Хочу Румынию! Подлинная история Влада Цепеша Дракулы — страница 15 из 19

С конца 1474 года Влад III с семьей как господарь жил в большой усадьбе в Буде, где не раз встречался с иностранными послами.

В начале 1475 года стодвадцатитысячное османское войско во главе с султаном двинулось через Валахию на покорение Молдавии, и Штефан Чел Маре, у которого было 50 тысяч воинов, попросил венгерского короля Матиаша прислать ему войско во главе с Владом III, который не переметнется к туркам.

Матиаш, который очень боялся потерять корону, абсолютно не хотел противостоять Османской империи вместе со всем христианским миром, однако для получения денег из Ватикана использовал все возможности для имитации борьбы с Портой и увеличения своих доходов. Он объявил о сборе войск, но послал их совсем не к Восточным Карпатам.

17 января 1475 года у села Васлуй, у рек Раковы и Бырлад произошла грандиозная битва турок и молдаван, в которой, возможно, участвовал и отряд с Владом III.

В начале сражения в густом тумане Штефан собрал всех своих трубачей в лесу у болота, они дружно протрубили, турки подумали, что к молдаванам подошло валашское подкрепление Влада III, и разделили свою огромную армию надвое. Одна половина османов бросилась в болото, убила трубачей, была блокирована молдаванами и завязла в грязи. Воины Штефана сначала разбили оставшихся турок, а затем и тех, кто застрял в болоте. Победителям достались сто османских знамен.

Воины Штефана погнались за отступившими турками, с которыми был и Раду Красивый, у Рымника еще раз разбили, но за Дунай на османов не пошли.

Штефан объединил под своим началом Молдову и Валахию и попытался договориться о совместной борьбе с Венгрией и Польшей еще раз, но они ответили, что согласны на это только при условии вассалитета молдавского господаря, который после потрясающей победы 12 июля присягнул венгерскому, а 8 сентября польскому королю, так и не давшим ему большого войска, но хоть не ударившим в спину.

По королевскому приказу Влад III под присмотром Матиаша в январе 1475 года взял в Сербии крепости Шабац и Сребренницу. При этом он с группой соратников, переодетых в янычар, лично входил в турецкие крепости, захватывал и удерживал въездные ворота до прихода главных сил.

Не только атаки, но и само появление Влада III на поле боя наводили на совсем не трусливых янычар ужас. Вокруг него собиралось все больше и больше товарищей по оружию, и на Дунае все громче и громче говорили о том, что не знающий поражений валашский господарь должен опять занять трон в Тырговиште и возглавить борьбу с неостановимыми османами.

Потрясающий разгром турок молдаванами в битве при Васлуе 10 января 1475 года не остановил попыток Мехмеда II ворваться в сердце Европы. В том же году Турция заняла Крым, подчинив себе Крымское ханство, после чего заключила мир с Польшей.

Весной 1476 года на Дунайские княжества опять обрушилось стопятидесятитысячное османское войско. Штефан Чел Маре, располагавший армией в пятьдесят тысяч воинов, попросил помощи у венгерского короля.

По приказу Матиаша войско во главе с Владом III и Штефаном Батори вышло на помощь Молдавии, но по указанию Ворона остановилось, спустившись с Карпат, все же угрожая зайти в тыл османам.

26 июня 1476 года у местечка Разбоени произошла кровавая битва, в которой Штефан не был разгромлен, но потерял многих своих самых опытных воинов. Он отступил и начал успешную партизанскую войну, в которой участвовал и отряд Влада Дракулы. В результате их совместных действий османы не смогли взять ни штурмами, ни осадами главные молдавские крепости Нямц, Хотин и Сучаву и с большими потерями вернулись домой.

Король Матиаш тут же воспользовался ослаблением османов, в котором он почти не участвовал. В 1476 году он женился на принцессе Беатрисе, дочери Неаполитанского короля Фердинанда I, за что получил сильную поддержку в Италии, что позволило ему активно воевать с императором Священной Римской империи, не очень боясь удара от Османской Порты.

Объединенное румынское войско из трех княжеств во главе с Владом III Цепешем Дракулой, Штефаном III Чел Маре и Штефаном Батори из Молдавии тут же вошло в Валахию, из которой в Стамбул бежал Лойота Басараб. 8 ноября 1462 года Влад III Цепеш Дракула вступил в Дымбовице, 16 ноября в Тырговиште, где по воле народа был провозглашен господарем Валахии.

После ухода войска Штефана Чел Маре и Штефана Батори Влад III с четырьмя тысячами соратников, к которому со всего Дуная шли и шли добровольцы, стал успешно освобождать родину от османов.

В конце декабря 1476 года Влад Дракула во время боя был убит подосланными саксонскими купцами и валашскими боярами профессиональными убийцами. Он успел зарубить пятерых из них, но всех врагов одолеть не смог. Впоследствии был распущен лживый слух о том, что его по ошибке убили свои воины, после чего отрезали своему герою голову и отправили ее султану.

Влад III был похоронен в Снаговском монастыре. Через некоторое время его могилу перенесли немного дальше от старой, опасаясь осквернения, и она дошла до нашего времени.

Влад III мог объединить все румынские земли, но самые злобные валашские бояре, не желавшие усиления и процветания своей родины, вместе с алчными брашовскими купцами предали его султану Мехмеду II, получив за это у него право торговли на территории всей Османской империи. Поскольку султан никогда ничего не давал даром, турки стали покупать валашские земли, лишая Дунайское княжество остатков независимости.

В 1482 году при поддержке Штефана III Великого господарем Валахии стал сын Влада Влад Монах, который был вынужден подчиниться султану. В мае 1508 года его сменил его брат Михня, которого бояре прозвали Злой. В июле 1509 года Михня, как и его отец Влад III Цепеш Дракула, попытался сбросить османское иго с родины и объявил себя венгерским вассалом, но бояре тут же написали донос султану, который прислал в Валахию войско. Михня с товарищами отступил в Сибиу, где был убит.

Валашские бояре не хотели независимости своей родины, за которую пришлось бы вести войну на уничтожение с безжалостной Османской империей. Их устраивало, что султаны прямо, минуя валашского господаря, давали им фирманы на владение землей и крепостными, при этом не учитывали, что султаны не заменяли их своими беями только из-за опасения появления нового Влада Цепеша Дракулы.

В 1480-х годах Влад III был оболган королем Венгрии Матиашем Корвином-Вороном и саксонскими купцами, выпускавшими памфлет за памфлетом о его мнимых преступлениях против человечности.

Влада III также обвинили в измене православной вере и переходе в католичество, чего он не мог сделать, поскольку тут же терял права на трон Валахии.

История о мнимом переходе Влада III в католичество сопровождалась обвинениями в вампиризме. Было придумано и распространено поверье, что тот, кто переходил из православия в католичество, становился вампиром. Православные причащались просфорами и вином, символизировавшими тело и кровь Христовы, католики, за исключением священников, причащались только просфорами. Стали распространяться слухи, что бывшему православному господарю не хватало крови, поэтому он как вампир стал пить ее у людей, а также, как посланец Дьявола, использовал ее для магических обрядов.

В 1897 году ирландский литератор Брем Стокер, для увеличения тиража использовавший в своих книгах модную в конце XIX столетия мистику, во время путешествия по Трансильвании познакомился с венгерским преподавателем Арминиусом Вамбери, который порекомендовал Стокеру использовать в своей книге ужасов изуродованный ради коммерческого успеха образ Влада Дракулы, что и было сделано.

Гордая осанка, твердый характер, обостренное чувство долга, ответственность перед народом, уверенное чувство собственного достоинства сделали Влада III поэтом ужаса для оккупантов и захватчиков родной земли. Влад Дракула отлично понимал, как много значит не само сражение или политическое событие, а даже впечатление и слухи о них. Влад III стал одним из родоначальников науки об информационно-психологической войне, контрпровокации и политической интриге, вскоре получившей колоссальное распространение в Европе, а затем и во всем мире.

Даже на монетах Влада III присутствовала имперская символика, подтверждавшая его стремление объединить румынские земли в единую страну.

Государственный скипетр Влада III Цепеша не стал символом предательства и угнетения народа. Этого ему не простили ни свои алчные бояре, ни чужие жадные правители, но в историю Румынии валашский господарь вошел как государственный вождь и герой, боровшийся за счастье народа, который отлично знал, что когда в благословенной Валахии молоко было дешевле воды, добился этого Влад Дракула, он же Дракон и Дьявол.

Цара Романа, или Хочу Румынию! Рукопись XV века

Раздел I. «Мы – люди карпатские». Битва за трон и Валахию. 1430–1456 годы

Глава 1. Кто силен – тот и прав? Орден Дракона, Грюнвальд и страшные Гуситские войны. 1431–1444 годы

Влад Неистовый и я родились на одной улице, в одном городе, в один день и в один час, и на это были свои причины. Мой род военных бояр Арджиу служил валашским князьям-воеводам всегда. Из Дагараша Арджиу вместе с Раду Негру ушли за Карпаты на юг, где был выстроен новый город Кампу-Лунгу, ставший столицей нашей родной Валахии.

Мои предки вместе с князь-воеводами ходили к Серету останавливать безжалостные монгольские орды, на карпатских перевалах насмерть стояли против алчных анжуйских мадьяр, у Краевы и Джурджу отчаянно отбивались от рвавшихся за Дунай османов.

В 1273 году Раду Негру дал Арджиу земли у Яломицы, а когда столица из Кампу-Лунгу была перенесена в Арджис, мы получили вотчины и у Бузеу. Когда в начале нашего столетия господарь Валахии Мирча Великий построил новую столицу, мой дед Серджиу Арджиу основал на реке Дымбовице свое родовое гнездо, в котором я сейчас пишу эти строки.

Арджиу два столетия служили военными воеводами у потомков Черного Князя, и я горжусь тем, что мои предки в боях за родину сотни лет не выпускали из рук сабли.

В составе знаменитой валашской хоругви, во главе которой господарь Мирча поставил своего двадцатилетнего сына Влада, мой такой же юный отец Раду Арджиу в 1410 году рубился в ужасной Грюнвальдской битве с тевтонскими рыцарями, был ранен, но, слава богу, остался жив. Еще восемь лет он ходил в походы в войске Мирчи Великого, от Турну-Северина до самого Моря, но потом все внезапно кончилось.

После смерти великого господаря в Валахии началась двадцатилетняя борьба за трон, с которого его законные и незаконные сыновья ежегодно свергали и сбрасывали друг друга. Вместе с князем Владом мой отец ушел служить венгерскому королю и императору Священной Римской империи Сигизмунду. Мечтавший и о чешской короне Сигизмунд Люксембургский не на жизнь, а на смерть дрался с отчаянными гуситами, и мой отец с князем Владом более десяти лет воевал по всей Европе, не раз побывав в Буде, Загребе, Кракове, Белом Городе и Златой Праге, где видел и говорил с гетманом Яном Жижкой и Прокопом Большим.

В 1430 году князь Влад был принят императором Сигизмундом в рыцарский орден Дракона, членами которого были только владетельные князья и государи. Влад, который стал называть себя Драконом, Дракулой, был направлен служить в трансильванскую Сигишоару, которую от Тырговиште отделяли карпатские перевалы и двести верст, но проскакать их, чтобы попасть в родной дом, было совсем не просто.

Сигишоара была основана триста лет назад саксонскими купцами из Германии и Голландии, которым венгерские короли Арпады давали любые льготы, чтобы противопоставить их местным нобилям и дворянам. Румынская Трансильвания была незаконно захвачена Венгрией в XI столетии, но покорить ее по-настоящему Мадьярское королевство так и не смогло. Дома князя Влада и моего отца стояли рядом на площади Цитадели, но в них нечасто видели их хозяев, постоянно пропадавших в военных походах.

1 октября 1431 года в домах 5 и 7 на улице Жестянщиков родился сын Влада Дракона и внук Мирчи Великого, названный в честь отца Владом, и я, Александру Арджиу – сын, внук и правнук великих военных бояр. С этого дождливого октябрьского вечера моя судьба навсегда была связана с судьбой Влада, Влада Дракулы-Неистового, ставшего героем и славой Валахии. Потом говорили, что в час его рождения, в восемь часов вечера, над Сигишоарой и всей Трансильванией разразилась ужасная гроза, с громом и молниями, но это, конечно, была выдумка, которая постоянно стала сопровождать жизнь Влада Дракулы. Я потом спрашивал об этой грозе у матери, но она только посмеялась и сказала, что осенью молний и гроз в Валахии не бывает.

Я совсем не помню первые пять лет своей жизни, как не помню поспешный переезд через Грозовые Карпаты в 1436 году из аккуратной Сигишоары в мятежный Тырговиште. Позже я, конечно, узнал, что в этом году сын Мирчи Великого при помощи императора Сигизмунда и трансильванских бояр, в сопровождении отряда моего отца ворвался в столицу и, поддержанный всей Валахией, был провозглашен ее господарем под именем Влада II Дракона.

Двадцатилетняя война князей, терзавшая Валахию, в которой чуть ли не два раза в год Раду Праздноглав менялся местами на троне с Даном и Александром Алдей, закончилась. Наша семья вернулась в Дымбовицкое поместье, надеясь больше не покидать его никогда. Не тут-то было.

Господарь лично открыл школу для своих и боярских детей, которых набралось около двадцати пяти мальчишек. Мы сидели с Владом, сыном Дракона, в одном ряду и старательно учили географию, историю, латынь, немецкий, венгерский и турецкий языки, грамматику, арифметику, астрономию и риторику, но это только в первой половине дня. После обеда мы намного усерднее занимались военным делом и боевыми искусствами. Влад и я вскоре стали лучшими мастерами в «поединке четырех мечей», когда противники наотмашь бились двумя клинками каждый одновременно. Часто боевые уроки нам давал мой отец, за тридцать лет непрерывных боев и сражений ставший удивительным мастером рукопашного боя всеми видами оружия. Позднее он же рассказывал нам о Грюнвальдской битве и Гуситских войнах, по которым мы учились стратегии и тактике, но об этом подробно я расскажу позже, ибо решил в своей рукописи придерживаться хронологического изложения событий.

Мы, восьмилетние мальчишки, больше интересовались холодным и огнестрельным оружием, недавно появившимися в Тырговиште пушками, чем политикой. Мимо нас незамеченной прошла смерть престарелого императора Сигизмунда в 1437 году и сразу же разгоревшаяся во всей Европе яростная борьба за все три его опустевшие короны. В эту борьбу не упустила вмешаться Османская Порта, которая, как постоянно говорили нам и мой отец, и господарь Влад, была самым страшным врагом Валахии. Трон в Тырговиште шатался и почти падал, но Влад II Дракул сумел удержать власть, даже оставшись без венценосного покровителя. Ему пришлось в 1438 году пропустить через Карпаты османское войско, стремившееся в Трансильванию участвовать в борьбе своих ставленников на европейские престолы.

Господарь Влад в сопровождении отряда моего отца день и ночь мотался по стране, успевая гасить заговоры и отражать внешние угрозы. Мы только потом узнали, как они уже через месяц после вторжения турок смогли оставить их без продовольствия, и османы, несолоно хлебавши, были вынуждены вернуться в Адриянополь, не успев сильно напакостить в Карпатах. Только после этого господарь и мой отец, давно ходившие с почернелыми от усталости лицами, начали наконец улыбаться, и все сразу почувствовали, как в Тырговиште спало напряжение.

Турки опять на Дунай не спешили, но к новому походу, конечно, готовились. Императорская корона вернулась в дом Габсбургов, а венгерскую корону, под протекторатом которой вынужденно находилась Валахия, надели восемнадцатилетнему польскому королю Владиславу III из литовской династии Ягеллонов. Венгерские вельможи надеялись, что северная Польша поможет Западной Венгрии противостоять южной Османской империи, но в конце концов эта история закончилась для юного короля совсем плохо.

Влад II Дракон активно участвовал во всех этих событиях на стороне Европы против Азии, и это, конечно, ему с рук не сошло. В конце зимы 1442 года на Дунай обрушилось османское войско румелитского беглербега Шехабеддина, шедшее по приказу султана Мурада II свергать с Валашского трона первого Дракона и отца Влада, который уже стал моим другом. Нам было почти двенадцать лет, и мы уже хорошо понимали, в каком мире и окружении бьется, как загнанный зверь, наша румынская родина.

Наши предки расселились вокруг Карпатских гор задолго до Рождества Христова. Военный союз румын во главе с Децебалом в течение долгих двадцати лет оказывал яростное сопротивление непобедимым легионам Рима, которые только под угрозой нашего полного уничтожения в 106 году вышли к Карпатам. Рим назвал наши земли Дакией и в конце III века был выдавлен из них своей слабостью. Оставшийся на Дунае народ, названный дако-римлянами, еще долго отбивался от атаковавших всех северных германских варваров, но был вынужден уйти в горы.

Только к IX веку франки Карла Великого рассеяли варваров, но на наши земли сразу же накатилась новая беда. По землям к югу и востоку от Карпат бесконечно бродили орды печенегов и половцев, и они пришли в запустение, сохранив селения только на охранявшихся торговых путях. Несмотря ни на что, к западу от Карпат, в Ардеале, румыны смогли создать свои небольшие княжества Фагараш и Марамуреш.

В начале XI столетия румын с запада атаковали орды мадьяр, на востоке и юге бродили орды кочевников, и наши земли под названием Трансильвания насильно вошли в состав Венгерского королевства.

Ничего хорошего из этого насилия не вышло. Как только венгры завязли в борьбе с нахлынувшими со стороны Галицко-Волынского княжества монголами, у Тисы и в Предкарпатье, румыны из Дагараша перешли горы и между Карпатами и Дунаем создали нашу Валахию. Когда через сто лет татаро-монголы развалились в междоусобной борьбе, румыны из Марамуреша ушли от алчных мадьяр на восток и от Карпат до Сирета и Прута образовали княжество Молдову.

Попытки Валахии, Молдовы и Трансильвании объединиться в единую Румынию постоянно встречали яростное сопротивление Венгрии на западе, Польши на северо-востоке и Османской Порты на юге, и проломиться через этот безжалостный частокол на юге румыны не могли. Они смогли выбить турок из Дунайской Добруджи и выйти к Морю, но в самом начале слияния Валахии и Молдовы Венгрия и Польша в один голос дружно завопили, что тогда пройдут от Дуная до Днестра огнем и мечом.

К началу нашего века Османская Порта разбила Сербию на Косовом поле, окончательно покорила оба болгарских царства и почти по всему течению Дуная нависла над Валахией, заявив, что вот-вот завоюет все Балканы.

Под угрозой потери доходов и независимости европейские государи ненадолго перестали кусать друг друга и выставили против османов сильные войска. В 1396 году в битве при Никополе христианские вожди переругались из-за будущей славы победителей, и только стойкость устоявших в битве валашских воинов спасла цвет упрямого европейского рыцарства от гибели.

Оставшийся один на один с безжалостной Портой, Мирча Великий подписал с султаном Баязидом вассальный договор, по которому Валахия выплачивала Турции только символическую дань в несколько сот золотых дукатов. Валахия не была разорена и стерта османами, как до этого Сербия и Болгария, а вскоре попутный ветер задул и в ее паруса.

В Турции началась многолетняя резня за власть трех сыновей неожиданно разгромленного Тамерланом Баязида. В Европе разгорелись длительные Гуситские войны, в которых завязли Венгрия, Польша и Священная Римская империя. На Карпатах временно все затихло, но в 1418 году смерть Мирчи Великого опять помешала Валахии, Молдове и Трансильвании объединиться. Вместо борьбы за румынское единство в Валахии началась двадцатилетняя драка за власть законных и незаконных претендентов на ее престол, сильно ослабившая набранную при господаре Мирче мощь страны.

К 1440 году Гуситские войны в Европе закончились, и венгерскую корону надели на юную голову пылкого польского короля Владислава III, рвавшегося возглавить крестовый поход, затеянный Ватиканом против османов, которых к этому времени успел объединить султан Мурад II. Границей противостояния христианской Европы и мусульманской Турции оказалась Валахия, и султан потребовал от нее полного подчинения. Наш господарь Влад II Дракул в ответ собрал полки в войско Владислава, и Мурад II тут же ударил по Валахии от Дуная. Мы еще не знали, что основой стратегии тактики султана и его военных пашей был один-единственный прием – завалить врага трупами. Не имевших сердца и воли турецких янычар встретили гордые валашские рыцари, имевшие опыт самых страшных битв своего времени.

Нас, валашских мальчишек, воспитывали рыцарями с трехлетнего возраста, и мы росли на Кодексе рыцарской чести. Наши доблестные отцы побеждали непобедимых тевтонов у Грюнвальда, годами рубились в кровавых Гуситских войнах, отбивали неотбиваемые атаки османских сипахов. Все мы, особенно второй Влад Дракон, бредили рыцарскими подвигами и рвались в них участвовать, по-детски боясь опоздать на очередную битву. Мы восторженно декламировали стихи французских и немецких поэтов, пели песни трубадуров и миннезингеров, прославлявшие рыцарские доблести – воинственность, благоразумие, мужество, великодушие и чувство чести.

Наш век был временем расцвета рыцарства, и наши отцы с удовольствием участвовали в воинских турнирах в Буде, Кракове и Нюрнберге.

Первые военные дворяне, названные рыцарями, рубились в Европе уже семьсот лет назад. На Франкскую империю Карла Великого напали арабы, воевавшие в конном строю. Пешие воины Карла не могли противостоять коннице и тоже сели на коней. У них появилось особое оружие, и в эпоху крестовых походов рыцарские меч, щит, копье, кольчуга, панцирь, шлем, поножи, набедренники, поручи, наплечники, рукавицы весили как взрослая женщина. Рыцари одели в броню и своих боевых коней. Тяжелая панцирная конница таранным ударом решала исход любого сражения, но боевые кони могли выдержать тяжеловооруженных всадников не более часа.

Каждый европейский дворянин отлично знал освященные в церкви законы рыцарской чести – не бежать от врага, не поддерживать неправого дела, не начинать войну без причины, быть верным своему слову, не лгать, защищать слабых, везде бороться за правду и добро против лжи и зла и быть щедрым.

Главным оружием рыцаря был меч длиной в рост подростка и весом в два ведра воды. Его рукоять соединялась поперечной перекладиной с клинком и придавала ему форму креста. Когда рыцарь был должен поклясться на кресте, он просто втыкал меч в землю перед собой.

К рыцарскому мечу всегда полагался длинный кинжал. Рыцарские копья из крепчайшего ясеня достигали длины в три человеческих роста, верхний острый железный наконечник дополнял нижний штырь, позволявший втыкать копье в землю под любым наклоном. Кроме колющих, рубящих и обоюдоострых мечей и копий, рыцари шли в битву с боевыми топорами, окованными железом палицами, булавами с острыми металлическими шипами, имевшими шары на цепях. Луки и арбалеты сами рыцари не использовали, считая их недостойным оружием, убивающим исподтишка и издалека, но в своей свите всегда имели лучников.

Каждый рыцарь шел в бой с оруженосцами, пажами, лучниками, запасными боевыми конями и оружием. Он и его свита составляли «копье», от двадцати до сорока копий составляли «знамя», около пятидесяти знамен составляли рыцарское войско, в котором редко было более тысячи рыцарей.

Перед битвой рыцари выстраивались в три боевые линии, одна за другой. Каждая линия имела центр и два крыла. В центре строился клин, который был должен прорвать фронт врага. В сражении рыцари в линиях строились «частоколом», на расстоянии пяти метров друг от друга, чтобы иметь место для поединка. Трубадуры пели: «Кто видел свою кровь, чьи зубы скрипели под ударами чужих кулаков, тот, кто был распростерт на земле, тот поднимался более непреклонным, сколько бы раз не был повержен».

Общие законы и правила поведения европейские рыцари создали во время крестовых походов. Именно они дали всему миру новое понятие – о чести. Рыцаря, который рассчитывал на свой меч, нельзя было оскорбить безнаказанно. Рыцари показали всем на Западе и Востоке, что за унижение их враги могут ответить жизнью и кровью. Это были совершенно особые люди, стать которыми мечтали все дворяне Европы.

В боях крестовых походов на Ближнем Востоке и Палестине появились рыцарские ордена, в которых своеволие не приветствовалось. Рыцари в бою не стремились убить противников, они сбивали их с коней, затем брали в плен для получения выкупа и только потом шли в атаку опять. В сражениях с арабскими воинами султана Салах-эд-Дина, имевшими такую же выучку, как и рыцари, это легко могло закончиться разгромом.

