы в розовых облаках, если бы не случай. Тогда и поняла, как мало значу для Слава.
Я сидела одна за ресторанным столиком, смотрела со стороны и даже не пыталась сравнивать себя с Еленой Спиваковой. Понятно было, что она та, кем я стать никогда не смогу, как бы этого ни хотела.
Я же тоже постаралась, собираясь в тот вечер. Макияж, прическа, одежда… мое платье было даже более смелым и шло мне невероятно – молочного цвета умеренное мини, с одним рукавом. Его кончик уголком из золотистых стразов касался первой фаланги пальца. Такая же золотистая полоса охватывала второе, оголенное предплечье. Белые ногти с золотым принтом, туфли… есть такой грех – люблю я белый цвет. Белое авто, белый интерьер… перебор, согласна. Но выглядела я тогда на все сто от того, как могла.
На меня обращали внимание, провожали взглядами… и возвращались ими к Спиваковой.
Дело было не только в одежде и даже не столько во внешности. С этим нужно родиться, это нельзя объяснить, нужно видеть - торжествующая харизма, щедро расточаемые флюиды уверенности и благополучия, потрясающая грация в каждом движении... даже пальцев. И все как-то сразу, вместе - гармония сияющей внешности и сильной личности. Воплощенная, мать ее, женственность, сдобренная интеллектом! Там было странное волшебство, которое коснулось даже меня, пригибая к плинтусу, что уж о мужиках…
Спивакова слепила собой, как солнце и как солнце сжигала все, до чего дотягивалась. Уничтожила на хрен свою семью, Ксюшину, мою… А сколько и кого еще, можно только догадываться. Но земля ей пухом, как говорится - дело не в ней!
Дело было в моем тогда еще муже. В том, как он вмиг забыл обо мне, подсев за другой столик, как смотрел на нее, как перло из него... Насколько он собрался и мобилизовался - до предела просто. На завоевание, покорение, а если не так, то и на покорность, чего доброго. А как еще? И что еще?
И она похоже это понимала, свысока так… по-королевски внимая ему и снисходительно бросая взгляды в мою сторону. Но с моей стороны видно было и то, что такой вот по-собачьи преданный… он ей на фиг не сдался! И все равно она лениво играла в заинтересованность, пытаясь вызвать ревность другого человека.
И это я видела. Как и то, что помани она тогда Слава и он даже не вспомнил бы, что я где-то здесь сижу. Он уже весь был ее – с потрохами! С нашей историей и нашим будущим, с радостью, что новый фордик… с решением родить ребенка… с выбором имен для мальчика и девочки, с тостами за это вот только что… с моей готовностью отказаться с завтрашнего дня от таблеток.
А еще же Ксюша! Тогда еще не подруга, а просто хорошая знакомая, жена нашего друга, со скучающим видом наблюдающего потуги Слава и жалкие куски внимания, которые бросала в того его любовница – мимолетный взгляд, скупая улыбка.
Я изо всех сил держала лицо и чувствовала себя несчастной, обманутой мужем и всем миром Ксюшей. Обидно и стыдно было за нее, за себя и за своего мужа, потому что Славка поплыл, Славка на хрен утонул в этих крохах внимания.
Был вариант отойти в туалет и переждать свой позор там. Но мне казалось, и она поймет это, как отступление, так что кота за хвост тянуть, раз все настолько очевидно? Я решила сразу и капитулировать – и хрен с ними… троими. Слав догнал меня, когда я садилась в машину.
- Мариш, ну ты чего сорвалась? Я надолго оставил тебя?
Она подсказала? Скорее всего. Сам бы не оторвался. Ну что сказать... спасибо тогда?
Почему-то язык не повернулся предъявлять ему Спивакову. Не знаю... то ли мусолить свое унижение не осталось сил - я позорно бежала от него. То ли я понимала, что все случившееся на уровне тонком, чувственном и вина Слава практически недоказуема, а голая предъява - глупо... Еще и истеричкой на пустом месте выглядеть не хотелось, а ею он бы меня и выставил, потому что лучшая защита - нападение. Мне вообще не хотелось разборок, ничего не хотелось - забиться куда-нибудь и тихо полежать и подумать, а он зудел, выяснял, не унимался никак. И я обвинила его обоснованно - вместе со всем мужским родом и Демьянцевым в том числе. Его я тогда практически ненавидела - это он нагло вывел на люди свою гадину, а дома ждала мужа Ксюша, а дома у него Яна...
Нет, я правильно сделала - и что ушла сразу к маме, и что наняла детектива. Нужны были дополнительные стимулы, доводы, причины для развода, трудно было решиться на него даже после «ресторанного унижения». Хотелось быть уверенной, что поступаю правильно, убедиться.
Убедилась – Слав не просто таскался, он таскался по шлюхам, разово снимая их за деньги.
Ну и… ожидаемо понесло – со злым весельем и мстительным удовольствием. Такая вот реакция - будто пурга закружила и завела без возможности прийти в себя, отогреться и ожить. Я и не жила тогда, а проживала каждый день - на подъеме, увлеченно, радостно даже, будто в пьяном угаре. Да я даже пила и ни Валины, ни мамины выволочки и уговоры остановиться, успокоиться, уехать, в конце концов, куда-нибудь на время развода ничего не дали. Однажды сдержанная правильная Валентина даже надавала мне пощечин и обозвала бессовестной дрянью, мама плакала. На время я притихла, но стоило увидеть его... и опять понесло.