Для усиления боеспособности рыцарского войска в конце XI века были образованы духовно-рыцарские ордена иоаннитов-госпитальеров, тамплиеров и тевтонов, которые имели строгую иерархию отрядов, приоров, комтуров, командоров, маршалов, составлявших капитул во главе с пожизненно избиравшимся великим магистром, подчинявшимся только римскому папе.

Рыцари духовных орденов вместо обычного частокола и клина стали атаковать врага колоннами, что значительно увеличивало боевую силу христианского войска. Они давали три строгих обета – воздержания, послушания и бедности, а их уставы были более чем суровые:

«Ты жестоко ошибаешься, если думаешь жить у нас спокойно и весело. Наш устав говорит: когда хочешь есть – ты должен поститься, когда должен поститься – тогда должен есть, когда должен идти спать – тогда должен бодрствовать. Для ордена ты, рыцарь, должен отречься от отца, матери, брата и сестры. В награду за это орден даст тебе хлеб, воду и рубище».

В сражениях больших стотысячных армий силы удара рыцарских орденов не хватало. В грандиозном сражении при Никополе у болгарского Плевена европейские рыцари во главе с желавшими славы бургундцами ринулись в атаку на пеших янычар, которые расступились, пропустили конных врагов, а затем сомкнулись перед их «копьями», после чего перебили или пленили прорвавшихся.

После этой битвы в христианском войске появилась пехота. Рыцари, не отрываясь от нее, прорывали фронт врага, и тут же за ними в боевые порядки врывались пехотинцы, довершая разгром.

Воевавшие против османов валашские рыцари сражались против огромного количества пеших янычар и легкой конницы сипахиев. Влад II Дракон, искусный стратег и опытнейший воин, значительно облегчил рыцарское вооружение своих воинов, что позволяло им противостоять османам длительное время. В 1444 году валахи опять спасли христианское войско под Варной, но об этом я подробно расскажу в свое время.

В 1408 году в Вышеграде под Будой венгерский король и император Священной Римской империи Сигизмунд Люксембургский объявил о создании Societas Draconistrarum, ордена Дракона. Название ордена было выбрано удачно – в нашем балканском фольклоре геройский дракон всегда побеждал злого демона и защищал людей от происков дьявола.

Устав ордена Дракона был написан канцлером Венгерского королевства и утвержден буллой римского папы. Его символами стали дракон и пылающий крест, а девизами были выбраны «О, как милосерден Господь» – «Oquammisericorsest Deus», и «Оправдано и мирно» – «Lastusestpasiens».

Орден Дракона не стал массовым, хотя его целью была объявлена организация крестовых походов против Османской Порты. Император Сигизмунд пригласил в него польского короля Владислава II, литовского князя Витовта Великого, английского короля Генриха V, датского короля Кристофера II и других членов правящих династий европейских государств, надеясь получить от них помощь для отражения очередного турецкого нашествия.

Членство в ордене Дракона было очень почетным, и когда в 1430 году Сигизмунд Люксембургский принял в него владетельных венгерского князя Батори, трансильванского князя Ракоци и сына валашского господаря Мирчи Старого Влада, это сильно помогло ему через шесть лет занять трон в Тырговиште.

На одежде Влада появилась эмблема, изображавшая дракона с доходящим до шеи хвостом. Он, как Батори и Ракоци, внес его изображение в родовой герб и сделал своей родовой фамилией, перешедшей к его среднему сыну Владу. Валашские господари Влад II Дракул и Влад III Дракула были рыцарями без страха и упрека, и я подробно расскажу вам об их подвигах, о которых знаю все.

Теперь, когда я пишу эти строки, моего друга и господаря больше нет, как нет и того рыцарства, которое вызывало восторг всей Европы. Теперь оно с каждым годом теряет свой воинственный пыл, а рыцарей-воинов все больше и больше сменяют рыцари-придворные, дни и ночи которых проходят уже не на полях битв, а в роскошных дворцах. Теперь рыцари любят собираться при дворах европейских государей и проводят время в турнирах, охотах и празднествах.

Пушки все больше и больше делают закованных в броню рыцарей уязвимыми, и рыцарский строй, удобный для яростного поединка, заменяет сплошной строй хорошо обученных солдат, подчиняющихся единой воле командиров. Рыцарство уходит в прошлое, но его идеалы изменили не только Европу, но и мир. Благородные воины облагородили наши жуткие нравы, а их образ жизни распространился на все христианское дворянство, которое стало воспитываться в рыцарском духе, главным девизом которого были «Верность и честь».

Мой отец Раду Арджиу и его господарь Влад II Дракон вместе написали отчет об участии валашских воинов в страшной Грюнвальдской битве, по которому учились воевать наши командиры в военной школе Тырговиште. До 1410 года рыцари Ordo Theutonikorum, Тевтонского ордена, носившие черные туники и белые плащи с черным крестом на левом плече, были непобедимы в сражениях, что позволило им завоевать Восточную Пруссию и половину Балтийских земель. Когда в невыносимой гордыне тевтоны повернули свои отряды на юг, объявив о походе к Морю, им навстречу вышло объединенное войско Польши и Литвы, в котором были австрийские, чешские, хорватские, венгерские рыцарские отряды. Тысяча валашских воинов во главе с Владом Драконом рубились в самом центре великой Грюнвальдской битвы, и бумаги с описанием их подвигов я храню как зеницу ока.

Читайте же, благородные потомки ваших героических отцов, эту историю о разгроме Тевтонского ордена, написанную скупыми словами воинов, чьи руки, привыкшие к мечам, редко держали перья, и это будет мой первый рассказ об их подвигах.

Подробный рассказ об участии валашского полка в битве на Зеленом поле, случившейся этим летом, написанный собственной рукой воеводы Рады Арджиу под началом князя Влада, прочитанный господарем Валахии Мирчей Великим, в Тырговиште, октября 2 дня сего 1410 года.

О тевтонах и причинах, погубивших заносчивый орден, ни в чем не знавший меры

В начале нашего века в Европе вдруг стало тесно – Тевтонский орден решил сразиться со всеми за первенство, земли и их доходы. Не решившись всерьез ссориться с Империей, тевтоны, распространившись с середины XII столетия из Пруссии на балтийские страны и получив отпор от Московии, повернули на своих южных соседей – Польское королевство и Великое Литовское княжество. Зная, что в их планах было прорваться к Южному Морю, чтобы положить свой меч на весь главный европейский торговый путь, южные соседи Польши и Литвы – Австрия, Чехия, Хорватия, Венгрия, Валахия – решили им помочь и послали в их войско свои полки.

Тевтонский орден включал многие комтурства в Германии, Пруссии, Ливонии, Балтии и Поморье, которые выставляли тысячи и тысячи рыцарей. Капитул Тевтонского ордена и его великий магистр открыто заявили, что их цель – «Drangnach Osten – Натиск на Восток». Это увеличение ордена за счет польских, литовских и русских земель, а затем создание в Европе Великой Тевтонии.

Так как Тевтонский орден и Польша являлись католическими государствами, то развязывающая войну сторона получала осуждение всего католического мира и его вассалов во главе с римским папой. Тевтоны обвинили поляков в ненастоящем христианстве, поскольку они находились в союзе с язычниками-литовцами. На европейских землях началась большая политическая игра. Молдавия являлась вассалом Польши, а Валахия состояла с ней в экономическом союзе. Стремясь разгромить Польшу и подчинить себе не только Трансильванию, но Валахию и Молдову, то есть все румынские земли, Венгрия выступила в войне на стороне Тевтонского ордена. Валахия отправила в польское войско тысячу лучших бойцов, понимая, что втрое большее, чем она, Венгерское королевство при первой возможности ринется за Карпаты. Валашский и молдавский полки через Яссы, Черновцы, Львов и Люблин вступили к Бресту, где формировались польские и литовские армии.

Об армиях

Тевтонское войско состояло из тяжелой рыцарской и легкой союзной кавалерии и большого количества пеших кнехтов. Орденская армия всегда была самой большой в Европе, огромные средства тратились на наемников, на покупку новых военных изобретений и их применение в боевых действиях. Еще в середине XIV века тевтоны купили первые пушки, одна из которых в 1341 году каменным ядром при осаде замка убила великого литовского князя Гедимина, не знавшего о новом страшном оружии.

Польско-литовское и союзное войско формировалось в территориальные конные и пешие полки-хоругви. Его организация перед битвой была образцовой.

Тевтонская армия в начале лета 1410 года состояла из пятидесяти тысяч рыцарей и кнехтов, и еще пятнадцать тысяч военных слуг находились в обозе.

Польская и литовская армия с союзными полками состояла из пятидесяти тысяч конных рыцарей и пеших воинов, и еще двадцать тысяч слуг и крестьян находились в обозе.

В хоругвях той и другой армии было по 200–800 воинов в каждой.

В начале июля 1410 года две огромные армии, абсолютно равные по силе, встали на польско-тевтонской границе у Ольштына.

Грюнвальдская битва 15 июля 1410 года

14 июля две армии выстраивались друг против друга у городка Танненберг. Между ними и тевтонами находилось Зеленое Поле, Грюнвальд.

Наши и литовские воины провели осмотр будущего поля битвы. С другой стороны разведку проводили тевтоны.

Поле занимало площадь в четыре квадратные версты и располагалось в широком треугольнике между деревнями Грюнвальд (Зеленое Поле), Танненберг (Еловый лес) и Людвигсдорф. Поле оказалось ровным, почти по его середине были небольшие овраги, лощины и цепь невысоких холмов, за которыми удобно было скрыть резерв.

На рассвете 15 июля тевтонская армия встала на невысоких холмах, чтобы мы атаковали ее снизу вверх, справедливо думая, что это уменьшит силу удара. Рыцари и кнехты встали на позиции так, чтобы их было трудно окружить, а орденская конница с флангов могла нас атаковать. Тевтонские и наши полки имели знамена-хоругви, которыми во время битвы подавались команды, поскольку в грохоте боя барабаны и трубы были не слышны. Мы хорошо знали, что тевтоны для обмана уменьшали или увеличивали число знамен и ночных костров, чтобы невозможно было определить размер войска. Тевтоны могли поставить под знаменитую хоругвь новобранцев, а под неизвестным знаменем – отборных воинов, чтобы скрыть направление главного удара. Все эти сведения наши военачальники учли при разработке плана сражения.

Тевтоны должны были иметь сто пятьдесят полков, однако наши воины насчитали на их позиции только сто двадцать хоругвей. Стало ясно, что отборный резерв из тридцати полков великий магистр спрятал в центре за холмами. Во время разведки наш воин, Михня из Арджиса, обнаружил, что перед фронтом ордена были вырыты тщательно замаскированные волчьи ямы с вбитыми в дно острыми кольями.

Тевтоны выстроились двумя линиями длиной две версты между Грюнвальдом и Танненбергом.

Правым флангом командовал великий комтур Куно фон Лихтенштейн, левым – великий маршал Фридрих фон Валенрод. В центре с резервом встал великий магистр Ульрих фон Юнинген. Перед фронтом выстроились арбалетчики и сорок пушек. Полки состояли из рыцарей-тевтонов, рыцарей-вассалов, рыцарей из Германии, Австрии и Венгрии, наемников, кнехтов и двора великого магистра.

Наши войска выстроились фронтом в две версты в три линии-гуфа, к югу от Грюнвальда, так, чтобы нас невозможно было окружить. Польские, моравские, богемские, украинские, русские, молдавские и валашские хоругви под командой польского короля Владислава II Ягайло стояли на левом фланге и в центре. На правом фланге выстроились литовские, белорусские хоругви, литовские татары и пешее ополчение под началом литовского князя Витовта Великого. В наших полках лучшие воины находились впереди и на флангах, менее опытные – в центре.

Разгромить железный строй хоругвей Тевтонского ордена прорывом их фронта было невозможно. Витовт Великий предложил гениальный план сражения, позволявший победить непобедимых тевтонов. Для этого его войско выстроилось на правом фланге, за которым в двухстах метрах широкой полосой разлеглась болотистая местность.

Июльское утро было очень жарким, выстроившиеся в три часа рыцари в тяжелой броне чувствовали себя нелучшим образом.

Наши хоругви построились только в шесть часов утра. Витовт хорошо знал, что валашский полк был обучен князем Владом атаковать и отступать как единое целое, не разрывая фронта. Так как его план битвы могло осуществить только хорошо обученное войско, он попросил передать ему валахов. Король не возражал, и наша тысяча во главе с Владом встала позади великого литовского князя.

Уже семь часов тевтоны стояли на холмах, ожидая атаки на своей выгодной позиции. Мы не двигались с места – в пять часов утра над Грюнвальдом разразилась сильная гроза, земля размокла, и атака конницы вверх по грязи означала только наше быстрое поражение.

В десять часов утра два герольда великого магистра воткнули два меча у ног Владислава и Витовта со словами: «Не прячьтесь, если вам мало места – мы можем отойти!»

По плану сражения тевтоны должны были оставаться на месте. Земля высохла, и сражение можно было начинать.

Наши полки двинулись на врага сразу по всему фронту лавой, впереди с двумя конями каждый летели татары Джелаледдина. Бомбарды ордена выстрелили, за ними дали залп арбалетчики, но вреда нашей коннице они не нанесли.

Вдруг татары бросили вперед линию своих вторых коней без всадников, которые провалились в волчьи ямы. Татарский строй пролетел между ними как стрела и вмиг изрубил не успевших уйти лучников и пушкарей. Рыцари первой линии на холме сдержанно улыбнулись, когда к ним поскакали татарские всадники совсем без брони, и только опустили на щиты свои тяжелые копья. Вдруг татары на полном скаку остановились как вкопанные в двадцати шагах от рыцарей, что-то резко замелькало в воздухе, и арканы мгновенно вырвали из тевтонского фронта первый ряд оруженосцев и четыре боевых штандарта.

Потеря знамени была позором для рыцарей. Фронт тевтонов яростно заревел на всем своем протяжении, и их железная стена качнулась вперед, начав атаку ордена. Первая линия тевтонов сошла с холмов, и битва грудь в грудь началась в равных условиях. Мы видели, как стоявший перед нами Витовт весело посмотрел на Владислава – тевтоны сошли с места первыми, потеряв выгоды действительно сильной позиции. Теперь великому стратегу было необходимо, чтобы в бой втянулись вторая линия тевтонов и спрятанный за великим магистром резерв.

Мы видели, как две линии рыцарей с ужасным грохотом ударились друг с другом. Рыцари рубились, падали и поднимались на вал своих павших товарищей, но наши витязи не сдвинулись назад ни на шаг. Нога наступала на ногу, доспехи бились о доспехи, и копья летели в лица врагов. Удары мечей и страшных литовских секир о щиты и шлемы производили невыносимый грохот, как будто сотни молотов бились и бились о сотни наковален. Кони давили упавших и кусали друг друга, все перемешалось, но обе линии врагов стояли твердо, и никто не отступал с места, пока не был убит.

Великий магистр ввел в бой вторую линию своих хоругвей, и мы видели, что Витовт еле удержал своего коня на месте. Гордые тевтоны ударили прямо в центр, надеясь прорвать наш фронт, и там начался ад. Удар пришелся на три русские хоругви, которые стояли насмерть, потеряв каждого второго воина. Поляки, чехи и молдаване тоже стояли как каменные стены, а бреши в местах, где прорывались тевтоны, закрывались хоругвями второго и третьего гуфа.

В начале второго часа битвы Витовт оглянулся, поднял окованную железом руку, и князь Влад тут же отвел нас на двести метров назад, прямо к обозу и незаметному от фронта болоту. Литовцы начали мнимое отступление по всему правому флангу, и за ними с победным ревом ринулись ряды тевтонов. Литовцы разошлись по сторонам, зубами держа строй, и сразу пять тевтонских хоругвей вынеслись на нашу валашскую тысячу. Мы ринулись вперед и в сторону, лишив тевтонов преимущества хода, оставив за собой открытым обоз. Часть рыцарей не выдержала и бросилась на беззащитный обоз для его грабежа, но остальные ударили по нам. Под ударами их мечей мы начали откатываться к болоту, и тевтоны впервые в этой ужасающей битве разорвали свои железные ряды.

Часть рыцарей почти доскакала до обоза, но внезапно его возы разошлись в стороны, и за ними стояли готовые к огню пятьдесят орудий. Ужасающий залп в упор превратил бросившихся к обозу тевтонов в ничто. Пользуясь возникшим секундным замешательством, мы тут же вырвались из боя и ударили по флангу рубившихся с нами тевтонов, которые мгновенно были загнаны в болото, где преимущества панцирной конницы превратились в прах.

Прорвавшихся в тыл литовского фронта и завязших в болоте тевтонов окружили и вырубили в пыль, а в продырявленный левый фланг ордена бешено рванулись отборные хоругви, которые повел в бой сам Витовт Великий. По его приказу мы вытерли со лбов кровавый пот и встали в тылу хоругвей польского короля.

В дыру на левом фланге ордена ломились все новые и новые литовские хоругви, заходя в тыл всему войску Тевтонского ордена. Рыцари яростно надавили на польский фланг и центр, и битва в этом месте, где рубились лучшие воины, стала ужасающей. Тевтоны прорубились почти к королю, подрубили и захватили главное знамя Польши. Под яростный рев бросившиеся к нему польские витязи смогли отбить свою главную хоругвь, и в этот момент в открывшийся польский фронт ударил резерв великого магистра. Польские рыцари приняли на себя этот страшный удар, но более двух тысяч тевтонов во главе с магистром, с размаху пролетев мимо короля Владислава, стали заходить в тыл польского войска.

У прорывавшихся тевтонов ничего не вышло, потому что они с размаху врезались в наш заслон, который падал рядами, но не отступал ни на шаг, и многие наши витязи прославили себя и родину знаменитой валашской стойкостью.

Я не знаю как, но мы удержали фронт, не дав тевтонам зайти нашим хоругвям в тыл, и уже справа нас закрывали родные молдаване, слева рубили врага страшные в ярости поляки, и дыра в центре на глазах затягивалась залитыми кровью по пояс хоругвями русских, украинцев и чехов.

В этот момент фронт тевтонов напротив короля был словно разрублен боевой литовской секирой. Страшный косой удар, придуманный отцом Витовта Кейстутом, поразил центр ордена, и мы своими глазами увидели, как пятеро оставшихся в живых после этого страшного удара израненных литовских рыцарей на шатающихся лошадях прорвали передний ряд тевтонов, и Витовт Великий своим ужасным мечом разрубил бросившегося на него орденского всадника пополам вместе с конем.

Фронт ордена начал расползаться надвое, к пяти литовским героям прорубилась подмога, и железные совсем недавно ряды Тевтонского ордена были прорваны нашими воинами во многих местах. На Грюнвальдских холмах десятки тысяч еще оставшихся в живых тевтонов были окружены и загнаны в смертельный котел, окруженный непробиваемыми стенами польских, литовских, чешских, русских, белорусских, украинских, молдавских и валашских хоругвей.

Начался небывалый разгром всемогущего до 15 июля 1410 года Тевтонского ордена, тонувшего в собственной крови. Тевтонов разделяли, зажимали в смертельные кольца и стирали в пыль. Пять тысяч орденских всадников вырвались из кольца и попытались укрепиться в своем вагенбурге, но их догнали и в момент изрубили вместе с военными слугами.

В Грюнвальдской битве погибли более тридцати тысяч тевтонских рыцарей и их союзников, из двухсот пятидесяти начальников ордена в столичный Мариенбург не вернулись более двухсот, были взяты почти все орденские знамена. Когда к ногам Витовта Великого сложили собранные перстни убитых тевтонских рыцарей, он посмотрел на насыпь вокруг него и воскликнул: «Ужели тут лежит весь орден!»

Валашская тысяча вернулась на родину с победой и славой. Погибли 203 наших рыцаря, а ранены были все. Европа узнала, что валашского воина мало убить, его после этого надо еще повалить.

О стойкости и мужестве валахов больше ни у кого не было никаких сомнений.

Теперь, когда я пишу эти строки, судьба Тевтонского ордена свершилась.

1 февраля 1411 года был подписан Торунский договор, по которому Тевтонский орден быстро покатился к своему концу. Поляки и литовцы могли добить тевтонов еще осенью победного года, но Витовт Великий не захотел этого делать, справедливо полагая, что оставшаяся без сильного врага Польша тут же попытается поглотить его Великое княжество Литовское. На землях ослабевшего Тевтонского ордена была создана Лига немецкого и польского дворянства, которая в 1454 году восстала против тевтонов и передала свои земли польскому королю Казимиру IV Ягеллончику. Орден еще сопротивлялся тринадцать лет, но в 1466 году признал себя вассалом Польши. Теперь вместо него существует обычное герцогство.

Вернувшись на родину из пропитанного красной кровью Зеленого Поля, валашские воины недолго оставались дома. После смерти в 1418 году нашего господаря Мирчи Великого в Валахии начался бесконечный кровавый раздор, и с этим по тогдашним законам ничего нельзя было сделать. Сын Мирчи Влад, которому до трона в Тырговиште дотянуться было еще невозможно, мудро ушел с отрядом моего отца на службу к императору Сигизмунду. Отец много рассказывал об этих бесконечных десятилетних походах, но все материалы о гуситских войнах я собрал, уже будучи командиром тайной стражи Влада III Дракулы. Со своим господарем мы часто просматривали эти бумаги, помогавшие нам строить сильную Валахию на многочисленных примерах, как нельзя поступать государю и как ему действовать просто необходимо.

Читайте, любезные моему сердцу соотечественники грядущих веков, мой второй рассказ об участии валашских рыцарей в потрясших могучую Европу кровавых Гуситских войнах.

Глава 2. Ян Гус. Что может сделать профессор Пражского университета с Европой, если этого захочет народ

В начале нашего столетия Богемия и Моравия были забиты немецкими начальниками до отказа. Все сколько-нибудь значимые должности в городах, селах, общинах, компаниях, университетах и школах, дававшие значительный доход, были заняты выходцами из близких к королевской Праге германских земель, и чехи зло говорили, что их родина стала немецкой колонией даже без войны.

Вот-вот могло начаться восстание, и в 1409 году чешский король Вацлав IV подписал Кутнагорский декрет, давший, наконец, чехам равные права с немцами. Ректором достойнейшего Пражского университета был назначен декан его философского факультета Ян из Гусинца, который сразу же в публичных диспутах обрушился на продававших в Чехии индульгенции католических священников римского папы, не знавших удержу в обогащении и стяжательстве.

«Богатство отравило души многих христиан. Откуда распри между папами, епископами и священниками? Псы грызутся за кость. Отними у них кость – они перестанут, остановятся. Откуда у нас разврат духовенства перед мирянами? От этого яда, называемого богатством!»

Участвовавшие в обогащении немецкие профессора ушли из Пражского университета, надеясь, что он тут же зачахнет, но их места заняли талантливые чешские ученые. Ян Гус в своих проповедях, на которых присутствовали сотни пражан, заявил: «Мы не должны отягощать свою совесть ложью!» Его выступления вызвали потрясения в европейской духовной жизни. Чехи, австрийцы, даже немцы и французы переставали покупать индульгенции, за деньги отпускавшие всем желающим любые грехи, и доходы Ватикана резко снизились. Папа очень рассердился, и чешский король испугался за свою корону. Вацлав IV и его приближенные выжили Яна Гуса не только из университета, но и из Праги. Он уехал на юг Чехии и в замке своего приверженца в знаменитом трактате «Десять заповедей божьих» обратился прямо к народу.

Этого ему не простили.

В 1414 году магистр и бакалавр святого богословия Ян Гус был вызван на церковный собор в Констанце, получив охранную грамоту от императора Сигизмунда, короля Венгерского, Хорватского и Далматского. В Констанце от него потребовали отречься от своих взглядов, которые опасно будоражили европейские народы, на что Гус ответил: «Докажите словами Иисуса Христа, что я неправ, и тогда я буду всеми силами прославлять римскую церковь».

Всемирный Констанцский собор раскололся. Из 90 депутатов от церкви, городов и владетельных князей 45 потребовали от Гуса отречения от своих взглядов или смерти, 10 заявили, что достаточно церковного покаяния, а 30 депутатов объявили, что он невиновен. В зале собора неделю стоял крик до небес, о котором стало быстро известно всей Европе:

«Мы видим, как без всякого расследования дела угрожают костром этому хранимому богом человеку. Вы закрываете Гусу рот своим криком, чтобы никто не услышал его мысли и стремления. Это позор! Голосую за свободу Гуса. Да!

Удавить его. Голосую за смерть Гуса. Нет!

Кто проповедует простым людям Библию – мечет бисер перед свиньями. Нет!

Камень, который мы ныне бросаем вверх, упадет на наши головы. Да!

Того, кто ищет ангелов на земле, посылайте на небо. Пусть Гус умрет сегодня же. Нет!

Кто гасит свет – тот желает тьмы. Жизнь и свободу Гусу. Да!

Мы уже ощипали его. Пусть Гус печется. Нет!

Этого кровавого пятна с нашего духовенства не смоет и Рейн. Да!

Гус опровергнул все показания против него. Да!

Целые потоки невинной крови будут пролиты за Гуса. Да!

Он невиновен, и вы не имеете права оскорблять, заточать и жечь Гуса. Да!

Во имя всего святого и во имя закона я требую свободу Гусу. Да!

Если мы сегодня не сожжем Гуса, то завтра народ сожжет нас. Нет!

Пусть он умрет. Нет!

Грех и ложь вы любите больше, чем правду и справедливость. Горе вам всем! Горе всем нам!»

Когда богатые защищают свои неправые доходы – законы не действуют. Заявив, что ученый чех – еретик и осужден большинством, 6 июня 1415 года он был заживо и страшно сожжен на костре, его кости были разбиты молотом и сброшены в Рейн.

Протест Пражского сейма Констанцскому собору подписали 450 вельмож, баронов и дворян Богемии и Моравии, но католические епископы и владетельные князья на него даже не ответили. И тогда совсем не маленькая Чехия как будто взорвалась.

Центром сопротивления стал Пражский университет. Для приверженцев Яна Гуса, которых стали называть гуситами, закрылись все церкви, и тысячи людей стали уходить на проповеди в поле. Отчаянные стали собираться в южной Чехии на горе Табор, которая быстро превратилась в крепость. Гуситов-дворян стали называть чашниками, простых гуситов – таборитами.

Четыре года Чехия кипела и бурлила, но католические власти не уступали чехам ни в чем.

30 июля 1419 года все гуситы Чехии восстали, король Вацлав IV от страха умер в своем замке, и власть в Праге перешла к народу. Крестьяне изгоняли католическое духовенство по всей стране, а дворяне конфисковывали их имущество. Богемские и моравские вельможи обратились за помощью к венгерскому королю и императору Сигизмунду. Идея надеть на свою старую голову еще и чешскую корону императору очень понравилась. С венгерскими и австрийскими войсками он вошел в восточную Чехию и встал лагерем в городке Кутна Гора, призывая к себе всех чешских сторонников католической веры.

В Чехии появились три центра силы и власти – дворяне-чашники в Праге, католики в Кутна Горе и крестьяне, горожане и безземельные дворяне в Таборе. В центре Европы начались кровавые Гуситские войны, продолжавшиеся долгие двадцать лет, до 1437 года.

Католические священники в Чехии в храмах причащались Святых Тайн хлебом и вином из чаш, а остальные чехи – только хлебом. Борьбой за равноправие стала чаша, атрибут приоритета духовенства над всеми мирянами. Дворяне-чашники забрали у католических властей церковные земли и потребовали создания республики с сеймом и призрачным королем, которые признают законными эти захваты.

Католические власти во что бы то ни стало хотели сохранения своих доходов и ради этого были готовы на все, включая уничтожение всего народа и замену его колонистами со всей Европы.

Самыми опасными для европейских государей стали крестьяне и горожане в Таборе, которых возглавил мелкопоместный дворянин Ян Жижка из Троцнова, наемник на английской службе, воевавший против французов, поляков и турок. Его военный опыт позволил быстро создать наемную армию в Чехии.

Табориты на всю Европу объявили о борьбе за «Царство божье на земле, царство равенства и справедливости для всех», и о войне со злом, которым они назвали вельмож и католических священников – «врагов божьих». Из всех европейских стран к ним пошли сотни и тысячи добровольцев.

Ученик Яна Гуса, магистр Пражского университета Ян Пшибрам изложил в особом трактате учение таборитов:

«Все будут братьями и сестрами. Теперь сам Бог хочет быть королем над людьми, и власть должна быть передана в руки народа. Всех господ следует ниспровергнуть, как плохие деревья в лесу. Каждый будет иметь закон божий в своем сердце».

Для того чтобы чехи могли читать и разбираться в Священном Писании, пресвитеры гуситов научили всех читать и писать.

Под угрозой внешнего вторжения чашники и табориты выступали единым фронтом. В 1420 году чашники создали «Пражские статьи», которые стали конституцией для всех гуситов. Среди таборитов появилась особая группа пикартов-уравнителей, вдруг потребовавшая упразднить семьи и доступности всех женщин для всех. Опорочить гуситов они не успели, но во главе с Мартином Гуской активно проповедовали свои безумные идеи, правда, совсем недолго. По приказу Яна Жижки пятьсот пикартов были зарублены, но все же успели нанести колоссальный вред Чехии.

Спокойно сидевший в Кутной Горе император Сигизмунд Люксембургский, которого несколько чешских нобилей объявили чешским королем, в памфлетах рассказал европейцам о гуситах-извращенцах и объявил против них общий крестовый поход, активно поддержанный Ватиканом. В Кутну Гору были вызваны все европейские рыцари. Вместе с другими к императору пришел валашский отряд во главе с сыном Мирчи Великого, князем Владом.

Своими глазами валашские воины увидели в десятилетних походах, что гуситы могут всегда побеждать, но только не сокрушать, ибо изменить государственное устройство совсем не просто.

Гетман Ян Жижка создал великолепную гуситскую армию, все воины которой были хорошо обучены, имели единое командование, могли очень быстро передвигаться и искусно использовали пушки. В гуситском войске военная доблесть подкреплялась мистическим воодушевлением и презрением к смерти. Созданная по уставу Яна Жижки гуситская армия могла побеждать или умирать, а ее воины быстро стали самыми грозными бойцами Европы:

«Мы, Ян Жижка из Калиха и другие гетманы, обращаемся ко всем и просим законного повиновения, ибо из-за этого мы имели большие потери в братьях.

Чтобы никаких ссор, криков и драк в войске не было. Также не хотим терпеть среди себя неверных, непослушных, лгунов, игроков в кости, разбойников, грабителей, пьяниц, сквернословов, прелюбодеев, распутниц и всех явных грешников и грешниц. Всех таких мы хотим гнать от себя и преследовать и расправляться с ними с помощью Святой Троицы и по Закону Божьему».

Гетман Ян Жижка поставил свои пушки на мощные, обитые железом возы, на легкие посадил пехоту, и она вместе с панцирной конницей совершала быстрые марши на врага, которые приносили победы. В битвах гуситы окружали себя повозками в два или три ряда, делали табор, который невозможно было прорвать. Гуситская армия выдержала пять крестовых походов на Чехию и совершила блестящие рейды по всей центральной Европе. Гуситы побеждали всегда, но победить так и не смогли, потому что один не может победить всех.

Весной 1420 года объединенные войска императора Сигизмунда Люксембургского и римского папы Мартина внезапно атаковали Прагу, прорваться в нее с ходу не смогли и обложили город. Валахи составляли личный штандарт императора и видели своими глазами, как 14 июля бронированные возы с размаху влетели прямо во фронт своих врагов, прорвали его, паля из пушек во все стороны, и сразу за ними в тыл немцев и венгров прорвалась гуситская рыцарская конница. Через час жестокого боя у Витковой горы все было кончено. Император в кольце валахов отступил в порядке, но его потрепанные полки разбегались кто куда в полнейшем беспорядке, и гуситы их не преследовали. Первый крестовый поход на Злату Прагу окончился прямым разгромом, и собрать воинов во второй оказалось совсем непросто и императору, и папе. Чехи бились на своей земле за правое дело, и у собранных под знамена Сигизмунда воинов из многих стран не было горячего желания ложиться костьми за чужую родину.

В Чехии объявили всенародные выборы, и летом следующего года Всеобщий земский сейм Богемии и Моравии избрал правительство страны из пяти дворян, пяти рыцарей, двух таборитов и восьми городских депутатов. Главным законом Чехии были торжественно провозглашены «Четыре пражские статьи», а император Сигизмунд официально по новому кодексу был лишен права на чешскую корону.

Сигизмунд и папа с трудом набрали воинов в новый поход на Чехию, который гуситы разгромили 10 января 1422 года под Немецким Бродом, а затем осенью разбили и третий поход у Тахова. Валашский отряд Влада, сопровождавший не сидевшего на месте Сигизмунда из будского Вышеграда в Вену, Линц, Зальцбург, Мюнхен, Нюрнберг, видел, как везде на деньги Ватикана набирались все новые и новые полки наемников, а император гневно заявлял во всеуслышание, что не остановится, пока не покончит на Карловом мосту Праги с последним гуситом. Валахов часто посылали с дипломатическими поручениями и тайными миссиями в Прешов, Тренчин, Злин, а князь Влад несколько раз секретно побывал и в Златой Праге.

Объединенные усилия императора и папы принесли свои плоды – не проигравшие ни одного сражения гуситы были разодраны надвое без единого выстрела.

На общем гуситском сборе дворяне-чашники заявили, что вторжения в Чехию будут продолжаться вечно, всю Европу победить нельзя, хозяйства и замки у многих порушены и в запустении и необходимо начинать переговоры с императором о мире.

Не имевшие ничего табориты ответили, что будут биться или до победы, или до смерти, и ушли из Праги в Табор и Брно.

Чашники договорились о союзе с Сигизмундом, который пообещал пока не отбирать у них завоеванную католическую землю и дал свое войско. Гуситы пошли друг на друга, и в битве у Горжице в апреле 1423 года табориты гетмана Жижки вдребезги разнесли объединенное войско чашников и католиков.

Князь Влад, сын Мирчи Великого, с отрядом Рады Арджиу сопровождал от Триеста через Любляну в Вену знатного итальянца Энея Пикколомини, который через много лет стал римским папой Пием II. Отчаянный Эней несколько месяцев тайно прожил в самом Таборе и позже, когда валахи опять сопровождали его от Зноймо до Венеции, дал прочитать князю Владу собранные им материалы, часть которых разрешил переписать Раду Арджиу.

«Военное дело у таборитов.

Они располагались на поле и огораживали себя повозками в два ряда, укрепляя их наподобие вала и стены. Когда табориты шли в бой, то выстраивали повозки в два ряда, между которыми помещали пехоту. Конников они ставили снаружи, недалеко от повозок с пушками.

Перед началом боя табориты по сигналу командира быстро окружали намеченную заранее часть вражеского войска. После окружения повозки снова смыкались. Враги, зажатые в кругу повозок, не имели возможности получить помощь от других своих отрядов, и либо падали под ударами мечей пехотинцев, либо поражались из пушек и пиками из повозок. Их конники сражались перед возами, отбивая атаки других отрядов.

Если враги делали на таборитов мощный натиск, они медленно отступали за свои повозки и оборонялись там, как в крепости. Таким способом они выигрывали много битв и одерживали победы. Ведь соседние народы не знали этого способа ведения войны, а чешская земля с ее ровными обширными полями давала хорошие возможности выстраивать рядами повозки, пускаться с ними врассыпную по полю и вновь соединять их».

В 1423 году чашники провели Святогавельский сейм, на котором избрали новое чешское правительство из шести чашников и шести католиков. В январе 1424 года у Скалице и в июне 1424 года у Кутной Горы табориты слепого уже Яна Жижки опять разбили чашников и католиков. Табор двинулся на Прагу, и в сентябре великий гетман начал успешное объединение гуситов.

В ход чешской истории неожиданно ворвалась чума, от которой в октябре 1424 года неожиданно умер Ян Жижка. Табориты избрали новым гетманом Прокопа Большого, не обладавшего талантами великого слепого. Чашники и табориты опять перессорились, и этим тут же воспользовался Сигизмунд.

Император пообещал чешскую корону Альбрехту Австрийскому, если он пойдет на Прагу. Табориты узнали об этом, кружным путем очень быстро прошли через Нитру и Дьер в Австрию и взяли замок Ретц, остановив новое вторжение в Чехию. Следующей весной австрийцы от Зальцбурга прошли к Иене, где соединились с немцами, для того чтобы быть вдребезги разбитыми в сражении при Устье-над-Лабой, к северу от Праги. Осенью 1426 года германский рейхстаг с помощью императора объявил о новом крестовом походе на Чехию. В июле 1427 года табориты без боя вошли в Прагу и 4 августа у Тахова почти полностью перебили немецких крестоносцев. Валахи слышали, как свидетели с ужасом рассказывали императору об очередном проигранном сражении, которое оказалось совсем не последним.

На совете табориты приняли решение взбунтовать Европу против Священной Римской империи неуемного Сигизмунда, для чего перенесли боевые действия на его земли. В начале 1428 года пятидесятитысячное войско Прокопа Большого бурей прошло по Словакии и Венгрии, осадило Прессбург – Братиславу, но в этот раз взять ее не смогло.

Ежегодно весной и летом с 1427 по 1433 год почти стотысячное войско таборитов громило крестоносцев императора в Моравии, Силезии, Франконии, Саксонии, Венгрии и Австрии, получив за снятие осады Вены у Сигизмунда огромную контрибуцию.

14 августа 1431 года в битве при Домажлице табориты так разгромили вторгшихся в Чехию немецких наемников, что «они были так оглушены и испуганы, что не знали, куда бежать, и после разгрома бежали вглубь Чехии, думая, что бегут в Германию». Табориты взяли Братиславу с восставшими словаками, осадили Берлин и в 1432 году у Шверина и Любека вышли на берег Балтийского моря.

Продолжительные победные войны таборитов ничем не кончались, но разоряли чешские земли, много лет не знавшие мира. В 1433 году чашники и римский папа подписали мирные «Пражские компактаты», которые весной 1434 года одобрил Базельский собор. Гуситские дворяне не хотели бесконечно воевать со всей Европой и боялись непобедимого народного табора.

Римский папа, увидев, что настал, наконец, момент покончить с ужасными таборитами, утвердил захваченные чешскими дворянами церковные земли за ними и выделил большое количество золота на разгром Табора. Вся Чехия выдохлась и устала от бесконечных войн и разорений и хотела любого мира. Проповедники чашников без конца рассказывали измученному народу, что спокойной жизни всей страны мешали только «яростные табориты, среди которых было множество иностранцев».

Это была абсолютная правда. К 1434 году настоящие воины великого Яна Жижки уже составляли в Таборе меньшинство. Их военные победы, в которых они гибли без перерыва, привлекли в Табор множество искателей приключений и авантюристов, ищущих не свободы, а добычи. Пресвитеры чашников и тем более католиков целыми днями говорили, что «табориты уже не божьи воины, а Табор стал средоточием сброда и подонков всех народов».

Когда вожди чашников объявили очередной сбор наемников за деньги папы, многие дворяне-табориты перешли на их сторону. Их руками войско чашников было устроено по образцу таборитского.

Развязка Гуситских войн наступила 30 мая 1434 года почти у Праги. В битве у Липан двадцать пять тысяч чашников атаковали двадцать тысяч таборитов, используя их военную тактику. В обеих армиях были сотни боевых подвод с железными бортами и пушками, и валахи, которые все еще охраняли императора Сигизмунда, точно знали, как проходила решающая битва:

«Господа и бараны, умышленно показывая, будто они бегут, поставили в хвосте своих подвод лучших воинов и приказали им тайно приготовить пушки, но нагнуть их к земле и направить их как бы на свой тыловой отряд, будто они самовольно пытаются бежать от таборитов. В это время те преследовали из пушек хвост обоза господ и кричали при этом: “Бегут, бегут!” Приблизившись к подводам господ, табориты бросились на них. Но тогда господа и их люди, подняв свой стяг, сошли со своих подвод, выступили против таборитов и стали мужественно с ними биться. Долго бились господа и табориты, и успех был то на одной, то на другой стороне.

Наконец, табориты повернули в тыл, обратились в бегство и хотели вернуться к своим возам, чтобы укрыться за ними. Но господа так ловко и быстро их гнали и били, что подошли к их возам одновременно с ними и там убили Прокопа и много начальников, и многих побили на подводах и, преследуя конных и пеших бежавших, многих захватили в плен».

В битве у Липан погибли четырнадцать тысяч таборитов почти со всеми начальниками. Семьсот пленных загнали в большой амбар и заживо сожгли. До 1437 года остатки таборитов держались в своей последней крепости Сионе, но уже все было кончено.

Когда Влад II Дракул, занявший 1436 году трон в Тырговиште, узнал о конце Гуситских войн, в которых участвовал почти до самого конца, господарь Валахии спокойно заметил:

«Как только бедные становятся богатыми, их больше не интересует борьба за свободу народа».

Почти до середины нашего столетия остатки таборитов занимались грабежом и разбоем. В 1452 году отряд гуситского дворянина и будущего чешского короля Иржи Подебрада подошел к Табору и стер остатки некогда грозных воинов со словами: «Пал гордый Табор, перед которым дрожала половина Европы, но пал не в бою, а просто захирел от старческой слабости».

Гуситские дворяне так и не пришли к власти в Чехии. Они получили вожделенную землю, но у них совсем не было крестьян, чтобы ее обрабатывать. Дворяне задешево продавали свои земли старым чешским вельможам и шли к ним на службу.

Совсем ничего от Гуситских войн не получили и чешские горожане, чья сила уменьшилась вместе с колоссальным уменьшением всего чешского населения. Им тут же подняли налоги и значительно уменьшили представительство во всех богемских и моравских сеймах.

Больше всего от Гуситских войн пострадали чешские крестьяне, бывшие их страшной силой. Когда они по старой памяти пытались восстать и отбиться от притеснений, их просто переселяли силой на плохие земли. На их бывших землях создавали пастбища и разводили овец, чья шерсть уже отлично продавалась в Англию, или выкапывали громаднейшие пруды, в которых разводили карпа и другую речную рыбу, пользующуюся постоянным спросом. Ни пастбища, ни пруды не требовали большого количества рабочих рук.

Когда мы с Владом, сыном Влада II Дракона, говорили о Гуситских войнах в плену в Адрианополе, то будущий господарь, у которого еще не отросли усы, заметил, что в нашем мире судьба государства зависит от личности вождя и мощи его страны. На мой вопрос, а что же значит народ страны, он не ответил тогда. Ответил потом – делом.

Отряды гуситских воинов, прошедших десятки сражений, в 1430-е годы разошлись по всей Европе, став простыми разбойниками с большой дороги, или нанимались на службу к государям и владетельным князьям. Гуситы еще сыграют свою зловещую роль в судьбе моего господаря, но об этом я расскажу в свое время.

Когда нам с Владом исполнилось по одиннадцать лет, Валахия впервые увидела на своей земле страшного врага, который рвался на Балканы, мечтая подмять их под себя.

За двести лет своего существования маленькое Тюркское княжество в азиатской Анатолии выросло в огромный Османский султанат, который к началу нашего столетия уже разгромил Болгарию и Сербию. Султаны из рода Османов вместо военного ополчения создали огромную постоянную армию, воины которой получали захваченные в войнах земли в поместья. Это делало их натиск за Дунай почти неостановимым. В эти же годы султаны стали брать из балканских семей маленьких мальчиков, из которых выращивали не знающих родства и жалости янычар, в пешем строю слепо идущих в любую атаку по приказу султана.

Не знающих уже два столетия поражений турок остановили великолепные гулямы Эмира Тамерлана, создавшего в Азии огромную империю. В 1402 году войско Железного Хромца Тимура в страшной битве под Анкарой разгромило до этого непобедимую армию османов, а захваченный султан Баязид I через год умер в железной клетке, выставленный на всеобщее посмешище.

Почти двадцать лет трое сыновей Баязида боролись за власть в Османской Порте, пока в 1421 году ее прочно не взял султан Мехмед I.

После разгрома христианского войска в 1396 году под Никополем Мирча Великий дважды подписывал с султанами символический полувассальный договор. До его смерти османы большего не требовали, возможно из-за того, что Валахия заключила союзные договоры с Венгрией, Молдовой и Польшей. Только после начала валашских междоусобиц в конце 1420-х годов турки стали почти ежегодно ходить в походы за Дунай в Македонию, Хорватию и Албанию, тогда же султаны стали брать в заложники сыновей балканских правителей, надеясь тем самым держать в узде их непокорных отцов.

В 1438 году огромное войско османов с сербами прошло по Валахии в Трансильванию. Влад II Дракул, оставшийся без поддержки недавно умершего императора Сигизмунда и занятый борьбой с претендовавшей на трон династией Данешти, пропустил турок без боя. Несмотря на опасность разорения Валахии, господарь и его соратники сделали все, чтобы сорвать грабительский поход османов на Карпаты, и им это удалось – турецкая армия быстро вернулась домой.

В 1440 году венгерские нобили надели корону Арпадов на восемнадцатилетнего пылкого польского короля Владислава III. При полной поддержке Ватикана Венгрия и Польша попытались остановить османов, начав подготовку к крестовому походу на Турцию. Султан Мурад I решил создать новый плацдарм за Дунаем, и в мае 1442 года тридцатитысячное войско во главе с беглербегом Шехабеддином двинулось на Тырговиште, везя в обозе своего претендента на валашский престол.

У Влада II было только четыре тысячи воинов, а половина бояр была на стороне династии Данешты. Господарь с соратниками ушел в Карпаты, а их семьи, среди которых были князь Влад с братьями и все Арджиу, были отправлены дальше, в знакомую Сигишоару.

Шехабеддин посадил на трон в Тырговиште сына Дана II Басараба II, и турки начали грабеж богатой Валахии. По приказу Владислава III в конце августа к валахам в горах подошло трансильванское войско во главе с Яном Хуньяди. Валахи и трансильванцы спустились с гор и 6 сентября 1442 года под валашской столицей разбили турецкую армию, которая почти впервые получила отпор за Дунаем.

Влад II вновь занял валашский трон и за помощь в разгроме османов был вынужден объявить себя вассалом венгерского короля. На присяге в Тырговиште присутствовал трансильванский князь Ян Хуньяди, судьба которого с этого времени тесно переплелась с судьбой Влада II Дракула.

В 1409 году незнатный трансильванский дворянин Войк Бути получил от императора Сигизмунда за верную службу крепость Хуньяд, название которого стало его родовой фамилией. Он женился на Эржибет Моршини, и у них родилось двое сыновей, одного из которых назвали Яном.

Молодой Ян Хуньяди начал военную службу у знатнейшего вельможи и канцлера Ласло из Уйлаки, затем был определен к венгерскому вассалу в северной Сербии Стефану Лазаревичу. По просьбе отца Яна взял на службу император Священной Римской империи. При Сигизмунде Ян Хуньяди сделал блестящую карьеру, став бароном и трансильванским князем, что позволило ему позже до конца жизни оставаться правителем Королевства Венгрии. Князь Ян активно участвовал не только в сражениях, но и в придворной борьбе у императорского трона, которая была гораздо опаснее битв, в которых не били в спину.

Сигизмунд I Люксембургский в 1361 году родился в семье императора Карла IV Люксембургского, боровшегося за корону Священной Римской империи с могущественным домом австрийских Габсбургов. В 1385 году Сигизмунд женился на дочери венгерского короля Лайоша – Людовика Анжуйского и вскоре сам стал королем Венгрии. В 1411 году германские курфюрсты и герцоги предпочли Люксембургов властным Габсбургам, и Сигизмунд был избран германским королем и императором Священной Риской империи. С 1419 года Сигизмунд в союзе с римским папой Мартином V почти двадцать лет вел Гуситские войны за чешскую корону, которую и получил в конце жизни.

Сигизмунда сменили на троне Венгрии Альбрехт австрийский и его брат Фридрих III из дома Габсбургов, который в 1440 году был избран императором.

Князь Трансильвании Ян Хуньяди в борьбе за власть вступал в союзы и бои с сыном венгерского канцлера Миклошем Уйлаки и наместником императора графом Ульрихом Цилли.

Князь Хуньяди женился на Эржебет Силади из богатого венгерского аристократического рода, что значительно усилило его политическое влияние, которое он подтверждал бесконечными военными походами.

Вместе с отрядом францисканского монаха Якоба из Марки, в 1437 году присланного Ватиканом в Эрдейский край, как называли Трансильванию в Венгрии, отряды Хуньяди выловили и сожгли в нем всех гуситов. Когда в том же году восстали трансильванские крестьяне, войска Хуньяди разбили их отряды у Клуж-Менештур и тут же казнили всех предводителей во главе с Анталом Надем. После нападения на вассальную Венгрии северную Сербию турок, которые взяли Семедерево с обороняющим его племянником Стефана Лазаревича Джордже Бранковичем, войска Хуньяди остановили османов у Дрины. В августе 1438 года отряды Хуньяди кроваво подавили в Каменице восстание венгерских гуситов во главе с Фомой из Печа и Валентином из Уйлаки, переведших Библию с латыни на мадьярский язык. В 1439 году, когда горожане Буды поднялись против немецкого засилья в Венгрии, Хуньяди подавил их мятеж, залив столицу венгерского королевства кровью.

К 1440 году, когда венгерскую корону надел поляк Владислав III, Ян Хуньяди находился в Италии, где при дворе Филиппа Висконти в Милане совершенствовал свое воинское искусство и приобрел хорошие связи при дворе римского папы в Ватикане.

В 1443 году у знаменитого и богатого князя Трансильвании родился сын Матиаш. Его стал воспитывать секретарь польского короля Владислава III Николай Пясоцкий, после его гибели оставшийся в Венгрии. Судьба его отца Яна Хуньяди была тесно переплетена с судьбой Влада II Дракона, и по воле рока так же неразрывно переплелись судьбы их сыновей – Матиаша Хуньяди и Влада III Дракулы.

Родовым гербом Хуньяди был корвин – ворон с огромными крыльями. Мне придется рассказать вам, дорогие потомки, как венгерские стервятники с распростертыми крыльями навалились на валашских драконов, бешено стараясь сыграть в их судьбе свою страшную роль.

К счастью, у них получилось не все.

Глава 3. «Теперь я знаю, что буду вас бить как Чингисхан и Тамерлан». Влад в Турции и на Ближнем Востоке. Ассасины и дервишы. 1444–1448 годы

Весной 1443 года стотысячное войско польских, венгерских, валашских рыцарей и многих добровольцев из Австрии, Чехии, Германии, Франции вышло из Буды в крестовый поход под началом короля Владислава III, венгерского князя Яна Хуньяди и папского легата, имя которого я не хочу даже называть. В составе войска было семь тысяч валашских витязей во главе с господарем Владом Драконом, среди которых шла в поход и тысяча моего отца. Поход был подготовлен просто отлично, войсками командовали опытные воеводы, и все проходило как по-писаному. Османы вывели к Дунаю свои сто тысяч воинов, крестоносцы трижды разбили их и взяли пять пограничных крепостей, перебив их немалые янычарские гарнизоны.

Султан Мурад II сам предложил королю Владиславу III мир, который и был торжественно подписан в Сегеде под Будой. По этому договору турки сами уходили из Сербии почти до Тираны, и это была отличная победа крестоносного войска, которое смогло, наконец, остановить неостановимую Османскую Порту в ее атаке Балканского полуострова.

А дальше начались беды, которых можно было легко избежать. Возжелавший славы легат римского папы уверил двадцатилетнего короля, что необходимо добить турок, наступать от Плевена на Софию до Пловдива, а затем взять незащищенную столицу Порты Адрианополь – Эдирне. Грех нарушения Сегедского мира легат брал на себя, но это не устраивало многих рыцарей из разных стран, которые хорошо знали, что такое честь и верность.

Крестоносное войско уменьшилось наполовину. Тогда легат начал уверять жаждущего подвигов короля, что венецианский флот вот-вот блокирует пролив Босфор и все турецкие порты в Эгейском море, а возможно, ворвется и в Мраморное море, и султан не получит подкреплений и припасов в Эдирне. Это решило дело и провалило его.

Несмотря на возражения Хуньяди и Дракона, крестоносцы во главе с Владиславом выступили на Тырново. Неожиданно Мурад II совершил из Эдирне немыслимый марш на Сливен, перешел болгарские горы и остановился у Варны, рискуя зайти крестоносцам в тыл и отрезать их от Дуная. В Варне его уже ждала прибывшая из Синопа эскадра с подкреплениями и припасами. Три дня эскадра опустошала трюмы кораблей, и эта задержка спасла крестоносное войско, которое от Тырново через Шумен успело выйти к Добричу.

Темной ноябрьской ночью Ян Хуньяди и Влад Дракул отговаривали Владислава от уже проигранной битвы, но он слушал только папского легата, который говорил, что по Дунаю с подкреплением к Варне идет галерный флот. Господарь Влад не выдержал и показал на карте, где Добрич, а где Дунай, но Владислав очень хотел стать героем, а легат – папой, и валахи ничего не могли с этим сделать.

10 ноября 1444 года крестоносное и османское войска стояли друг против друга у Варны. Христиан было вдвое меньше мусульман, перед фронтом которых на высокой пике висел нарушенный королем Сегедский договор, и рыцари не могли на него смотреть.

Сто тысяч османов бросились на пятьдесят тысяч крестоносцев. Семь тысяч валахов с Владом стояли за Хуньяди как его личный резерв и хорошо видели, как волны турецких янычар разбились о шеренги крестоносцев. По всему фронту разгорелась упорная битва, в которой османы не могли ни выставить против крестоносцев всех своих янычар, ни обойти их с флангов, потому что на флангах были горы.

Трансильванский и валашский князья совсем не зря рубились в битвах, и их план сражения с вдвое большим противником был безупречен. Они хотели вымотать турок в упорном лобовом бое, при этом удержав фронт, а затем ударом панцирной конницы прорвать турецкий строй на их левом фланге, где это позволяла местность, и зайти к ним в тыл. Для этого шесть тысяч валашских панцирных воинов во главе с Владом Дракулом ждали сигнала за спиной Яна Хуньяди.

Все шло так, как задумали князья, и крестоносцы твердо стояли как каменные стены, о которые раз за разом разбивались янычарские волны, и перед фронтом рыцарей уже лежал большой вал их трупов.

Внезапно король Владислав, дравшийся в тысяче шагов справа от Влада и Хуньяди, с криком «Мурад!» бросился прямо на центр турецкого войска, где находился султан. С ним в атаку ринулись отборные польские и венгерские хоругви, и было видно, как их железный клин медленно врубался в османские ряды, и с этим ничего нельзя было сделать. Хуньяди с белым лицом повернулся к Дракулу, и тот, поняв не высказанный от ярости приказ, с таким же отчаянием в глазах стал разворачивать валашскую конницу вправо, пока трансильванцы со всеми оставшимися силами не бросились на османов, пытаясь спасти короля. Было совершенно ясно, что турки, которых было намного больше, отрежут рыцарей с Владиславом от главных сил, перебьют их и тут же ринутся в дыру в крестоносном фронте, как это сделал Витовт Великий в Грюнвальдской битве, после чего крестоносное войско погибнет в окружении. Валахи Влада, среди которых был мой отец, должны были принять на свою грудь прорвавшихся янычар и удержать фронт, пока Хуньяди будет отводить оставшиеся войска под прикрытие гор.

Все вышло еще хуже, чем могло. Владислав с десятью польскими героями прорубился к султану, но их поединок закончился, не начавшись. Мурад II, которому никогда не стать рыцарем, ткнулся копьем в измученного коня короля, Владислав упал и был тут же зарублен янычарами.

Турки в мгновения дорубили прорвавшихся с королем рыцарей и тут же рванулись вперед в дырявый строй крестоносцев и воткнулись в летевшую на них валашскую панцирную конницу, которая ударила по ним со всей румынской силы. Янычары валились как снопы, а валашские сабли без перерыва поднимались и опускались на головы врагов.

Центр крестоносцев валахи держали насмерть, Хуньяди метался по хоругвям и пытался отводить их в тыл организованно, но с флангов побежали почти все, потому что более держаться в этом аду было нельзя. Только выстоявший валашский центр и наступивший ранний осенний вечер спасли крестоносцев от окончательного разгрома.

Валашские полки в полном порядке отступили от Добрича к Русе и за сутки прошли более ста верст до Джурджу, где уже были приготовлены лодки для переправы через Дунай.

Из семи тысяч воинов, вышедших более года назад в «Долгий крестовый поход», Влад Дракон привел на родину только четыре тысячи, а у Хуньяди не было и ста трансильванцев. Князья и рыцари впервые за несколько страшных дней вытерли кровавый пот, и в этот момент султанский чауш, загнавший обоих сменных коней, привез господарю Владу II Дракулу приказ выдать Мураду II нарушителя Сегедского договора, венгерского князя Яна Хуньяди, под угрозой разгрома полностью беззащитной 12 ноября 1444 года Валахии.

Влад дал прочитать приказ Яну. Дракон и Хуньяди стояли и молча смотрели друг на друга…

Рыцарь Влад не выдал Турции рыцаря Яна. Об этом не могло быть и речи. Но господарь не выдал османам и Валахию, заплатив за это своей жизнью.

Вот такие государи правили Валахией в 1444 году!

Дракон не мог сказать чаушу Мурада, что не может выполнить его пожелание, поскольку Хуньяди с оставшимися соратниками прямо от Варны ушел в венгерские земли. Слишком многие видели, как они вместе рубились плечом к плечу и затем отступали к Джурджу. Не мог Влад сказать, что трансильванский князь ушел в Венгрию из валашской пограничной крепости, ибо тогда он бы не являлся господарем в своей собственной стране, а значит, его можно было заменить. В середине нашего бурного века в Европе еще не называли черное белым, хотя уже выдавали ложь за добро.

Господарь Влад объявил чаушу о задержании Хуньяди на территории Валахии, но выдать его он не может, потому что по законам христианского мира владетельные князья могут быть осуждены только при доказательствах их вины. Дракон попросил у Мурада прислать доказательства нарушения Хуньяди мирного договора в Сегеде, который он не подписывал. Все знали, что султан просто требует Хуньяди для повышения престижа и внесения раскола в стан своих врагов, но все знали и то, что для этого он может стереть Валахию, беспощадно перебив полмиллиона валахов.

Господарь Влад со всеми почестями, но под охраной поместил Яна Хуньяди в своем дворце в Тырговиште. Еще в Джурджу два князя всю ночь проговорили один на один, и мы никогда не узнаем, о чем был этот судьбоносный для них разговор, хотя последствия этой беседы Валахия ощутила совсем скоро. «Заключение» Хуньяди в Тырговиште продолжалось менее месяца, и для его быстрого освобождения без вреда для своей родины господарь Влад сделал все.

Службу сбора и реализации стратегической информации, касающейся существования и жизни страны, которую сейчас, в конце XV века, называют тайной, в Валахии создали сын первого Дракона и я в 1450-х годах, но господарь Мирча Великий и его средний сын имели, конечно, своих конфидентов во всех соседних странах.

Султан Мурад II был безрассудным, но совсем не сумасшедшим правителем. Он мог совершить безумное деяние, но в абсолютных авантюрах старался не участвовать. Завоевание Балканского полуострова шло совсем не так, как ему хотелось. Мурад понимал, что Османская Порта не выдержит удара объединенной Европы и будет сокрушена, а династия османов стерта.

Султан Баязид в 1396 году во всеуслышание объявил, что устроит из Ватикана большую и грязную конюшню, и уже через несколько лет кончил свою жизнь в позорной железной клетке Тамерлана. Мурад II таких заявлений уже не делал и неостановимо захватывал Балканы по частям, соизмеряя свои силы с силами очередных врагов. Летом 1444 года Турция могла атаковать Валахию, но только себе во вред, и об этом совсем скоро узнали в Тырговиште.

Летом 1444 года войско отчаянного врага турок, албанского князя Георгия Кастриота, которого сами османы называли великим воином Скандербегом, пыталось принять участие в крестовом походе. Если бы яростные албанцы под Варной ударили во фланг Мураду, вся история Европы и Азии пошла бы по-другому. Их не пропустил через уже освобожденные от турок сербские земли венгерский вассал Джордже Бранкович, выбравший своим покровителем не короля, а султана.

Через закрытые горные перевалы Скандербег прорваться не мог, но дома, в Албании и Греции восстание поднял, и турки были вынуждены три года, а затем еще двадцать лет гасить большой костер народной войны на западе Балканского полуострова.

В ноябре 1444 года Албания еще не взорвалась, но господарь Влад еще не знал, что до восстания Скандербега оставались недели. Судьба не одинокой в своей борьбе Валахии больше не качалась на страшных османских весах. В начале декабря Влад Дракул с почестями отпустил Яна Хуньяди из Тырговиште, который, понимая, что господарь спасал свою страну от погрома, все равно не простил ему свое европейское унижение.

Вернувшись в Буду, князь Хуньяди заявил, что на валашском троне должны сидеть не потомки Мирчи Великого, а члены рода Данешти, и он сделает для этого все. Влад II не ответил бывшему товарищу ничего, потому что знал, как Ватикан и Империя уже решили судьбу Венгрии.

Королем мадьяр в 1445 году был назначен пятилетний сын Альбрехта Австрийского Ласло V Постум, которому до 1452 года предстояло находиться при дворе своего дяди Фридриха III, императора Священной Римской империи. В борьбе за регентство в Венгрии схватились Ян Хуньяди и его вечный враг Ульрих Цилли. Хуньяди поддержал его враг – друг Миклош Уйлаки, и граф Цилли был разбит. Ватикан договорился с Империей и назначил трансильванского князя Яноша Хуньяди регентом Венгерского Королевства.

Десять лет Ян Хуньяди правил Венгрией, даже тогда, когда в 1452 году в Буду привезли тринадцатилетнего короля Ласло. Князь в 1451 и 1453 годах дрался за власть с графами Цилли, и вражда двух влиятельных родов была так велика, что после неожиданной смерти Хуньяди в 1456 году его сын Ласло тут же прилюдно убил Ульриха Цилли, за что был казнен по приказу императора.

У нового правителя Венгрии, сыну которого Матиашу в 1445 году исполнилось два года, было много проблем, но одной из главных он считал включение Валахии в состав Венгерского Королевства, для начала посадив на трон в Тырговиште своего господаря.

Влад II Дракул из рода Мирчи Великого не стал дожидаться атаки Хуньяди, как бык молота на бойне. Уже в декабре 1444 года он сам повез дань за два года султану в Адрианополь, надеясь даже ценой жизни хоть на время отвратить от родины страшную османскую угрозу.

Албания и Греция уже полыхали огнем мятежа, и султан пока не стал карать покорившегося ему валашского господаря. Мурад II подписал с Владом II новый вассальный договор, но задержал его в Адрианополе по ужасной причине, о которой в Валахии узнали через несколько дней.

В конце января 1445 года в Тырговиште из Адрианополя с отрядом янычар прибыл мой отец, который привез приказ Мурада за возвращение Влада Дракона домой привести к нему в залог его верности двух младших сыновей – Влада и Раду. В знак своей доброй воли султан милостиво разрешил оставить в Тырговиште его старшего сына Мирчу.

Нам с Владом было уже по 14 лет, мы отлично рубились двумя саблями, хорошо разбирались в валашских делах и еще не ведали страха смерти, хотя уже видели ее не раз. Я не колебался совсем и сказал отцу, что поеду к османам вместе с Владом как его оруженосец, потому что друзей в беде не бросают. Воевода Раду Арджиу своему единственному сыну возражать не стал, только почернел лицом. Меня быстро собрали в дорогу, из которой можно было не вернуться.

1 февраля 1445 года в Джурджу состоялся обмен господаря Влада на двух его сыновей. Дракон грустно попрощался с Владом и Раду, а отец – со мной. Они оба как будто чувствовали, что больше не увидятся с нами никогда. В окружении сипахов мы сели в кайяк и поплыли через Дунай на болгарскую сторону. Вдруг мы с Владом одновременно оглянулись назад. На крепостной стене Джурджу еще были четко видны две рыцарские фигуры, и, словно что-то почувствовав, господарь и его верный воевода выхватили и подняли над головой свои ужасные для врагов мечи, и их непонятно откуда взявшийся блеск при полностью затянутом черными тучами небе полыхнул в наших мальчишечьих сердцах предчувствием страшной беды. Я переглянулся с Владом, и мы с трудом удержали нахлынувшие откуда-то слезы. Валашский рыцарь может заплакать только от счастья – когда в пыль разобьет врага своей отчизны.

«Эгригез, Косой глаз» – так называлась крепость в ста верстах к югу от Адрианополя, где содержали князей Влада и Раду. Мы под небольшой охраной могли ездить по округе, ходили по крепости, занимались боевыми упражнениями. Несколько раз нас привозили на Эдирне на торжественные приемы султаном чужеземных послов, чтобы подчеркнуть мощь Османской Порты. К нам пригласили учителей, и мы успешно учили турецкий язык и другие науки, которые должны знать владетельные князья. Мы пользовались библиотекой из трехсот томов, и у меня появился большой интерес в изучении истории битв, войн и соседних с Валахией государств, а также внешней политики Европы и Турции, да и всей Азии. Я пользовался большей свободой, чем мои князья, и не раз побывал в Адрианополе, где стал завсегдатаем книжных лавок и гостевых домов дервишских орденов, которые меня очень заинтересовали. Мы вместе с Владом читали и обсуждали каждый добытый и купленный мной документ, касающийся войска и военачальников Османской Порты, ее устройства и внешней политики. Совсем скоро мы поняли, что Османская Порта – это дьявольское порождение Сатаны, посланное в христианский мир на его погибель. Султаны завоевывали Европу и Азию силой, или угрозой ее применения, и плевали на международное право.

Для управления Портой ее верховный вождь и глава султан назначал главного визиря и членов Государственного Совета-Дивана из визирей, правителей провинций и мусульманских улемов во главе с шейх-уль-исламом. Азиатские владения Порты назывались Анатолия, европейские – Румелия и управлялись беглербегами. Их территории разделялись на провинции – пашалыки и области – санджаки. Со всего населения собиралось около сотни налогов, чтобы оно не могло открыть рот в протесте и поднять голову от обрабатываемой им земли.

Турецкое войско состояло из кавалерии, акынджи и сипахи, которые получали поместья – тимары – в завоеванных христианских землях и за которые дрались, не жалея жизни, и пешего ополчения, служившего по обязанности за землю и для грабежа.

Главной силой османского войска при султане Мураде II стали янычары, воевавшие в пешем строю. В их отряды набирали славянских мальчиков, насильно в виде особого налога ежегодно увозимых из балканских семей. За пятнадцать лет их отуречивали и превращали в бездушных убийц, не знающих ни отца, ни матери и только выполняющих повеления султана.

В сражениях султаны посылали впереди османов болгарские и сербские отряды, которые расшатывали оборону такого же славянского противника, гибли, а затем в бой вступали янычары и акынджи. В битве на Косовом поле в 1386 году огромное сербское войско было атаковано сорока тысячами болгар, а затем его добивали османы, а в 1438 году во главе турецкого войска через Валахию на Трансильванию шли сербы.

Турецкие военачальники слепо копировали опыт европейского военного искусства, и их действия в сражении были очевидны противнику. Отношение к славянскому населению, называемому гяурами – неверным и райя, было ужасным, оно интересовало османов в виде обираемых трупов или рабов.

Султаны боялись только одного – объединения Европы, с которым активно боролись силой и обманом. Ежегодно весной собиралось огромное османское войско и шло на Сербию, Грецию, Албанию, Хорватию, Венгрию, Чехию или Польшу. Остальным государствам из Адрианополя говорили, что их трогать не будут. Перед завоеванием очередной страны ей предлагался выбор – превращение в абсолютно бесправную турецкую провинцию – пашлык, которая принадлежала султану и навсегда лишалась права на независимость. Если атакуемое государство признавало власть султана и платило сумасшедшую дань людьми, деньгами и имуществом, у ее князей и бояр не забирали права и землю и давали статус вассала, «мумтаз эйлает, привилегированной провинции». В первом случае славянское государство уничтожалось, во втором – грабилось вчистую. При этом в первую очередь у народа стирали чувство национального, а затем собственного достоинства. После завоевания очередной балканской страны неотвратимо наступал черед следующей, и этому не было конца.

За годы нашего вынужденного заложничества в Эгригезе мы с Владом узнали об Османской Порте все.

Второй Дракон изучил тактические действия османских военачальников, порядок службы гарнизонов крепостей, особенно пограничных, охрану войск в походе и лагере, методы разведки и обследования местности при движении, все виды одежды турецких кавалеристов, янычар и пехотинцев. Позднее я по его приказу создал отборный отряд удивительных валашских витязей, которые во главе с отчаянным Владом под видом османских воинов проникали в любой турецкий лагерь или крепость.

Я собрал и изучил все доступные нам виды государственных и военных документов, применявшихся в Османской Порте, – султанские фирманы, визирские грамоты, приказы военных пашей, указания, карты, пропуска в крепости, условные слова и знаки, использующиеся в турецких войсках, их методы и способы связи, службу султанских гонцов и чаушей, посольские дела, хозяйство городов и селений и, конечно, дороги.

За четыре года мы не раз побывали в столицах Порты, в Бурсе, Эдирне, Синопе, Трабзоне. Османы, видя, что мы не делаем попыток убежать, даже взяли нас с собой в посольскую свиту, и мы побывали в Багдаде и Дамаске, о чем я подробно расскажу позднее. Везде я изучал интереснейшие дервишские ордена, которые играли большую роль в османских делах и даже имели свои формирования в войсках, в том числе в беспощадной янычарской пехоте. Позднее при организации тайной стражи Влада Неистового я использовал свои знания, полученные в неволе, о дервишских орденах, а также о тайных ассасинах Хасана-ас-Саббаха, собранных в Аламуте.

Влад и я изучали историю империй Чингисхана и особенно Тамерлана, в 1402 году развалившего Османскую Порту как карточный домик и засунувшего всемогущего и наглого, как полная луна, Баязида в железную клетку для всеобщего позора. Я собрал о них все, что было можно и нельзя, и написал для своего друга особые трактаты об этих двух вождях мира, которые оказались первыми, но совсем не последними в моей работе на благо Валахии и моего друга – господаря.

«Владыка сильных» Чингисхан и рожденная им империя кочевников, внушавшая ужас всем окрестным народам в течение многих веков

К северу от далекого азиатского Китая племена мэн-гу во главе с вождями-нойонами у рек Онон и Керулен кочевали со времен Великого переселения народов. Двести пятьдесят лет назад потомственный нойон Темуджин во главе созданной им дружины воинов-нукеров объединил монгольские племена и на всеобщем курултае был объявлен великим вождем Чингисханом. Войска монголов разгромили соседние племена ойратов, уйгуров и тангутов, после чего тумены Чингисхана атаковали огромный Китай.

Китайцы жили в долине азиатской реки Хуанхе задолго до Рождества Христова, назвав свою страну Чжун-Б, Срединное государство. Его правители – ванны – еще со времен Александра Македонского дрались за власть друг с другом, вырезая платившее врагу налоги население и после победы закапывая живьем воинов противника.

В 221 году до Рождества Христова Цин Ши-хуань-ди объединил семь китайских царств в империю и для защиты от кочевников начал строительство Великой стены. Новая империя рухнула сразу же после смерти жестокого и кровавого Цина, но постоянно пыталась восстановиться разными династиями.

Пришедшая в 900 году к власти династия Суй передала власть чиновникам, которые только интриговали за посты и без конца повышали налоги населению. Вместо реального управления огромной страной, население которой еще тысячу лет назад составляли миллионы и миллионы людей, императоры торжественно назначали определенные дни для цветения каждого цветка, которые, однако, плохо подчинялись верховной власти. Народ восставал, и для подавления мятежей китайские правители начали нанимать за деньги и возможность грабежа соседних с Китаем кочевников. Дело закончилось крахом и позором. Нанятые кочевники чжурджени в 1127 году захватили север Китая и создали там свое государство Цзинь.

В Китае в огромных размерах выросло ростовщичество, которое насаждали чиновники. Из дикой жадности они изъяли из обращения металлические деньги, заменив их бумажными, которые мгновенно обесценились из-за массовых подделок. Денежное обращение в чиновной империи рухнуло, и для отвлечения измученного населения китайские ваны, находясь в трезвом уме и твердой памяти, начали войну с Цзинь и наняли для этого монгольские племена, которыми командовал отец Темуджина, нойон Хабул. Монголы разгромили чжурдженей, но понесли большие потери. По приказу укравших их плату за кровь чиновников монгол разогнали, а отца Чингисхана посадили в страшную земляную яму, из которой его, почти мертвого, с огромным трудом выкупила семья.

Став вождем всех монгол, Чингисхан в 1215 году во главе своих туменов взял китайскую столицу Пекин, и огромная империя обрушилась к его ногам. За ней были завоеваны Кажгария, Средняя Азия и Персия.

После завоевания очередной страны Чингисхан брал заложников из семей местных правителей, над которыми ставил своих наместников. Для уплаты налогов, которые составляли десятину, он переписывал население и каждого десятого мужчину забирал в монгольское войско. Османы просто копировали «Потрясателя Вселенной», только делали это намного подлее и кровавей, забирая в янычары не мужчин-добровольцев, а детей и сильно увеличив налоги.

Чингисхан был равнодушен к христианству и исламу, он просто объявил, что «монголы должны быть вознесены над всеми другими народами».

От своих воинов повелитель монгол требовал «быть начеку днем как волку и бдительным ночью как ворону». Силу монгольскому войску давали железная дисциплина, великолепная кавалерия и страшные луки, прибивавшие всадника в броне на расстоянии до ста метров. Китайские инженеры научили монгол брать крепости, однако главной причиной их успехов была кровожадность. На завоеванных землях они устраивали резню населения и делали невероятные разрушения. Подобная жестокость производила на соседние государства сильное впечатление, и в ожидании пощады сдавались даже те страны, которые могли защищаться.

Чингисхан умер, но держава его устояла, и к середине XIII века власть монголов простиралась от Памира и Каспийского моря до Сибири и Китая. Во время нашествий монголы обращали в рабство целые народы, говоря, что «нас избрало небо для мирового господства».

В первую очередь на завоеванных землях монголы брали под контроль все торговые пути и богатели не только от грабежа покоренных народов, но и от мировой торговли.

Огромная империя Чингисхана была разделена на улусы для его сыновей, и при распаде в начале XV века они стали родоначальниками ханств, султанатов и орд. Их создание сопровождалось уничтожением древних городов, кровопролитием и грабежом.

Главным смыслом существования монгольских государств было насилие. Посол Священной Римской империи Плано Карпини с ужасом писал после поездки в столицу монголов Каракорум в середине XIII столетия:

«У них совсем не считается грехом убивать людей, нападать на земли других, захватывать чужое имущество любыми нечестными способами, предаваться блуду, обижать других людей и поступать против заповедей божьих.

Они очень горды, всех презирают, мало того, считают их ни за что, будь то знатные или незнатные. Они очень вспыльчивы, раздражительны, коварны, льстивы, а под конец жалят как скорпион. Они обманщики и, если могут, обходят всех хитростью. Все зло, которое они хотят сделать другим людям, они удивительным образом скрывают, чтобы те не могли найти средств против их хитростей. Они очень алчны и скупы и огромные мастера выпросить что-нибудь, а сами очень крепко удерживают все свое. Убийство других людей считается у них ни за что».

Когда я первый раз прочитал Владу этот трактат о Чингисхане, он сначала долго молчал, потом попросил прочитать еще раз, а затем сказал, что этих полулюдей, а так он со мной называл османов, может остановить только ужас.

Я не спорил.

Нам удалось съездить в Анатолии на озеро Туз, где полвека назад в битве под Анкарой Тамерлан поставил османов на колени. Через несколько месяцев мы с князем Владом уже в который раз говорили о биографии этого великого правителя, чья держава и сейчас лежала к северу от нашего Эгригеза, за Каспийским морем. Я сохранил у себя и этот небольшой трактат о любимце Дракулы.

Тамерлан и его гулямы

«Аксак» – по-тюркски означает «железо», «ленг» – по-персидски звучит как «хромой». Аксак-Тимур – Железный Тимур, Тимур-ленг – Хромой Тимур – так звали великого героя нашего времени. Потомок Чингисхана по матери и чагатайский князь по отцу, Тимур родился с куском запекшейся крови в руке. С семнадцати лет Тимур отчаянно и трудно без перерыва дрался за власть, был ранен в ногу и руку и только в тридцать пять лет стал эмиром Джагатайского ханства Мавераннахр.

Происходивший из тюркско-монгольского племени Барлас, Тимур перестроил войско, впервые дал ему разделение на части и одинаковую форменную одежду. Главной силой его армии стали гвардейцы-гулямы, количество которых ежегодно росло.

Получив надежную опору и защиту, Тимур навел порядок в разоренном многолетней войной Мавераннахре, уничтожил разбои и разбойников, грабежи и насилия. На все ключевые посты в стране он поставил друзей детства, на которых мог положиться. Тимур устроил дороги, караван-сараи, навел порядок на таможне и в финансах, сократил чиновников и разрешил торговать всем. Эмират оживился сразу, земледельцы пахали, купцы торговали, мирные пилигримы смело проходили Мавераннахр вдоль и поперек.

Тимур собрал вокруг себя лучших военачальников, администраторов и ученых своего времени. Его личный историк Шериф-эд-дин писал на века:

«Выше чести, как стать властителем всех известных ему земель, Тимур-ленг не знал и этого всемерно домогался. Это было, по его мнению, единственным способом сделать людей счастливыми. Зрелище бесконечных раздоров и междоусобиц, которые терзали Азию, плачевное положение народов, притесняемых мелкими тиранами, подтверждало это».

Подготовив страну и войско к бою, Тимур начал завоевание Азии со словами: «Все пространство населенной части мира не стоит того, чтобы иметь двух царей».

После развала империи Чингисхана десятки и сотни мелких тиранов притесняли, издевались, не ставили ни во что десятки и сотни миллионов людей, которые после освобождения от тирании называли его героем, сравнивая с Александром Македонским.

Предлагая мелким правителям покориться, он говорил: «Я повею на вас ветром разрушения». Добровольно от тирании над людьми не отказывался никто, и Тимур, Тимурленг, Тамерлан, разрушал их власть, не жалея голов. К пятидесяти годам империя Тимура занимала половину огромной Азии.

В ужасных битвах великий воин побеждал и потому, что был абсолютно уверен в том, что он исполнитель воли высших сил и «Бич Божий». На него при людях нисходило озарение, его интуиция была чудесна, и это укрепляло Тимура в уверенности, что его вдохновляет бог. Эмир-герой обладал пронзительным взглядом и сверхъестественными возможностями проникать в тайные мысли и намерения своих врагов. Он предугадывал их действия и абсолютно безошибочно предвидел развитие событий.

Тимур любил слушать звездочетов и астрологов, но принимал от них только те предсказания, которые ему нравились. Перед сражением у Дели в Индии, в котором Тимур одержал блистательную победу над более сильным противником, астрологи сказали ему о плохом предсказании от звезд. Эмир, которого называли джихангиром, улыбнулся, пожал плечами и сказал:

«Экая важность – совпадение планет. От звезд не зависят ни радость, ни горе, ни счастье, ни несчастье. Я никогда и ни за что не стану откладывать исполнение того, для осуществления чего я принял все нужные меры».

В Европе и Азии страшные нашествия монголов второй половины XIII века и страшная чума середины XIV столетия, сократившая ее население наполовину, резко понизили стоимость человеческой жизни. Погибать преждевременной смертью стало в Европе привычным. Все люди мечтали о мире, покое и хоть какой-то уверенности в завтрашнем дне и ради этого готовы были пожертвовать чем угодно. Тимур заявил, что должен восстановить мир, унять неуемных от алчности государей и обеспечить процветание всем людям.

Тимур не любил крови и огня, но считал, что должен убивать дурных правителей и их продажное и злобное окружение во имя справедливости: «Лучше сто тысяч смертей в один день, чем тысяча раз тысяча смертей на протяжении десятилетий».

Чтобы реже прибегать к силе, Тимур должен был ее чаще и больше показывать. Он был убежден, что цель оправдывает средства, и верил в действенность примера.

Удивительные победы Тимура многие современные ему ученые объясняли не только его могучим военным гением, но и ужасом, который он внушал своим врагам. Тиран не успевал сознать свою вину, как над ним тут же нависала Тимурова гроза. Когда Тимур карал, он был беспощаден.

Когда великий эмир играл в любимые шахматы, ему читали исторические сочинения. Тимур поражал всех своим знанием истории других государств и перед битвами воодушевлял всех своих воинов подвигами древних героев.

Джихангир был единственным полновластным государем своей империи и понимал, что он военный и политический гений. Все вокруг были только исполнителями его воли. Тимур всегда советовался, но не всегда соглашался с советами. У него была отлично работавшая тайная служба, и обо всех событиях в мире он был осведомлен максимально точно. Он собирал великие курултаи из высшей знати, но после одного из них сказал, что шейхи и улемы, вместо того чтобы давать полезные советы, кормят его лестью. Джихангир лично контролировал цены на рынках и ярмарках, сам проверял меры и весы, говоря, что люди должны жить богато и счастливо. Посол Священной Римской империи Густав Клавихо после встречи с Тамерланом писал: «Когда приказ Тимура написан, к нему посредине прикладывают его печать, на которой написано буквами “правда”. Тут же все по нему исполняется без малейшего промедления, в тот же день и час».

Тимуру подчинялись «господа большой руки», визири, которых на совет-диван собирал диван-бек. Тимур лично устанавливал налоги в зависимости от количества земли и урожая, при этом они не могли превышать четверти всех доходов подданных. Если воины приносили большую добычу, а так было почти всегда, налоги в империи Тимура отменялись вообще. Тимур во всеуслышание говорил, что бедность народа вызывает падение авторитета власти, что совершенно недопустимо.

Главным в хозяйстве страны Тимур считал активную внешнюю торговлю. Он лично следил за порядком и охраной китайского Великого шелкового пути и индийского Пути пряностей, которые несли процветание всем находившимся на нем странам. Тимур на Государственном Совете объявил: «Нет торговли – нет богатства, нет богатства – нет государства».

Все караванные пути с Запада на Восток проходили только через империю Тимура, Персию, Переднюю Азию и Закавказье. При этом причерноморские дороги через Крым были уничтожены вместе с колодцами и караван-сараями.

Одной из главных причин благосостояния народов Тимур называл отсутствие таможен и границ. На многочисленных таможнях небольших государств без конца брали завышенные пошлины и мзду, которые значительно повышали цены на все товары. Тимур уничтожил эти таможни, а разбойников на торговых путях перебил, устроил отличные дороги, мосты и караван-сараи, за что его благодарили все подданные.

Главным для Джихангира в конце многотрудной жизни были справедливые цены на все продукты и товары для людей и защита от перекупщиков и мошенников. Обобравший бедного богатый лишался имущества и мог проститься с жизнью. Разорившимся не по своей вине купцам давали ссуды. Везде прокладывались арыки, строились мечети, школы, караван-сараи, общественные здания, богадельни. Тимур лично оказывал помощь неимущим, контролировал все финансовые операции.

Тимур абсолютно справедливо считал себя идеальным государем, ответственным в империи за все – за закон, чиновников, безопасность населения, цены и сбор налогов. Одним из самых больших грехов он считал анархию. Когда он стирал очередного тирана, то оставлял на месте своего наместника с проворными и толковыми администраторами. Все современники писали, что после покорения государств в них наступало благоденствие и процветание.

Тимур успешно создал идеальную империю, которая существует и сейчас. В своем завещании он написал наследникам:

«Для успокоения народов интересуйтесь настроением каждого, поддерживайте слабых, укрощайте алчность и гордыню вельмож. Пусть чувство справедливости и добра постоянно руководит вами. Живите согласно, чтобы в созданном мной мире не было хаоса и не пропали мои многолетние труды. Умираю с отрадой, что я никогда не давал сильному утеснять слабого».

Когда я первый раз прочитал Владу доклад о Тамерлане, он впервые после пленения пришел в полный восторг, забрал его себе, и я с трудом выпросил бумаги, чтобы сделать с них копию. Влад сказал, что Тамерлан – его идеал, и он будет следовать его заветам, когда займет трон в Тырговиште, в чем он нисколько не сомневался. Я был счастлив. Мы не сомневались, что Влад, средний сын Дракона, будет господарем Валахии и сделает ее счастливой. Иначе зачем все?

В конце 1446 года в свите посольства самого Раис-эфенди-паши, визиря по чужеземным делам, мы побывали в Дамаске и Багдаде. Влад и я очень хотели узнать арабский мир, ислам и его халифат не только по книгам, но и увидеть все своими глазами. Влад мечтал попасть и в империю Тимура, но после того, как Джихангир посадил отца нынешнего султана Баязида в железную клетку, Эдирне не поддерживал с Самаркандом никаких официальных отношений. Влад так никогда и не увидел страну своего кумира, но благодаря и моим трудам знал о ней все и использовал эти знания в борьбе за Валахию.

Раис-паша не мог путешествовать даже по делам полгода, преодолевая тысячи верст на верблюдах или в кибитках. В Мерсине мы сели на приготовленные для визиря корабли и, увидев в тумане берега волшебного Кипра, уже через несколько дней высадились в Сайде, откуда за две недели добрались до Дамаска. Визирь занялся переговорами, касавшимися, конечно, торговых дел, а мы, после торжественного вручения грамоты султана Халифу, были практически предоставлены сами себе. Мы побывали везде и увидели все, что можно и нельзя. Последовавшее затем путешествие в Багдад, половину которого мы проделали по знаменитому Тигру, также не было длительным и тяжелым. Назад в Порту мы возвратились по Евфрату через Халеб, сели в Искандеруне на ждавшие посольства корабли и вдоль берега Порты доплыли до Антальского залива, а затем по суше и до Мраморного моря. Плыть до Дарданелл через Родос и Хиос было опасно, так как Средиземное море кишело пиратами, как Трансильвания мадьярскими сборщиками налогов, затем исчезавшими в Буде навсегда.

Я видел и понимал, что мой друг Влад будет выдающимся господарем Валахии. Мы никогда не говорили с ним, сможет ли он вообще занять трон в Тырговиште после своего старшего брата Мирчи, мы просто готовились к этому всеми силами. Я собирал и писал для второго Дракона трактаты об арабском мире, исламе и Персии, которые мы начали называть обзорами. В дальнейшем я готовил Владу их по всем важным чужеземным и внутривалашским делам, и к 1476 году их собралось более сотни. Надеюсь, они еще послужат валашским господарям для создания нашей единой Цара Ромынеяскэ.

Из поездки на Ближайший Восток я привез обзоры о халифатах, Сельджукском Руме, разгромленном монголами, а также о знаменитых дервишских орденах и страшном ордене тайных убийц, которых у нас называют ассасинами, но об этом в свое время.

Мы занимались изучением окружавшего нас враждебного мира тайно и достигли в этом немалого мастерства. Занятия двух мальчишек, а потом юношей в библиотеках, переписывание ими каких-то бумаг не интересовали, слава богу, наших сопровождающих, многие из которых были неграмотны. Однако то, что получилось их этих бумаг в конце, вызвало бы у них неподдельный интерес, поэтому я готовил обзоры в голове, заучивая их наизусть, и смог записать их только в Эгригезе. Мы плыли на корабле через залив Искандерун, и я рассказывал Владу о том, что мне удалось написать, а он совершенно серьезно говорил, что объявит мою голову в Валахии господарским достоянием.

Об Аравии, Полуострове арабов, вере, правителях и их врагах

Джазират-ал-араб, или Аль-Джазира, Полуостров аль-араб, арабов, расположен к югу от Османской Порты и окружен Средиземным, Красным, Аравийским морями и заливами, которые называют Оманским и Персидским. Именно в Аль-Джазире в священных городах Мекке и Медине возник ислам и было создано мусульманское государство Халифат, начинавшееся в горном Хиджазе-преграде и ровном Неджде, более пригодном для жизни арабских кочевников – бадави, бедуинов.

Аравийский летний ветер Самум ужасен, зимний Ледяной – страшен, а земля из песка и известняка совсем не плодородна. Жизнь бедуинов проходила у колодцев и финиковых пальм, в заботе о верблюдах, этих кораблях пустыни, дававших молоко, мясо и шерсть мужественным людям, для которых пустыни были родным домом.

Природа суровой Аравии наложила сильный отпечаток на характер арабских бедуинов, неприхотливых, привычных к лишениям и невзгодам и очень храбрых.

Несколько десятков бедуинских шатров составляли клан, несколько кланов – племя во главе с шейхом. Тысячу лет назад впервые арабы были объединены племенем кинда, но в 529 году были разгромлены соседями, не желавшими, чтобы арабы стали сильнее и обрели свою государственность.

На побережье Аль-Джазиры с древнейших времен находился торговый порт Джидда, через который по Красному морю шла активная арабская торговля. Совсем рядом с Джиддой был построен город Мекка, которым владело племя курейшитов, считавшееся привилегированным в арабском мире.

20 апреля 571 года в Мекке родился пророк Мухаммед, выросший в семье деда, а затем дяди Абу-Талиба. В двадцать пять лет Мухаммед женился на курейшитке Хадидже и вскоре начал проповедовать в Мекке новое учение – ислам, предание себя единому богу, Аллаху. Его проповеди собрали вокруг пророка родственников и сторонников, но вызвали сильное недовольство властей, не нуждавшихся в конкурентах.

В 622 году пятидесятилетний пророк Мухаммед бежал от ареста хозяев Мекки в Медину вместе со своими сторонниками – муслимами, которых в Европе стали называть мусульманами. 622 год стал первым годом в новом мусульманском календаре – годом Хиджры, Переселения.

Мухаммед успел создать из меккинских мухаджиров и мединских ансаров боевые отряды, которые сумели отбиться от атак курейшитов. После осады Медины в 628 году курейшиты заключили с Мухаммедом мир, признали его пророком и приняли ислам, который стал быстро распространяться в Аравии.

Пророк объединил многих арабов в мусульманскую общину умму и в 632 году умер в Медине. Под знаменем его учения, ислама, Аравия стала объединяться в единое государство.

У Мухаммеда не было сына, и после его смерти мусульмане стали избирать своим главой халифа, наместника пророка на земле.

За Аравию с ее портами и торговыми путями вели кровавые войны персидское государство Сасанидов, которые заняли палестинский Иерусалим и даже Дамаск, и Византия, отбившаяся от персов почти в Константинополе. Аравийские бедуины обратились за помощью к мусульманам и вместе с ними несколько раз разбили сасанидские войска, но Византия на время сумела остановить их объединение.

Осенью 633 года три арабских мусульманских войска, в каждом из которых было всего по семь тысяч пятьсот воинов, начали активное объединение арабского мира.

За двадцать лет они разгромили Сасанидов, заняли Месопотамию на севере и Египет на востоке, а затем отбросили византийские войска и заняли Сирию, Палестину с Иерусалимом, Антиохию, весь Ирак, часть Персии и создали огромное мусульманское государство, названное Халифат.

Ислам был принят арабским миром. Пророк Мухаммед рассказывал о нем, как об откровениях, посланных ему Аллахом через Архангела Гавриила. Через несколько лет после смерти его проповеди, записанные на пальмовых листьях и даже камнях, составили Коран, Чтение, из 114 глав-сур, ставший священной книгой мусульман.

Каждая сура была разделена на стихи-айяты и имела название с указанием мест, где их впервые произнес Мухаммед, определивший пять столпов ислама и обязанностей мусульман:

Исповедовать единобожие, ибо «Нет бога, кроме Аллаха, а Мухаммед – пророк Его», совершать пять молитв в день, соблюдать пост, давать милостыню и совершать паломничество-хадж в Мекку к священному камню Каабе. Для мусульманских молений стали строить мечети – «места, где поклоняются». На основе Корана был составлен Шариат, свод мусульманских законов.

В 22-й суре Корана Мухаммед объявил, что арабы должны создать сильное государство: «Если бы Аллах не сдерживал одних людей другими, то были бы разрушены церкви и синагоги, и мечети». В образованном Халифате ислам стал государственной религией, а халиф, светский государь, первосвященник, полководец и судья, получил титул «Эмир аль-муминин» – «Повелитель правоверных».

Арабская аристократия и простолюдины создали не выборный, а наследственный Халифат династии Омейядов, выбравших своей столицей Дамаск. До конца VII столетия Мухаммеда войска Халифата завоевали Среднюю Азию, Закавказье, Северную Африку, острова Средиземного моря и даже юг Пиренейского полуострова. Государственной религией Халифата стал ислам, а языком – арабский, но недовольные Омейядами арабы быстро разделились на суннитов, шиитов и хариджитов.

Омейядов не стали долго терпеть и во время восстания в середине VII столетия вырезали почти всех, кроме нескольких представителей рода, сумевших создать в Гранаде на юге Пиренеев небольшое государство, просуществовавшее до конца нашего бурного XV века.

Халифат возглавили Абассиды, которые перенесли столицу из Дамаска в новый город Багдад, построенный в форме круга с воротами на все стороны света. В нем тут же началось бесконечное противостояние суннитов, шиитов и хариджитов.

Большинство арабов стали суннитами, правоверными, которые говорили, что происхождение халифов от пророка Мухаммеда совсем не обязательно. Халифа может выбрать умма на основе государственного закона – сунны.

Против суннитов с оружием в руках выступили хариджиты и шииты.

Повстанцы-хариджиты объявили: «Нет халифа, кроме как по воле бога и народа!» Не должно было быть никаких наследственных династий в Халифате, но халифом умма может выбрать не только араба из племени курейш, к которому принадлежал пророк, а любого достойного мусульманина.

Бедняки-хариджиты первое время пользовались поддержкой простых арабов, но лишились ее, когда потребовали у всех стать в их ряды. Хариджитские фанатики в 658 году были разбиты войском Халифа Али, женатого на любимой дочери пророка Фатиме, своей нетерпимостью оттолкнули арабов от себя, разругались, разделились сразу на десять групп и исчезли в аравийских песках навсегда.

Перед исчезновением хариджитов один из них в 661 году убил халифа Али на выходе из мечети, где трудно было обеспечить его надежную охрану. После этого убийства эмира аль-муминина история арабского мира пошла по-другому.

Приверженцы убитого халифа Али, которые назвали себя «группа – жиа», объявили, что в мусульманском мире право на верховную власть имеют только потомки халифа Али, поскольку именно в них течет кровь пророка Мухаммеда. Халиф должен был выбираться только из святого семейства на основе божественного права Акбар, а не сунны.

Шииты назвали Омейядов и Абассидов захватившими власть узурпаторами. В засаде в отчаянном бою под Кербелой погиб сын Али – Хусейн, и шииты назвали его потомков имамами. Шииты верили, что двенадцатый имам из рода Али – Мухаммед исчез в таинственном ущелье и скрыт Аллахом у себя, до тех пор, когда бог пошлет скрытого имама – мессию к шиитам, чтобы создать мир добра и справедливости.

В IX столетии в шиитском учении от имени седьмого потомка Али Измаила возникло сокровенное знание – измаилизм. Его последователи смогли создать в Египте Халифат, где правили потомки Али и Фатимы.

Сын Измаила Мухаммед и его соратник Абдаллах создали очень хорошую миссионерскую школу, восставшую против многих и многих миссионеров-карматов. В основе учения исмаилитов была мистическая цифра семь, поскольку Аллах создал семь небес, материков, морей, металлов, цветов и звуков. Бог назначил семь имамов от Али до Исмаила, каждый из которых имел по семь помощников, которые рассылали проповедовать по двенадцать апостолов, а от имени седьмого, скрытого имама проповедовал главный учитель – дан с миссионерами.

Исмаилиты, среди которых было много бедуинов и крестьян, начали строить замки на горных утесах и труднодоступных местах. В одном из них удалось побывать и нам с Владом, когда мы смогли из Багдада ненадолго выехать в расположенные рядом иранские горы Илама. К этому времени мы уже очень многое знали о страшных и неумолимых ассасинах, но попасть в их бывшую столицу Аламут, находившуюся к северу от Исфахана, не смогли. Впоследствии мы использовали увиденное и понятое на этих горах при строительстве любимого замка Влада Неистового – Поэнари.

Гибель Сельджукского Рума от рук Хасана-ас-Саббаха и его ассасинов

Половину тысячелетия назад тюркские кочевые племена сельджуков создали в Азии на персидских землях огромное государство, названное Румский султанат во главе с великим сельджуком. В конце XI столетия при Малик-шахе сельджукские войска захватили Багдад, Иерусалим, почти половину арабского мира и совсем не собирались останавливаться на завоеванном. Казалось, что сельджуков не может остановить никто и ничто, и их страшная неумолимая власть распространится не только над имуществом и жизнью, но и над душами миллионов людей.

Сельджуков остановили ассасины.

В 1065 году султан Али-Арслан назначил своим главным визирем перебежчика из султаната Газни Хасана ибн-Али, который был награжден прозвищем «Низам-аль-Мульк-Порядок царства». Через несколько лет Низам с титулом атабек, отец-князь, стал регентом сына Али-Арслана Малик-шаха. Пользуясь его малолетством, Низам аль-Мульк в своем трактате «Об управлении государством» написал о передаче всей власти от князей и беков назначаемым великим Сельджуком чиновникам. Для этого визирь предложил продолжить завоевания чужих земель, грабеж которых дал бы деньги на проведение этих неправых идей в жизнь.

14 октября 1092 года Низам-аль-Мульк выехал из столичного Исфахана в Багдад, чтобы возглавить новый опустошительный поход-нашествие на Дамаск, в который была перенесена столица суннитского Халифата. Через два дня всемогущий визирь был зарезан как баран фидаем-убийцей, непостижимым образом прошедшим через три кольца бдительной охраны. Фидая послал школьный друг визиря Хасан-ас-Сабах, исмаилит, создавший собственное учение в исламе. Через месяц неожиданно умер тридцатилетний Великий Сельджук Малик-шах. Казавшийся несокрушимым и вечным Румский султанат дрогнул и начал разваливаться, делая это все быстрее и быстрее.

Исмаилит Аль-Хасан ибн Ас-Саббах, вельможа Халифата Фатимидов, уставший драться в междоусобных войнах султанов и их наследников, в 1081 году написал трактат «Дават-и-джадит» – «Призыв к новой вере». На иранских землях он проповедовал, говоря, что народ во главе со скрытым имамом должен свергнуть сельджуков со своей натруженной спины, и активно собирал сторонников своего учения. Низам аль-Мульк приказал любой ценой схватить Хасана-ас-Саббаха, но сторонники спрятали его в иранских горах, где он начал создание своего собственного ордена-государства.

5 августа 1090 года в восточном Иране, недалеко от Казвина, Хасан и его сторонники взяли крепость на неприступном утесе, которая получила название Аламут – Орлиное Гнездо. Пройдет совсем немного времени, и у Хасана будет сотня крепостей в Персии и Халифате, а многие восточные правители заговорят об «ужасной силе, посылающей с гор смертельные удары, от которых нет спасения эмирам и всем высокостоящим».

Хасан-ас-Саббах создал свое государство, которое охраняли сто горных крепостей. В нем быстро наступило процветание, от чего заволновались крестьяне Рума и Халифата, и Низам-аль-Мульк объявил, что начинает поход, который уничтожит «Горное Гнездо» и его властителя.

Хасан-ас-Саббах понимал, что он не может создать большую армию, способную противостоять Румскому Султанату. Он организовал школу политических убийц, с помощью которых начал отбивать направленные на него удары алчных правителей. За два года главный дан седьмого, скрытого ислама обучил десятки фидаев – «жертвующих собой» и подготовил крестьянское восстание на иранских землях, начавшееся в 1091 году.

Фидаи Хасана за короткий срок убили Низама-аль-Мулька, Малик-шаха и двух сыновей визиря, начавших вместо отца преследование ордена ассасинов. Хасан готовил политические убийства в строгой тайне. Фидаи совершали убийства особыми кинжалами и всегда при большом стечении народа, громко крича, за какие преступления убивают очередного правителя в окружении многочисленной охраны.

После убийства нескольких десятков эмиров, шахов, князей и визирей восточных правителей охватил страх, и они день и ночь ходили в кольчугах и подозревали во всех своих приближенных убийц-ассасинов. Последним султаном Рума, попытавшимся в 1141 году взять Аламут, был султан Санджар, но и у него ничего не получилось. Утром после совета в Диване, назначившем дату похода на Аламут, всемогущий великий Сельджук обнаружил на своей подушке кинжал и лист бумаги с надписью: «То, что положено возле твоей головы, может быть воткнуто в твое сердце». Санджар так и не узнал, кто и как проник в его спальню. В середине XII века от Сельджукского Рума уже отделились Грузия, Армения и вся Средняя Азия, рассыпавшаяся на десятки небольших княжеств.

После I Крестового похода, когда на Ближнем Востоке появились христианские государства, о Хасане-ас-Саббахе узнала и ужаснулась вся Европа. Крестоносцы попытались продолжить завоевания, и два фидая, неведомыми путями попавшие как прибывшие из Европы воины во двор государя, убили вождя крестоносцев Конрада Монферратского, при этом сумев второй раз добить его раненого в постели. Некоторые из государей начали предлагать Хасану-ас-Саббаху устранить претендентов на их престол, но он неизменно отказывал всем. Возвратившийся из Крестового похода английский король Ричард Львиное Сердце был захвачен французским монархом по обвинению в том, что он просил ассасинов его убить.

Люди Хасана-ас-Саббаха называли себя хасанитами. Не сумевшие с ними справиться европейские государи обвинили их в употреблении гашиша и опия и стали называть их хашишинами, ассасинами, а Хасана обвиняли в том, что он приказывал ассасинам закалывать себя или прыгать в пропасть, чтобы подтвердить его могущество. Это была ложь, а правду об ассасинах не знал никто.

Хасан хранил методы обучения фидаев в глубокой тайне. У него были свои люди при дворах всех восточных правителей. Фидаи его школы в совершенстве знали многие чужестранные языки и могли перевоплотиться в купца, воина, дервиша, крестьянина, чиновника, учителя, нищего и вельможу. Они умели проникать во дворы всех восточных государей, и многомесячное пребывание в постоянном напряжении и чужом облике требовало от фидаев огромного самообладания и выдержки. Ассасины всегда были готовы к самопожертвованию, и для этого им не был нужен ни гашиш, ни опий. Многие ассасины совершали убийства тиранов не один раз, всегда непостижимым образом уходя от погони. Хасан-ас-Саббах лично встречал каждого своего героя, и Аламут праздновал его встречу столько дней, сколько убийств совершил ассасин. Нередко в Аламуте по этому поводу гуляли целую неделю.

Ассасины владели всеми видами оружия, умели переносить любые лишения, терпеть пытки, имели особые знаки, жесты, приемы маскировки и незаметного передвижения. Все знали, что главным оружием фидаев были отравленные кинжалы, которыми они владели в совершенстве, но при убийствах ассасины пользовались всеми возможными средствами.

Сорок лет Хасан-ас-Саббах руководил орденом ассасинов. Все убийства при нем были только политическими, убивали также и предателей. Хасан отказался от личного обогащения и казнил двух своих сыновей за нарушение законов Шариата. По всему Востоку ходили легенды о его смелости, неподкупности и справедливости. Все знали, что его фидаи убивали только алчных и злобных правителей. При этом имевших свои государства иоаннитов и тамплиеров ассасины не трогали, договариваясь с ними и помня слова представителя скрытого имама: «К чему убивать их великих магистров, если на их места капитул тут же изберет других».

Только во второй половине XIII столетия орды монголов Хулагу-хана, уничтожавшие все на своем пути, стерли Сельджукский Рум с карты мира, но замки ассасинов им пришлось штурмовать еще почти двадцать лет. Ассасины не утратили своего искусства и тайно расселились небольшими группами по Ирану, Афганистану, Индии и Ближнему Востоку. Говорят, что их мастерство применяется и в наше время.

Когда Влад впервые услышал мой рассказ о Хасане-ас-Саббахе, он тут же спросил, возможно ли возрождение или создание подобного ордена в Валахии, чтобы он мог вызывать ужас у соседних государей, зарившихся на румынские земли. Я тогда не ответил, только напомнил, что ассасины не трогали монашеские и рыцарские ордена иоаннитов и тамплиеров. Однако именно тогда мы решили, что Владу для его правления нужно иметь тайную службу и стражу, способную на все для свободы Валахии. Я с гордостью рассказал ему о восточных дервишах, чья организация великолепно подходила для выполнения любых тайных дел. Влад был в восторге.

«Истинные мудрецы» Османской Порты, Восток и зикр, внушающий и бросающий в сон по их воле

Дервиши, «мудрецы, нашедшие и любящие истину», говорили, что их ордена вели свою историю от первых халифов. Они утверждали, что зло, причина разъединения людей, вошло в мир только из-за его невежества, и с помощью мистических знаний «растворяли себя в идеале». Для достижения высшего познания и сущности бога дервиши сами вводили себя в экстаз, «состояние между бытием и небытием, между реальностью и ничем». Многие дервиши умели усыплять других людей и разговаривать с ними во сне, когда не существовали пороги сознания.

Почти все дервишские ордена имели тайное, мистическое учение, с помощью которого могли внушать мысли на расстоянии другим людям.

Центром дервишского ордена было место, где находилась могила его основателя. Главы орденов, раис-уль-мешейхи, обладали даром пророчества и берегли родословную ордена, которую передавали только преемнику. Каждый орден имел знамя своего особого цвета, а все предметы одежды, которых было двенадцать, даже пуговицы и нитки, имели символическое значение.

Дервиши носили шапки конусом, в виде горшка, круга, высокие и низкие, на них писали суры Корана и делали мистические надписи. Верхняя одежда, мантии-хирки, была разного цвета и очень длинной, без ворота, с длинными широкими рукавами. Пояс их делался из шерсти или в виде веревки с тремя узлами, напоминавшими, что дервиши не должны лгать, воровать и блудить.

Дервишские ордена состояли из общин во главе с настоятелями, которые подчинялись шейхам. Во главе всех орденов, самыми знаменитыми из которых были Кабирии, Накшбендии, Рифаи, Хардерии, Деркавии, военные Бекташи, был шейх-уль-ислам, духовный глава мусульман, но и сами они оказывали сильное влияние на политику султанов.

Особое место в орденах занимали странствующие дервиши, ходившие по всему Востоку для сбора пожертвований, которые тратились на помощь бедным. Они занимались сбором различных материалов о жизни других стран, строили на караванных путях свои гостиные дома, которые становились их центрами в Азии и Южной Европе.

Важнейшим предметом у дервишей были четки-тесбих, которые носили за поясом. В них всегда было девяносто девять шариков, по числу имен бога. К поясу дервиши привешивали мешочек для бумаг, с надписями религиозного содержания. Странствующие дервиши имели посох с изображением сверху серпообразного месяца, который являлся и грозным оружием.

Дервиши, с длинными волосами, бородой и усами, часто носили с собой барабаны, флейты, гусли и другие музыкальные инструменты, чтобы получать через музыку откровения бога. У всех дервишей были свои условные знаки, по которым в странствиях узнавали друг друга.

Главным ритуальным обрядом, приводящим дервишей в экстаз, был особый танец зикр, к которому они долго готовились, приводя себя в особое, мистическое состояние.

Дервиши под музыку медленно, затем все быстрее и быстрее, выкрикивая сакральные фразы, одновременно двигали головой и телом, покачивались в разные стороны, затем двигались по кругу, вертелись волчком, на одной, затем на другой ноге, при этом правая рука обращалась к небу, а левая – к земле.

Зикр делался трижды и занимал около двух часов. Считалось, что во время этого потрясающего танца дервиши могли совершать чудеса. Их техника внушения мыслей на расстоянии и ввод людей в сон до сих пор хранятся за семью печатями.

Глава 4. «Наша судьба – покориться сильнейшему? Нет!» 1448–1453 годы

Пребывание Влада и Раду в Турции закончилось так же внезапно, как и началось, и причиной этого стали неожиданные события в молдавской Сучаве. Несколько раз в год мы получали письма и приветы из Тырговиште и знали, что именно на самом деле происходило в Валахии.

За три года Влад Дракон забрал назад все дунайские пограничные крепости Мирчи Великого, которые турки за выкуп вернули Валахии, имея в залоге двух детей господаря. Оршова, Турну-Северин, Бекет, Турну-Мэгуреле, Зимнича, Джурджу, Олтеница, Межестыря, Кэлераши, Негру-Воде и Мангалия были надежно укреплены, и для их взятия после 1446 года потребовались бы большие воинские силы и немалое время.

В междоусобицы валашский морской порт находился в собственности Цара Ромынеяскэ, а после принятия первым Драконом венгерского протектората в ней появился сильный мадьярский гарнизон, построивший для защиты Констанцы крепость Йон-Корвин.

Венгрия оправилась от разгрома под Варной, и ее регент Ян Хуньяди начал новый накат на румынские земли с Молдовы, решив для начала поставить в Сучаве своего господаря. Он все правильно делал, этот решительный Хуньяди, потому что с Молдовой, как и с Валахией до Дракона, случилась беда.

С 1400 по 1432 год Молдовой правил выдающийся господарь Александр Добрый, которому помог укрепиться в Сучаве Мирча Великий. При нем Молдова терпела протекторат Польши с большим трудом, но скинуть его пока не хватало сил. Сын Мирчи Влад II Дракон был женат на дочери Александра Елене, и его сыновья Мирча, Влад и Раду были внуками двух великий румынских государей, пытавшихся так незаметно объединить Цара Ромынеяскэ, находившейся под бдительным присмотром с севера и запада.

Когда после смерти Мирчи Великого Александр Добрый решил помочь занять трон в Тырговиште своему зятю, один из Данешты тут же вернулся из Эдирне с османским войском. Молдавский господарь еще не раз пытался объединить румынские земли, но как только его полки двигались к Брэиле, от Каменец-Подольска на Сучаву сразу наваливались польские хоругви, для отпора которых к северу от Сучавы на Пруте была построена крепость Черновицы.

В 1430 году Александр Добрый собрал значительное войско и начал сбрасывать с Молдовы польское ярмо. Широким ударом от Черновцов молдавские полки снесли польские пограничные хоругви, взяли Станислав и осадили Львов, в котором неожиданно умер Александр Добрый. Войска ушли в Сучаву, но мстительные поляки этого, конечно, не забыли. Когда сцепившиеся в борьбе за власть два сына Доброго один за другим обратились за помощью в Краков, Польша тут же разделила набравшую силу Молдову на Северную и Южную, поставив в Сучаве и Бырладе обоих братьев господарями.

С 1432 по 1447 год север и юг Молдовы без перерыва воевали друг с другом, разорив собранную по кусочкам Александром Добрым землю дотла. Тогда-то Янош Хуньяди и решил взять молдавские земли, не затратив на это почти никаких сил. Однако венгерский регент встретил достойный отпор.

Летом 1447 года мадьярские полки перешли Карпаты, но дальше им хода не было. У крепости Нямц и на Быстрице регента Венгрии встретил господарь объединенной Молдовы Богдан из рода Драгошей, брат жены Влада Дракона Елены, а за ним дружно стояли румынские войска.

Сквозь зубы Хуньяди отвел свои полки назад за горы, но не в Буду, а в Сигишоару, от которой его войско могло дойти до Тырговиште за неделю. Оно и дошло, и посадило на трон Валахии Дана II. Влад II развернул полки от Сучавы домой, и тут же Черновицы атаковали радостные от жажды наживы польские хоругви, в обозе которых сидел недавно выбитый из Сучавы двоюродный брат Богдана Драгоша Петр Арон. Польское войско возглавлял новый король, целую половину столетия правивший Польшей под именем Казимир IV Ягеллончик. Он тоже претендовал на полную покорность Молдовы, и Хуньяди на время пришлось забыть о Сучаве. Уверенный в победе хотя бы над Валахией, венгерский правитель отвел свои полки из Тырговиште в Трансильванию. Он был серьезный правитель, князь Янош Хуньяди из дома Стервятника Корвина, но и боролись с ним за свободу родины настоящие валашские герои.

Влад Дракон оставил свои полки и сына Мирчу для защиты только что с такими трудами объединенной Молдовы своему родственнику Богдану, к которому успела вырваться из Тырговиште и семья господаря. Сын Мирчи Великого правил Валахией уже двенадцать лет, сделав жизнь в стране спокойной, чужеземных войск в ней уже не было, и господарь совершенно справедливо рассчитывал, что его многочисленные сторонники помогут ему выгнать второго Дана из Тырговиште, куда он двинулся только с тысячей моего отца Раду Арджиу.

Они вышли из Сучавы на Роман в самом начале декабря 1447 года, и здесь Второй Дракон совершил роковую ошибку. В Бакэу он разделил тысячу моего отца, отправив восемьсот воинов вдоль Карпат на юг забрать с собой на Тырговиште сторонников внука Мирчи Великого в Аджуде, Фокшанах, Сэрате и Бузеу. 5 декабря они должны были встречать своего господаря в Кымпине, нависавшей над столицей с севера. Сам Влад Дракон, мой отец и двести его воинов пошли прямо по Карпатским горам через Онешти, Сфынту и Брашов, чтобы узнать, где находятся в Трансильвании полки Хуньяди, способные ударить в спину господарю при взятии Тырговиште. Они шли очень быстро, но кто-то оказался еще быстрее. В купеческом Брашове ничто не предвещало беды, венгерские полки стояли по своим городам от Бая-Маре до Тыргу-Мереш, а в Сигишоаре находился только ее гарнизон. На рассвете 3 декабря успокоенный Дракон вышел из Брашова на Кымпину и на перевале Предял попал в такую засаду, в которой не погибнуть было нельзя.

В горах можно сколько угодно проверять дорогу, по которой идешь, но это не может спасти от беды. Триста воинов Хуньяди были спрятаны к востоку от Брашова в Сэчеле, а пятьсот убийц Дана ждали господаря южнее, в Азуге и Буштени. Дозоры отца благополучно прошли до Синае и Кымпины, где встретились с тремя тысячами своих воинов, ждавших господаря. Можно было спускаться в долину Тырговиште без опаски, не ожидая никакого подвоха.

Когда Влад с отцом и сотней воинов стали спускаться с Предяла, с Сэчеле им в спину ударили воины Хуньяди, а от Азуги прямо в лоб атаковали убийцы Дана.

Сто отважных и опытных воинов могут победить или отбиться от семисот, но только не на узкой горной дороге, когда вас бьют с обеих сторон. Тридцать верст дороги от Сэчеле до Синае, в которую уже шли от Кымпины три тысячи наших бойцов, имели отвесные склоны гор высотой до самого неба и только одну боковую тропу справа от Азуги до Рышнова. Было ясно, что дальше Буштени Владу и его отчаянной сотне не прорваться, и господарь с отцом провели свой последний бой так, что он запомнился всей Цара Романа.

Сверху на воинов уже начали сыпаться камни мадьяр. Влад Дракон выхватил меч, и сто витязей как ураган ударили на четыреста убийц Дана, проломились, теряя людей до Азуги, и тут же были атакованы еще сотней Данешти от Буштени.

Шестьдесят воинов Раду Арджиу с господарем зубами держали поворот от Азуги на Рышнов, закрывая своими телами тропу, по которой уходили, нет, уносились пять лучших воинов отца со штандартом, мечом, печатью и булавой господаря Влада II Дракона, которые они любой ценой должны были передать его старшему сыну Мирче в Сучаву.

Они совершили невозможное, эти пять витязей, незамеченными проскочили мимо страшного замка Бран в нашу старую столицу Кымпу-Лунгу, где несколько дней прятали государственные символы Валахии, которые вовремя получил Мирча, сын Влада II Дракула.

Задержав на какое-то время Данешти у предялского Пырыула, остававшиеся на ногах тридцать витязей с Владом и Арджиу смогли отступить на площадку Тохану. Но и дали свой последний бой ввиду замка Бран, гарнизон которого весь сгрудился на южной стене, включая сторонников и Данешти, глядя с горы вниз на разыгравшуюся на их глазах трагедию. Это позволило пятерым нашим воинам с регалиями господаря незаметно пройти мимо замка, что в любом другом случае было бы невозможно. Господарь и его военный боярин сделали все, чтобы род Мирчи Старого продолжал бороться за Валахию. Позднее один из брановских воинов, видавший все своими глазами, рассказал сыну Дракона и мне, как погибли наши отцы.

Они, воины Арджиу, бились на этом тоханском обрыве и молча гибли один за другим, отправляя в ад своих бесчисленных врагов. Данешти, а за ними венгры, сгрудились на тропе перед площадкой и лезли на нее как саранча, лезли и умирали, образуя уже хорошо видный вал трупов.

Когда на ногах остались только господарь и отец, они отступили к краю обрыва и молча стали спина к спине, устало опустив багровые от крови мечи. Они стояли среди тел своих павших товарищей, и на этих великих рыцарях не было живого места. А потом случилось чудо, и о последней битве двух великих воинов заговорила вся потрясенная Цара Романа.

Сорок убийц встали вокруг господаря и его боярина и приняли от них свою страшную смерть. Видевшие с брановских стен этот ужас бывалые воины рассказывали нам о нем, даже через полгода, прыгающими губами. Это был «валашский веер», во время которого проводящие его бойцы превращаются в смерть для нападающих. Потом убитых нашими отцами врагов даже не смогли собрать по частям, поскольку нечего было собирать, везде лежали куски мяса и костей, которые только что составляли тела опытных воинов.

Какое-то время на Тохану Но стояла мертвая тишина, Влад и Арджиу, сломавший один из мечей, не падали только потому, что опирались друг на друга, но никто не осмеливался к ним подойти. Их пробили одним копьем, брошенным кем-то из Данешти с десяти метров, и наши отцы умерли мгновенно, точно с трудом дождавшись этого удара. Их тела положили на плащи и унесли в никуда.

Из ста воинов, сопровождавших господаря Влада к Тырговиште, выжили только двое, из тех пятерых, что доставили его знамя и меч сыну Мирче.

Из трехсот венгров Хуньяди в живых осталась половина, а из пятисот людей Дана – шестьдесят.

Мы нашли и убили их всех, и те из них, кто остался жить после боя на Тохану Но, перед смертью позавидовали своим мертвым товарищам. Я не буду вам рассказывать, как они умирали, ибо подданные не должны знать, что иногда могут совершать их великие господари. Данешти молили нас о смерти на колу, потому что остальные казни были намного ужаснее, но мы не дали им умереть легко, ибо предатели и подлецы не заслуживают милосердия никогда.

Кара за смерть господаря Влада, боярина Арджиу и их витязей настигла их убийц совсем не сразу. Нам предстояло прожить еще грозный 1448 год, о котором я вам сейчас расскажу.

Мирча с мечом и знаменем Влада Дракона во главе пяти тысяч воинов ворвался в Тырговиште, из которого с чужой господарской казной успел сбежать Дан Второй. Никто не знает, что произошло в столице Валахии в январе 1448 года, но Тырговиште опять был забит венгерскими полками и боярами Дана, снова усевшегося на трон. Мирча был убит при огромном стечении народа, но об этом я расскажу позже.

Дан II, само собой, присягнул на верность регенту Венгрии, и в этот момент османское войско беглербега Румелии вошло на Балканы за Дунай и по сербским землям неостановимо двинулось к Буде. Хуньяди со всеми своими воинами и сторонниками Дана через Карпаты бросился спасать Венгрию, на время оставив Валахию и Молдову в покое.

Мы узнали о гибели своих отцов только в феврале 1448 года. Неожиданно охрана Эгригеза была значительно усилена, нас перестали выпускать за замковые ворота, и мы ждали самого худшего, понимая, что в Валахии что-то случилось. Наконец, прибывший из Эдирне чауш султана привез нам его фирман, из которого мы узнали, что наших отцов больше нет и что князь Влад, сын Влада II Дракула и внук Мирчи Великого, признан Мурадом II наследником валашского престола. Подробностей гибели в письме не было, но наше горе от того не было меньшим. Мы сразу вспомнили переправу через Дунай и две фигуры рыцарей на стене Джурджу с поднятыми над головой мечами, на которых неизвестно откуда вдруг появился неземной блеск.

На следующий день, когда мы немного пришли в себя от горя, Влад заявил коменданту Эгригеза, что хочет ехать в Эдирне на прием к султану, но получил отказ. Видя отчаяние валашского князя, который за четыре года не доставил ему никаких хлопот, комендант немного смягчился и сказал, что ждать вызова в столицу Порты Владу придется совсем недолго.

Через три недели после этого разговора князей Влада и Раду отвезли в Эдирне, где их почти сразу принял султан, второй раз за все время плена. Мурад II сказал, что его войско вышло в поход за Дунай по сербским землям для упрочения славы султана и завоевания новых территорий, выразил сожаление о гибели Влада Дракулы, не преминув заметить, что он все же был строптивым правителем, и предложил князю Владу с помощью большого османского отряда занять трон отца в Тырговиште. Аудиенция продолжалась совсем не долго, затем сын Дракулы до вечера разговаривал с визирем Дивана.

Влад попросил не посылать с ним военный отряд и сказал, что сам возьмет Тырговиште без боя, поскольку Дана в нем нет и все его сторонники ушли вместе с ним к Хуньяди. Визирь внимательно посмотрел на уверенного семнадцатилетнего князя, что-то, видно, для себя отметил, спорить не стал, но заявил, что сразу же после коронации, если ему повезет, новый господарь должен подписать вассальный договор султану. Визирь пообещал какое-то время не увеличивать ежегодную дань Валахии Османской Порте, но при этом хитро прищурился. Он предложил свои деньги для похода на Тырговиште, без которых никакую власть захватить невозможно. Влад опять отказался, попросив, однако, дать ему золото только в долг. Визирь, услышав подобные речи, спросил упрямого валашского мальчишку, будет ли он верен вассальному договору Валахии и Османской Порты, и в ответ второй Дракон пылко ответил, что он не будет предателем своей родины никогда. Визирь еще раз внимательно посмотрел на этого слишком толкового чужеземного князя, и в глазах его мелькнуло какое-то беспокойство. Влада спасло только то, что в этот момент в зал вошел чауш султана и объявил, что Мурад II вызывает визиря к себе, чтобы отправить командовать войсками в Сербию.

Визирь объявил, что вся необходимая Владу помощь будет оказана без промедления, но султан пока оставляет его брата Раду при себе. Влад попросил освободить пятьдесят валашских пленников, томившихся в рабстве после битвы при Варне, чтобы они разнесли по Валахии вести о его возвращении на отцовский трон. Опытные валашские воины были приведены в дом, который предоставили Владу недалеко от султанского дворца.

Второй Дракон под огромные проценты занял деньги у местных менял, на которые купил оружие и все необходимое для долгого похода через Болгарию в Валахию, которого мы решили не совершать. Влад не стал посылать воинов в Валахию, но сказал всем купцам, которые отправлялись с караваном через Карпаты в Трансильванию и дальше, что он возвращается в Валахию бороться за отцовский трон. Однако для выполнения нашего плана мы сделали то, что было необходимо сделать совсем без шума.

Семья Влада II была в Сучаве у Богдана, но моя оставалась в родовом Дымбовицком поместье. В те годы при смене власти боярских семей еще не трогали, опасаясь получить в ответ такую же реакцию. Мы отправили троих воинов к моей матери под Тырговиште, и через два месяца они целыми и почти здоровыми вернулись в Эдирне, отлично выполнив поручение князя.

Воины моего отца Раду Арджиу содержались за счет нашей семьи, они прошли с ним и первым Драконом все Гуситские войны и были всецело преданны своим боярину и господарю, что и доказали в декабре 1447 года гибелью ста из них, в бою на Тохану Но, до последней капли крови бившихся за своих геройских вождей. Оставшиеся в живых девятьсот воинов охраняли поместье Арджиу в Дымбовице, и ни один из них не перешел на службу к Данешти. Нам передали, что князя Влада очень ждут не только в Дымбовице, где все рвутся увидеть и меня, но и во всей Валахии.

С тремя посланными к нам прибыли десять воинов из тысячи моего отца, которые в Сучаве поклялись ему во что бы то ни стало спасти меня после его очень возможной гибели. Они привезли не только свои верные мечи, которые я разделил надвое между мной и другом, но и горячие приветы и деньги. Радостный Влад тут же купил небольшой двухмачтовый бриг, так необходимый нам для выполнения плана по возврату Дракулешти к власти.

Трое воинов отправились опять к моей матери со словами Влада, что мы прибудем в Валахию сразу же после уборки урожая, чтобы в очередной раз не разорить крестьян. Воины также должны были назвать место встречи нас и витязей отца и всех наших сторонников. Несмотря на их мужество и боевое мастерство, все это было очень рискованным делом, в котором многое зависело от почти непредсказуемых случайностей.

Я сказал своему князю, что очень жаль, что у нас нет никаких условных сигналов и тайнописи для передачи секретных сведений. Мы видели, как османы пытают своих врагов и бывших друзей, и было ясно, что выдержать эти мучения невозможно. Не раз мы видели турецкие казни, всегда совершаемые при большом стечении народа. Влада особенно потрясла массовая казнь на колу, и он спросил у палача, почему они всегда выбирают такие долгие и мучительные виды смерти. Слуга султана спокойно ответил, что именно такая кара производит самое ужасное впечатление на подданных, которые должны быть только песчинками у ног султана.

Влад спросил, могу ли я создать особую службу, которая будет обеспечивать работу по превращению Валахии в счастливое государство, и я тут же с радостью согласился, потому что уже давно создавал ее в своей голове. Мы оделись в праздничную одежду, и ночью, в пустом зале чужого дома, в чужой стране, освещенный маленьким подсвечником сын Дракона посвятил сына Арджиу в командиры своей тайной стражи, и мы оба поклялись друг другу в верности до гроба.

Дан, узнавший о Владе, вернул один полк из Сербии и вывел половину своего гарнизона из Тырговиште на охрану Дунайской границы Валахии, ожидая там его прорыва.

За месяц до начала страшных осенних штормов шестьдесят два отчаянных валаха на двухмачтовой бригантине, на которой не было ни одного османа, вышли из порта Текирдаг в Мраморное море. Среди наших воинов были опытные мореходы и даже два шкипера, и мы спокойно прошли через Босфорский залив ввиду бесконечного Константинополя, о гибели которого я совсем скоро вам расскажу.

В трюмах нашего корабля лежали тысяча изогнутых турецких ятаганов, очень удобных при бое в тесноте, и две тысячи длинных копий, которыми могли воевать и неопытные бойцы, выстраивая непроходимую для конницы железную стену. Наш бриг должен был незаметно проплыть мимо забитых кораблями портов Бургаса, Варны и даже родной Констанцы, через одно из трех гирл войти в Дунай у Сулины, собрать по пути своих сторонников и у Джурджени войти в Яловицу, по которой доплыть до самого Тырговиште, внезапной ночной атакой взять господарский дворец, охраняемый полутысячей Данешти. Это и был наш план возвращения в Валахию, и мы с Владом совершенно не сомневались в его исполнении.

Нам предстояло плыть семь дней, и мы радовались, что скоро отомстим убийцам наших отцов. Мы стояли на палубе, впервые без осточертевшей турецкой охраны, и пожирали глазами бесконечную морскую даль, за которой должен был находиться большой полуостров Кырым. Я рассказывал впервые за годы неволи улыбающемуся Владу, что по европейским законам вынужденное использование им османской помощи при восхождении на валашский трон, а оно у нас было совсем небольшим, можно считать расплатой за его четырехлетнее заложничество с ежедневной угрозой гибели. В Европе преступлением считалось только сознательное и добровольное обращение за помощью к Османской Порте, объявленной злейшим врагом христианского мира.

Влад был доволен и сказал, чтобы отныне я всегда объяснял его дела и поступки народу Валахии, который должен знать, что его князь все делает для их счастья и благоденствия. На нашей бригантине, у которой были не только паруса, но и весла и малая осадка, чтобы пройти неглубокое гирло Дуная, я впервые прочитал своему другу еще не записанный на бумаге обзор о таком же, как он, юном князе небольшой Македонии, находившейся всего в десяти днях пути к юго-западу от Тырговиште. Две тысячи лет назад этот мальчишка создал великую империю и вошел в мировую историю под именем Александр Македонский, и Влад опять, как при моем рассказе о Тамерлане, пришел в полный восторг, особенно когда я сказал, что Македония Александра и Мавераннахр Тимура занимали на карте Европы такое же место, как и Валахия, даже без Молдовы и Трансильвании.

Что такое идеальное государство Александра Македонского?

Еще за триста лет до Рождества Христова великий греческий философ Аристотель учил своего великого ученика Александра Македонского: «Да не убоится человек создать бессмертное и божественное!» Он говорил гениальному сыну правителя небольшого княжества Македонии Филиппа: «Государство создается не только ради того, чтобы люди в нем жили, но для того, чтобы они жили счастливо. Правители должны руководствоваться совершенно иной моралью, чем их подданные, и имеют право переступать через все законы».

Филипп создал сильное и дружное государство, в котором люди чувствовали себя свободно и имели равные права. Он изобрел страшную боевую машину – фалангу из шестнадцати тысяч воинов, строившуюся по фронту длиной в две версты и во много рядов в глубину. Первые шесть рядов воинов имели удлиняющиеся копья, которые клали на плечи товарищей, и через страшный частокол перед его войском прорваться во фронт было невозможно, как и нельзя было остановить движущуюся фалангу.

Александр стал царем Македонии в двадцать лет и сразу же спросил Аристотеля – как сделать мир совершенным? Аристотель ответил, что все государства делятся на тирании, во главе со злобными или не очень правителями, олигархии с аристократами и демократии, в которых якобы правит народ, при этом они часто меняют форму правления, оставаясь прежними по сути. Дело не в этом, сказал Аристотель, а в личности государя, правителя, и в силе его войска. Аристотель рассказал царю Александру о Греции, и, узнав ее историю в подробностях, великий гений заявил, что созданию идеального мира на земле всегда мешает всемирное зло, и в его эпоху это зло – Персия, а значит, ей нет пощады.

Эллада, расположившаяся на самом юге огромного Балканского полуострова в виде городов-полисов, почти не знала деспотизма и тирании злобных и жестоких правителей, которых изгоняли с островов сразу же, как только они показывали народу свое истинное лицо. Два великих правителя греческих Спарты и Афин Ликург и Перикл оставили наиболее значительный след в их истории, и именно они более всех заинтересовали Александра Македонского.

За триста лет до эпохи Александра правитель Спарты Ликург своими удивительными законами сделал свою родину сначала очень мощной военной, а затем и процветающей державой. Для этого он изучил государственное устройство многих стран Азии и Древнего Египта, после чего сделал невозможным появление их зла в Спарте.

В Египте полный контроль власти над всем и вся закончился его крахом, но такова в те годы была и Греция. Совет старейшин Спарты даже закрыл границы страны, чтобы знание чужих порядков и законов не возбудило спартанцев на изменение существовавшего строя.

Ликург начал с уничтожения разбойников, объявив, что самые опасные болезни государственного тела – богатство и бедность. Ликург в своих речах, которые слушала вся Спарта, хвалил доброе, ругал плохое, старался уничтожить гордость и зависть, а затем создал новую систему образования, воспитывающую у людей добродетели. После этого Ликург сумел убедить богатых спартанцев отказаться от владения излишками земли в пользу народа, разделил всю Спарту на тридцать тысяч одинаковых земельных участков, которые раздал всем людям. Каждый такой участок позволял большой греческой семье «жить в добром здравии и не нуждаясь».

Ликург постоянно говорил, что «законы, дающие счастье, должны войти в образ жизни спартанцев, чтобы все люди с ними сжились». Он доказывал всем, что человек может быть счастлив только тогда, когда он живет в мире с самим собой. Сотни лет Спарта соблюдала законы Ликурга и была первым государством Греции. Только тогда, когда управлявшая Спартой аристократия выродилась, первенство в Элладе перешло к Афинам.

Когда в конце VI века до Рождества Христова афинский правитель Солон установил права и обязанности афинян в зависимости от их доходов, дело закончилось тем, что начальниками стали избирать только богатых, увеличивающих свои богатства за счет народа. Афины не выдержали такого правления даже ста лет, и в 508 году новый правитель Афин Клисфен заменил власть аристократии народным вече, перед которым стали отчитываться все начальники.

В Афины пришел хаос, и внук Клисфена Перикл заявил, что народ признает только сильного вождя, и стал этим вождем. За тридцать лет правления Перикла Афины достигли первенства в Греции и своего наивысшего расцвета.

Все Афины знали, что Перикл бескорыстен и неподкупен. Он воздействовал на народ надеждой и страхом, и если народ не повиновался, он применял к нему силу. Когда Афины стали самой процветающей страной на юге Пиренеев, народ решил, что так будет всегда, и низложил Перикла, после чего покатился к своему концу.

Когда Александр Македонский предложил Греции равный союз для наведения порядка во всем обитаемом мире, начались бесконечные и никчемные разговоры, и его привели к огромному гордиеву узлу из груды веревок, предлагая его развязать, и тогда греки пойдут за Александром. Царь осмотрел узел, понял, что его развязать нельзя, расхохотался, выхватил меч и разрубил этот невозможный клубок.

Александр взял власть в Греции, почти этого не заметив, усилил свою армию за счет великолепных греческих гоплитов и атаковал всемирное зло – Персию.

Огромную Персию размером в половину Европы цари Кир, Камбиз и Дарий создали в VI веке до Рождества Христова. Через двести лет продажные чиновники довели страну до гибели орудием, которым стала македонская фаланга.

В битвах у Граника и Гавгамел войско Александра разгромило вчетверо большую армию никчемного шахиншаха Дария Третьего. Александр Македонский создал первую империю в мире и стал ее абсолютным монархом.

Родословная Александра по отцу велась от Геракла, а по матери от Ахилесса, и он с детства с горечью говорил своим товарищам: «Мой отец успеет победить всех, и я с вами не успею совершить ничего великого». Став императором, Александр создал понятие о человечестве в целом, которого до него не существовало. Он стал завоевывать весь мир, чтобы перевоспитать человечество и сделать его счастливым. Александр успешно остановил вечную вражду злобных правителей, заменив их, а затем объявил всему миру, что в его войнах есть победители, но нет побежденных, а только освобожденные.

Для завершения объединения мира Александр начал завоевание Индии, блестяще разбил ее правителей, но не смог закончить свою последнюю войну. Он перешел границы разумного, его армия не выдержала, и Александр вернулся в свою новую столицу Вавилон.

Александру не удалось перевоспитать человечество. Назначенные им наместники частей громадной империи воровали без удержу, он заменял их другими, но и те не выдерживали блеска золота. Империя держалась только на его гении и авторитете, при котором он смотрел на человечество сверху вниз. Он объявил о введении всеобщего звания для всех своих европейских и азиатских подданных, которые должны жить в благоденствии, – граждане империи.

Перед неожиданной смертью Александра спросили, кто будет его наследником. «Достойнейший», – ответил он и умер в тридцать три года, надорвавшись от перенапряжения. Все, кто попытались его заменить, погибли, были убиты его жена и маленький сын, и соратники Александра разделили империю на части. В мире опять начались бесконечные войны за торговые пути, в которых все воевали со всеми за доходы, и все опять вернулось на круги своя. Естественный ход истории не смог переломить даже Александр Великий.

Выслушав мой рассказ, Влад задумчиво повторил: «он перешел пределы разумного», а затем долго молчал. Потом он попросил меня собрать материалы о Риме, оставившем для румынских земель грозное имя – Дакия. Я улыбнулся и принес из каюты нужный Владу обзор. Второй Дракон даже не удивился, только сказал, что другого начальника тайной стражи у него не будет никогда. Рассказ о Риме я прочел на следующее утро, сказав, что великое в одну кучу складывать сразу нельзя. Влад с этим согласился.

Рим – это звучит гордо?

Уже с VIII века до Рождества Христова небольшим городком в Италии на Тирренском море управляли народное собрание, сенат и выборный царь. Правящий после легендарного Ромула талантливый Нума Помпилий говорил: «Мой город – поле, где умный может совершать блестящие подвиги». Второй римский царь заявлял, что если человек ни в чем не нуждается, только безумие может заставить его переменить свою жизнь.

Когда очередной царь Тарквиний Гордый захотел править единолично, римляне тут же свергли его и отменили царскую власть вообще. Тот, кто делал попытку узурпировать власть, сразу же объявлялся врагом римского народа.

Во главе Рима встал выборный сенат, члены которого избирались пожизненно. Римляне разделились на две партии бедных плебеев и богатых патрициев, которые быстро начали враждовать. Когда только чудо в виде диких гусей спасло Рим от нападения галлов, его народ вновь объединился. Небольшой город объявил себя республикой во главе с выборными консулами и начал завоевание мира. Перед этим римский консул Публий Валерий, прозванный «Другом народа», Попликолой, утвердил в сенате закон, по которому любой узурпатор власти объявлялся вне закона и мог быть убит без суда любым гражданином Республики Рим.

Небольшой итальянский город стал постоянно побеждать в войнах, объясняя свои победы идеальным политическим строем, а также храбростью, честностью и справедливостью его народа. На время войны римляне избирали диктатора, давая ему неограниченную власть.

После трудной победы над Карфагеном и его гением Ганнибалом Рим за двести лет до Рождества Христова стал мировой империей, однако его республика не выдержала испытания властью и богатством. Солдаты объявляли награждавших их полководцев-победителей императорами. Сенат давал им право на триумф – торжественное шествие по Риму, которое очень нравилась народу, получавшему хлеб и зрелища от императора бесплатно.

Со всего мира в Рим стекались золото и богатство, но республиканские менялы единодушно давали деньги в кредит только под 45 процентов годовых.

Римляне обленились, их почти не знавшие поражений легионы стали слабеть. В 122 году до Рождества Христова римский трибун Гай Гракх попытался провести в сенате закон о предоставлении завоеванным народам прав римского гражданства. Влить свежую кровь в тело дряхлеющей республики не удалось. Бродившие по Риму граждане-бездельники испугались, что им придется делиться своим бездельем со многими, и не дали Гракху утвердить его великолепный закон. Если бы все входившие в империю народы получили римское гражданство, история мира пошла бы совершенно по-другому.

Сто лет до Рождества Христова Римскую Республику сотрясали гражданские войны, которые вели между собой полководцы-триумвиры. В Риме, империи-республике, все стали решать не сенат, а военачальники и их легионы.

Когда великий полководец и политик Гай Юлий Цезарь стал кормить половину римлян бесплатно, благодарные граждане тут же присвоили ему титул вечного диктатора.

Племянник убитого сенаторами Цезаря Октавиан Август объявил себя кесарем, а Римскую Республику Империей, и граждане с удовольствием стали обычными бесправными подданными. Народ больше не участвовал в голосовании на отмененных выборах, беспокойные легионы разослали на далекие границы империи, а императоров, большинство из которых заслуженно называли животными на троне, без конца провозглашала их преторианская гвардия. Республику давно забыли, Империя превратилась в тиранию, сумасшедшие правители которой совершали все мыслимые и немыслимые преступления со словами: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись».

Императоры, державшие себя как земные божества, набрали скромное количество чиновников, во главе никаких легионов ставили никчемных полководцев, а талантливых конкурентов без затей убивали.

В огромную средиземноморскую империю ворвались варвары, и зажравшаяся и отупевшая страна в 476 году заслуженно погибла под ударами полоумных варварских мечей. Оставшиеся в живых римляне были проданы в рабство, и они и их потомки больше не видели ни хлеба, ни зрелищ.

Выслушав обзор римской трагедии, Влад сказал, что не будет совершать ошибок великих правителей, которые привели к гибели их государств. Я ответил, что эти ошибки непросто заметить во время непрерывной работы на благо родины в условиях постоянного внутреннего и внешнего давления. Второй Дракон, не думая ни одного мгновения, тут же поручил мне предупреждать его о том, что князя заносит, заранее. Мы оба расхохотались, и подошедший воин, выполнявший обязанности шкипера, объявил, что впереди Дунай.

Мы вошли в Дунай через Верхнее гирло, самое глубокое из трех. Торговых судов и лодок на великой реке было много, и наша бригантина совсем не бросалась в глаза. В Вилково мы взяли на борт своих людей с бумагами, подтверждавшими, что бриг «Альба Регия», принадлежавший великому боярину Михне из Вылчи, старому другу моего отца, идет из Констанцы в Брэилу по государственной надобности и досмотру не подлежит.

Вечером, когда таможенники обычно устают, «Альба Регия» без происшествий прошла пограничную Килию. Ночью в Рении мы аккуратно, с лодок, забрали пятьдесят дымбовецких воинов, на рассвете миновали Галац и к полудню были уже за Брэилой, и сто наших воинов, в том числе и мы с Владом, без сил лежали на палубе после десятичасовой гребли, так как ветра, чтобы задуть в наши паруса, совсем не было. Слава богу, «Альба Регия» сумела не привлечь к себе чужого пристального внимания, и у Брэилы мы повернули в Старый Дунай, где вечером в Гырли взяли на борт еще сто наших бойцов и несколько красиво одетых девушек, закутанных в шали. Поздним вечером мы вернулись в широкий Дунай у Джурджени, а затем, в полной темноте, благополучно свернули направо, в реку под названием Яломица, которая брала свое начало к северу от Тырговиште, перед этим проходя через весь город и минуя господарский дворец, построенный еще Мирчу Великим.

Утром 7 сентября 1448 года бриг «Альба-Регия» с князем Владом и двумя сотнями воинов, тихо пройдя Слободзею и Урзичени, находился в ста верстах к востоку от Тырговиште. К Груе бригантина подходила в полностью непотребном виде. На ее палубе громко играл большой струнный оркестр, хохотали, а затем красиво пели богато одетые девушки, вокруг которых, падая и поднимаясь, петухами носились их молодые кавалеры, выпивая, а затем выбрасывая за борт пустые бутылки, по которым пытались стрелять из лука. На берегу видели, что на реке развлекаются боярчата с веселыми подругами и друзьями. Это было обычное дело перед долгой и холодной зимой и не привлекало никакого внимания.

«Альба Регия» проболталась на Яломице между Грую и Корнешти весь световой день, и только с наступившей вмиг темнотой на веслах рванулась к Тырговиште. Засидевшиеся в тесном трюме воины менялись на веслах, бриг резал носом речные волны, и мы только молили бога о том, чтобы не разбить «Альбу Регию» о совсем недалекое дно Яломицы.

В три часа ночи на южных окраинах Тырговиште мы, слава богу, не проскочили лодку с витязями из тысячи моего отца. Мы быстро решили, что перед самым рассветом они ударят Тырговиште от Драгомирешти, и когда отвлекут на себя людей Дана, мы прямо с реки атакуем дворец и зажмем врагов в мешок. Влад приказывал действовать решительно, но лишней крови не лить. Узурпатора Дана в городе не было, и захват господарского дворца без него был не таким уж большим подвигом.

Все произошло, как и было задумано. Когда от северных городских башен раздался шум и звон оружия и замелькали сотни факелов, не ждавший ничего подобного господарский дворец осветился, зашумел, и темные фигуры воинов один за другим бросались в сторону от реки. Мы ударили по дворцу двумя сотнями, быстро заняли залы торжественных приемов и высшего боярского совета, а затем рванулись к северным воротам. Почти без крови все было закончено при первых лучах еще жаркого осеннего солнца. Тысяча Арджиу занимала боевые посты на стенах Тырговиште и во дворце, а мы с командирами собрались на совет в тронном зале.

Утром на рыночной площади Влад III Дракула объявил о своем вступлении на трон предков, и мы поняли, что все только начинается. Тырговиште встретил эту весть настороженно, но когда горожане увидели, что грабежей и погромов домов сторонников Данешти не будет, напряжение в столице быстро спало.

Членов рода Данешти, занимавших все посты в государстве, в Тырговиште не было. Мы разослали людей с грамотами о возвращении власти в Валахии в род Мирчи Великого в Краеву, Сибиу, Брашов, Бузеу и все пограничные крепости, но до реального захвата власти было еще далеко. Влад собирал сторонников, а я прежде всего забрал архив Господарства и послал три группы воинов на запад, к Белому Городу, где на сербских землях вот-вот должно было произойти сражение османского и венгерского войска во главе с Яном Хуньяди, и среди его свиты находились все Данешти.

Влад даже не успел, вернее, не захотел короноваться наспех. Не стал собирать с полумиллиона валахов чрезвычайный налог, а только взял деньги со своих господарских земель. Казна Валахии при занятии дворца была совершенно пуста, меч, знамя, булава и печать его отца Влада II исчезли вместе со старшим братом Мирчей, и проведение такой поспешной коронации было бы просто смешным. Я потом нашел меч и стяг Влада II, ибо не затем наши отцы спасали их на Тохану Но. Второй Дракон короновался именно с ними.

Мы успели собрать только четыре тысячи своих сторонников, столько же, сколько Данешти увели с собой к Хуньяди, когда, загоняя коней, в Тырговиште влетели посланные мной на запад воины. Они сообщили, что битва на Косовом поле окончилась без чьей-то видимой победы, но османы оставили за собой Сербию, а бывший венгерский вассал Джордже Бранкович даже захватил Хуньяди, правда, вскоре отпустив его за большой выкуп. Однако венгерский регент и визирь быстро договорились, и теперь османы уходят в Эдирне, оставляя в сербских крепостях гарнизоны, а венгерские полки Хуньяди с разъяренным Даном уже прошли Трансильванию и в этот момент переходят Карпаты у Брашова, от которого до Тырговиште войску пять дней пути.

У нас было вдесятеро меньше воинов, чем у Хуньяди, и удержать Тырговиште мы не имели никаких шансов. На следующий день после вести с Косова Поля к нам на взмыленных конях примчались наши воины от Дуная с сообщениями о том, что османы заняли все валашские пограничные крепости, включая Джурджу, которые их гарнизоны сдали без боя. В Тырговиште уже едет султанский посол, который везет тысячу Влада Мураду Второму. Семнадцатилетний князь прекрасно понимал, что через несколько дней Хуньяди войдет в Тырговиште, а затем в Валахию для грабежа и разбоя, как огромный тарантул, вползет османское войско. В успокоенной правлением первого Дракона стране начнутся резня и погром, а виноват в этом будет второй Дракон, хоть и законно вернувший себе господарскую отцовскую власть.

Влад не захотел устраивать войну в Валахии и уж совсем не хотел подписывать вассальный договор с Мурадом. Мы думали совсем недолго. С тысячей своих сторонников, которые решили идти с ним, Влад двинулся в Яссы, а затем в Сучаву, к молдавскому господарю и своему дяде Богдану, у которого так и оставались его мать и сестры. Я же, попрощавшись с Дымбовице, где оставалась отцовская тысяча, с сотней молодых воинов погрузил на «Альбу Регию» архив и библиотеку Влада II и вывел наш боевой бриг по уже знакомому пути из Яломицы в Дунай, а от Галаца в Серет, перед этим, правда, случайно заплыв в Прут, не зная, что это знак судьбы.

Мы нагнали Влада с воинами у Бакэу и уже по суше быстрым маршем пошли на Сучаву, оказавшуюся очень похожей на Тырговиште. «Альба Регия» стала штабом господаря, и бригу с сотней воинов и набранным валашским экипажем предстояло сопровождать нас во всех походах, плывя из Серета назад в Прут и даже по Морю в Константинополь.

В Сучаве мы задержались совсем недолго. В Тырговиште на венгерских пиках вернулся довольный Дан, и Влад, понимая, что его пребывание в молдавской столице лишает господаря Богдана свободы политического маневра, попросил дядю отправить его на охрану границ. Не думая долго, Богдан, познакомив Влада со своим сыном Штефаном, отправил валашских воинов в самую опасную крепость на польской границе – Черновицы.

Мы еще не знали, что нам предстоит от начала до конца строить мощную крепость на реке Прут, которая не только будет надежно защищать Молдову от таких же алчных, как мадьяры, поляков, но и контролировать Днестровский торговый путь. Позднее мы использовали полученные при строительстве Хотина знания и умения в Валахии, когда строили и укрепляли свои замки Дымбовице, Бран и Поэнари. Что касается контроля над торговыми путями, то именно он позволил господарю Владу III Дракулу за несколько лет сделать Валахию процветающей.

В Сучаве Влад проводил много времени со своим двоюродным братом Штефаном, которому предстояло войти в историю Цара Ромынеяскэ под именем Великий. Штефан, который был младше Влада всего на год, не совершил таких путешествий по Востоку, как второй Дракон, но несколько раз подолгу находился в Польше, которую хорошо знал. Два великих румына, которым на двоих не было тридцати пяти лет, очень интересно рассуждали о природе государственной власти в Европе нашего бурного века, и я, присутствовавший на большинстве этих дискуссий, записал их для архива Валахии, потому что они этого стоили.

Оба брата соглашались, что в Европе и Азии царит власть силы.

После распада империи Карла Великого в начале IX столетия созданные королевства, герцогства, графства и княжества не получили четко определенных границ. Государи, пытаясь обеспечить безопасность своих держав, делили их земли для охраны между приближенными воинами так, как им было удобней, часто менялись территориями между собой, не обращая внимания на заселявших их людей, их языковое и культурное единство. Главным при этом бездушном дележе были имевшиеся на этих землях сухопутные и речные торговые пути, морские и речные порты, рудники и солеварни.

Безопасность подданных в таких условиях охранялась плохо. Люди верили, что обеспечить их благополучие могут только сильные короли и князья, имевшие, кроме военной, и получаемую при рождении магическую силу. Личность государя слилась с его королевством и княжеством, добрые и могущественные правители могли защитить, взять на службу, дать работу, построить крепость и город, организовать и охранять торговлю, покровительствовать наукам и искусствам.

В нашем XV столетии государи, силу которых составляли преданные бароны в католических странах и бояре в православных, выставляемые ими воины и города, обладавшие собранным в одном месте богатством, стали символами могущества народа, обеспечивающими национальное единство.

Свое отношение к политике государя подданные выражали в соблюдении ему верности, которая сохранялась или нарушалась в зависимости от его поступков. Государи это хорошо понимали и старались занять или захватить новые земли, которые усиливали их личную мощь, независимую от мнения подданных. В истории и памяти народов оставались совсем не они, а Александр Македонский, Тамерлан, Мирча Великий, работавшие для счастья не земель, а людей, которые давали им непобедимую мощь.

Наблюдая, как беседуют эти два брата, пылко спорившие о создании единой Цара Романа из Валахии, Молдовы и Трансильвании, я вдруг увидел, что для этого один из них должен будет подчиниться другому, и это было совершенно невозможно. Влад и Штефан не уступят друг другу верховенство, потому что мечтают лично сделать счастливыми всех румын. Я никогда не вмешивался в процесс принятия политических решений, потому что принимать их могут только государи, ответственные за людей и страну. Главная обязанность командира тайной стражи – обеспечивать своего господаря всеми нужными ему материалами и документами для управления державой. Тайная стража также выполняет приказы господаря по решению стоящих перед ним и страной проблем. Я стал думать о том, как решить проблему двоевластия при создании единого государства.

Влад попросил дядю Богдана включить его в состав первого же посольства в Краков, чтобы узнать, что представляет собой Польша, от которой он должен охранять румынские земли. Дядя, конечно, не возражал, и мы отправились в Черновицы, расположенные всего в ста верстах на север от Сучавы. Если польское войско брало Черновицы, оно уже через день могло ворваться в молдавскую столицу. Это была большая головная боль господаря Богдана, и племянник пылко пообещал дяде ее унять. Тысяча сто валашских воинов помогали своему юному господарю решать его первую стратегическую задачу.

О Черновицкой крепости и ее земле, которую сейчас называют Буковиной, я успел собрать все нужные для господаря бумаги. Однако о крепостях мы с ним не знали почти ничего. Тырговиште был укреплен очень слабо, а почти все азиатские города, в том числе Багдад и Дамаск и даже Эдирне, рассчитывали не на силу крепостных стен, а на войско. Валашские дунайские пограничные крепости были сильны, но мы с Владом в них почти не бывали.

Я попросил у господаря разрешения перевести «Альбу Регию» из Серета у Сучавы в Прут к Черновицам. Расстояние между Серетом и Прутом у Фрумоса было всего пятьдесят верст, но по суше, и нашему бригу пришлось преодолеть их более тысячи, чтобы достичь Черновцов. Я оставил господарю обзор о Черновицах и поплыл с сотней своих дымбовицких воинов далеко на юг, чтобы у Галаца повернуть далеко на север. Я должен был в архиве и библиотеке Влада II Дракона собрать все материалы о строительстве крепостей и замков и не попасться в лапы Данешти, сильный гарнизон которых располагался рядом с Галацем, в Брэиле.

Наша «Альба Регия» уже была хорошо известна во всей Валахии и Молдове, но мы, отчаянные молодые воины, не боялись ничего. Я установил на ней двенадцать маленьких пушек, которые сейчас называют фальконетами, по четыре по каждому борту и по две на носу и корме, которые не только стреляли каменными ядрами, но и умели плеваться огнем. В те годы мы радовались жизни и не боялись ни бога, ни черта, а только удара в спину. Я учил и учился воинским умениям у воинов моего отца, писал обзор о крепостях и замках и мечтал устроить в Черновицах особую школу тайной стражи.

Черновцы на Пруте, а перед ними Хотин на Днестре – надежная защита от Польши?

Тысячу лет назад плодородная долина в буковых лесах в предгорьях Карпатских гор у рек Прут и Днестр была уже заселена племенами русинов, к которым в XI веке присоединились румынские племена. Соседи занимались распахиванием пашни под овес и рожь и переработкой отличного леса, являясь далекой южной окраиной Киевской Руси, погибшей в первой половине XII столетия.

Буковина оказалась между венгерским королевством и Галицким княжеством, постоянно дравшимися между собой за власть и доходы. Причиной борьбы за равнину с буковыми лесами был контроль за очень прибыльным Днестровским торговым путем, проходившим по польским, подольским и румынским землям до южного Моря. Рядом в Карпатах начинался Прут, а севернее Сучавы Серет, по которым речные торговые караваны выходили в Великий Дунай.

Места были очень прибыльные, и для их охраны на Днестре была построена крепость Хотин, а на левом берегу Прута, древнего поселения под названием «Черное место», была возведена дубовая крепость, стены которой обмазали жирным местным черноземом. Во время нашествия татаро-монгол во второй половине XIII века «Черная крепость, Черновица», была полностью разрушена, а ее жители переселились на правый берег реки.

Галицкое княжество погибло под ударами венгров и татаро-монгол, и его бывшие земли, как до этого и Киевская Русь, были разделены между Польшей и Литвой, которые не успели сильно помешать существованию Буковины. Воеводы образованного в 1359 году Молдавского княжества сразу же отодвинули его границы на север и построили крепость Черновицы на самом перекрестке торговых путей из Западной Европы на все Балканы в разлегшуюся на двух материках Османскую Порту и еще более огромную Азию, с ее незаменимыми ничем пряностями, без которых нельзя было сохранить никакую еду.

От алчных взглядов жадных поляков Черновицы прикрывала крепость Хотин, и жизнь на этих землях была опасна и трудна во все времена.

Валашский отряд стоял в Черновицах с конца 1448 года по осень 1451 года и покинул эту ставшую ему родной землю в результате драматических событий, о которых я расскажу позднее.

За три этих года мы с Владом не раз побывали во многих европейских столицах. Второй Дракон часто участвовал в рыцарских турнирах, на которые собирались не только знаменитые рыцари, но и многие князья и правители, и о них всегда шли разговоры по всей Европе. Влад победил в рыцарских турнирах в Вене, Нюрнберге и Праге, и о нем заговорили во многих царствующих домах. Я же старался найти во всех городах и столицах нужных господарю конфидентов, знавших тайные пружины большой политики, при этом Влада всегда интересовал именно механизм проведения исторического события.

Вернувшись с турнира в Кракове, Влад с горечью сказал, что тяжеловооруженные рыцари в броне на конях, которые выдерживают только не очень долгий бой, победить маневренных янычар, которых всегда в несколько раз больше, не могут. Я ответил, что при равном соотношении сил османам европейские войска не победить, потому что паши султана с трудом копируют их тактику, а сила турецких войск состоит только в том, что его военачальники не жалеют своих воинов, которых легко превращают в трупы. Влад сказал, что в борьбе с Адрианополем нам будет нужно воевать совсем не числом, которого у нас нет, но чем-то другим, и надолго задумался.

В Черновицах мы, конечно, интересовались совсем не рыцарскими турнирами. Влад прекрасно разобрался, как устроен Днестровский торговый путь, и даже добился, чтобы на ярмарки у крепости стали приезжать купцы со всей округи, и теперь на Черновицкие ярмарки приезжают торговать со всей Европы. Я отдавал все силы набору людей в тайную стражу, которая создавала свои центры во всех стратегических местах Европы и Азии, но денег у нас на это катастрофически не хватало.

Чуть западнее Черновиц, на горе Цецино, у истоков реки Сторожинец и в урочище Ринве, мы с Владом создали школу тайной стражи, которую между собой называли «Витязи Дракулы». Для подготовки особых воинов мы использовали все собранные в Азии и Европе знания, включая и те, которые мы получили, изучая ассасинов и дервишей, но об этом позже.

Мы строили Черновицы, но больше всего сил отдавали, конечно, Хотину, ставшему замечательной твердыней на Днестре. Но прежде всего мы с молдавским посольством побывали в удивительном замке Каменец, стоявшем всего в двадцати верстах к северо-востоку от Хотина на подольской земле, потому что именно оттуда Польша раз за разом не давала объединиться Цара Ромынеяске.

Мое двухнедельное путешествие на «Альба Регии» из Серета в Прут через Дунай закончилось благополучно, хотя мы с трудом отбились от засады в Аджуде, а у Брэилы нас спасло не только воинское умение, но и попутный ветер, фактически мгновенно перенесший наш бриг через опасный поворот из Серета в Дунай, а затем в Прут. Несмотря на опасность, я удачно высадил у Текуча первую группу тайной стражи из двадцати опытных бойцов, ставших секретными мастерами. Им предстояло собирать и передавать нам так необходимые Владу сведения из господарского двора в Тырговиште и укрепиться в Краеве, в которой у меня пока не было ни одного своего конфидента. К тому времени, когда «Альба Регия» с полузаделанной дырой на корме, слава богу, выше ватерлинии, встала у стен Черновицкой крепости, мой обзор о замках и крепостях был давно написан, и я сразу же после радостной встречи с Владом, довольным, что у нас не было убитых, передал его своему господарю, не забыв оставить копию в новеньком архиве тайной стражи, который пока хранился на бриге.

Замки и крепости, которые так нужны Валахии

Уже полторы тысячи лет назад, во времена Иисуса Христа, римляне, германские и кельтские племена строили укрепленные лагеря, из которых потом и выросли европейские замки и крепости.

Строители первых крепостей старались найти такие места, на которых укрепления прикрывались естественными преградами – реками, холмами, оврагами, озерами и болотами. Крепости всегда строились на холмах, где сначала искали воду, родники, источники, рыли колодцы. Если воды на холме не было, то строители переходили на другое место.

На площади размером двести на двести шагов, если позволяла местность, по ее краям выкапывали ров глубиной в три и шириной в пять ростов взрослого человека. Земля из рвов шла на валы, которые по высоте и ширине всегда делались такими же, как и рвы. Крутизна валов со стороны возможных нападений была очень большой, а с внутренней стороны делалась пологой. Расстояние между валом и рвом не превышало рыцарского шага, что не давало осыпаться земле, но нельзя было и лестницы поставить для проведения штурма. Зимой валы поливались водой и делались ледяными.

Сначала на валу строили частокол из заостренных бревен длиной до трех человеческих ростов, треть из которых была в земле. Затем частокол сменялся дубовыми укреплениями, а богатые владельцы сразу делали каменные стены, со множеством бойниц.

Крепости строились круговыми, готовыми к обороне на все стороны, или прямоугольными, или так, как это позволял сделать рельеф местности. В их стенах возводились башни, в несколько ярусов, всегда вдвое выше стен, друг от друга на полет стрелы, что позволяло им защищать соседние. Башни были проездными, с воротами на все стороны света, или глухими. Высота стен на валах достигала высоты большого дерева. По верху стен, с бойницами на разных уровнях, делались боевые ходы и галереи, выступавшие над стенами, с отверстиями в полу, что позволяло защитникам бросать камни и лить кипящую смолу на врага. Крытые сверху галереи прикрывались от выступов зубцами стен. От башен через рвы были перекинуты подъемные мосты, делались тайные калитки и подземные ходы к реке и лесу.

Внутри крепостей сроились казармы и помещения для гарнизона, для казны, оружейные, позднее пороховые склады, погреба, конюшни, продовольственные склады, мастерские, кузницы, хозяйственные постройки и храм. Перед крепостями делались укрепленные форпосты, в которых несли сторожевую службу, и монастыри с высокими стенами, позволявшими держать оборону.

Вокруг крепостей постепенно вырастали городские посады, населенные отставными солдатами, ремесленниками, купцами, лавочниками. Имеющие мощные укрепления, сильный гарнизон, снабженные оружием, боеприпасами, позднее пушками, продовольствием, водой, крепости прикрывали население от нападения врага. Они приковывали к себе большие армии врага, не боялись окружения, блокады и полной изоляции. Пока крепость сопротивлялась, в тыл осаждающим заходила шедшая ей на помощь армия, и врага били с двух сторон.

Первые века после появления крепостей города вокруг них не сжигали, тогда их поджигали враги, и огонь перекидывался на крепость. Перед осадами защитники крепости стали сами уничтожать окружающие ее постройки.

В стране делалась сеть крепостей, которые прикрывали друг друга, их очень трудно было обойти, не получив удара с фланга, и уж тем более крепости не позволяли врагу уйти домой с пленными и награбленным.

При осаде крепостей, кроме белого оружия и стрел с горящим войлоком, использовались камнеметы, катапульты, баллисты, бросавшие в них не только камни, но и большие комки горящей шерсти в смоле, которые устраивали внутри стен пожары. В первую очередь враги атаковали ворота, пытаясь их поджечь и выбить тараном. Защитники отбивались стрелами, камнями, кипятком и горящей смолой, делали вылазки через тайные калитки.

После появления пушек оборона крепостей постоянно усложнялась, вокруг нее строили несколько линий обороны.

В VIII веке в Европе начали строить деревянные башни-донжоны, вход в которые был сильно приподнят. Вокруг донжона делали частокол или палисад. При атаке этих башен их просто сжигали, и с конца XI века началось строительство каменных замков, которые созидали по плану, сделанному в соответствии с рельефом местности и желаниями владельца.

Замки строили на скалах и в труднодоступных местах. Они были видны издалека и означали, что в этой местности есть правители. За несколько веков вместо одной башни с палисадом были созданы замки из концентрически расположенных дворов и взаимно объединенных укреплений, в центре которых стоял дом владетельного сеньора. Во время вражеских нападений под защиту замковых стен, строившихся по типу крепостей, пряталось окрестное население.

Замок всегда господствовал над округой и проходящими по ней торговыми путями. Сеньор собирал пошлины с провозимых товаров или просто грабил купцов на большой дороге, и замок, его оплот и твердыня, позволял ему жить безопасно и подчинять себе местное население.

Когда в начале XIV столетия для осады замков придумали метательные машины, бросавшие огромные валуны, разбивавшие стены, в этих твердынях стали увеличивать количество башен. Их стали строить в местах, удобных для прорыва, и обносили двумя рядами стен. Нападавшие брали первую линию обороны и тут же попадали под огонь со второй стены. При появлении пушек оборона замков еще более усложнилась, перед ними стали строить земляные укрепления.

В наш бурный XV век началось строительство замков-дворцов, которые создавались для показа величия и богатства владельцев. Их начали строить в виде парадных зданий в замковых дворах. Уже во время правления Влада II Дракона в Европе существовали двадцать тысяч замков и крепостей, символизировавших могущество королей, князей и их дворянства.

Замки нашего времени представляют собой грозное зрелище. Многие владельцы специально делают в верхних ярусах башен малое количество бойниц, что придает им угрюмость и настороженность. Врага или друга у входа в замок встречают глубокий и широкой ров с водой, поднятые на тяжелых цепях мосты, стены до облаков, башни до неба и непробиваемые ворота. Стены многих замков имеют толщину до пяти ростов взрослого человека, а башни делают еще мощнее. В них часто устраивают потайные ходы и резервуары с запасами воды.

В замках день и ночь топились огромные камины, но в них всегда было холодно. Владельцы больше беспокоились не о роскоши, а о безопасности своих замков. В их подвалах хранились запасы оружия и еды, охранялись колодцы, береглись тайны подземелий и ходов к воде, реке, лесу, монастырям. Даже башни делались круглыми, а стены – покатыми настолько, что от них рикошетили валуны камнеметов и ядра пушек. В замках создавали такие системы обороны, которые позволяли защищать их небольшими силами. Для врагов в замках всегда делались тюрьмы, отдельные для дворян и простолюдинов с надписью: «Вошедший сюда на землю не вернется!»

В замках на праздничном столе присутствовали целиком жаренные олень, кабан под перечным соусом, дичь и рыба. Владельцев развлекали бродячие музыканты, игравшие на арфе, лютнях, гуслях, певшие исторические песни о подвигах рыцарей. Гости и хозяева играли в шахматы, смотрели на борьбу медведей, акробатов, танцевали, пировали, отражали штурмы, выдерживали осады, гасили пожары, охотились, говорили о нарядах, рукоделиях.

Большим праздником для рыцарей и владетельных дворов были турниры, проводившиеся несколько раз в год во многих городах всей Европы.

К участию в рыцарских турнирах, проводившихся с XI века как привилегии для благородных, допускались рыцари, отец, дед, прадед которых были свободным людьми. К ним не допускались изменившие, уличенные в клятвопреступлении, оскорбившие даму, дававшие деньги в долг под проценты.

Организаторы турнира объявляли о его сроках на городских площадях и рассылали приглашения по рыцарским замкам. На лугу устанавливали трибуну, арену с барьерами, всюду развешивались флаги, ставились шатры, устраивались торговые лавки. Приезжавшие рыцари показывали свою удаль, блеск, богатство. Благородные дамы в нарядах по последней моде выбирали женихов.

Герольды делили рыцарей на две равноценные по силе партии, на поле-ристалище, огороженном и разделенном раскрашенными деревянными барьерами, начинались одиночные, а затем массовые поединки.

Задачей рыцаря было ударом копья сбить своего противника с седла, ни в коем случае не задевая самого седла и ног противника и не прибегая ни к каким недозволенным уловкам. Почетные судьи называли победителем рыцаря, который выбил из седла большее число противников, при этом сам усидел на коне. Рыцарей награждали драгоценным оружием, золотыми ожерельями, охотничьими ястребами, а они выбирали королеву турнира.

По окончании турниров рыцари возвращались по замкам и следили за тем, чтобы они оставались грозными и неприступными. Замковые склады заполнялись просом, которое очень долго не портилось, овощами, солью, сушеным мясом, цистерны заполнялись водой.

Замки обычно атаковали летом, когда старый урожай заканчивался, а новый еще не собрали. За несколько дней до штурма по течению реки выше замка бросали трупы животных, заражая воду. Рвы заваливали заранее принесенными деревьями, одновременно нападали на стены и ворота. Если штурм не удавался, то враги копали к замковым стенам подкопы, у основания башни разводили костры, в которые сыпали свиное сало, от страшного жара даже каменные башни трескались и рушились. Чтобы этого не допустить, осажденные рыли навстречу врагу свои подкопы.

Наука о нападении и обороне замков к нашему времени была доведена до полного совершенства.

Прочитав обзор, Влад сказал, что у нас, кроме пограничного Брана, охраняющего ворота из Трансильвании в Валахию, ни замков, ни крепостей фактически нет, исключая совсем небольшие дунайские, и мы должны будем не только укрепить Тырговиште и Краеву по-настоящему, но и построить новые. Он хотел, чтобы у него появилось собственное горное гнездо, такое же, какое имел главный ассасин ас-Саббах. Он также сказал, что считает нужным построить новую столицу Валахии ближе к Морю, но об этом мы поговорим тогда, когда вернемся домой. Влад закончил, и мы одновременно посмотрели на заходящее солнце, которое, в отличие от нас, видело нашу родину, до которой мне и Владу было всего две недели пути. Мы еще не знали, что сможем увидеть Валахию только через восемь долгих лет.

Весной 1449 года в Черновицы с посольством приехал сын господаря Богдана Штефан, и Влад вместе со мной и небольшой группой тайной стражи отправился с ним во Львов, куда князь вез новые предложения, касающиеся днестровской торговли.

Поляки расположились во Львове, как у себя дома. Чванливые и заносчивые шляхтичи ни мне, ни Владу не понравились совершенно. Король Казимир, которому предстояло не править, а царствовать почти до конца нашего века, с размаху вмешивался во все международные свары. Он воевал с остатками тевтонов на севере, грызся за пограничные земли с огромной Московией на востоке, интриговал за венгерскую и чешскую короны на западе и при этом на юге висел над Молдовой, не давая ей распрямиться.

Военная мощь Польши, объединенной с Великим княжеством Литовским, превышала мощь Цара Ромынеяскэ вдесятеро. Мы понимали, что победить ее не сможем, но отбиться от Кракова должны обязательно, при этом помня о постоянной венгерской угрозе и вставая каменной стеной перед полчищами султанов. Штефан в сердцах говорил Владу, что христианские соседи ни за что не дадут объединить Молдову и Валахию и что если бы османы были бы людьми, с ними было бы легче договориться, чем с польским и мадьярским королями, давно забывшими заповеди Иисуса Христа. Господарь и князь не раз возвращались к этому разговору, которому не было конца.

Я заметил, что Казимир, как и все польские нобили, очень жаден, и вместо того чтобы тратить на свои войска, без конца ведущие боевые действия, собственные огромные доходы, он начал отдавать военной шляхте королевские привилегии. Я сказал Владу, что для своенравной Польши это добром не кончится. Господарь согласился и попросил меня определить, как и когда в связи с действиями Казимира ослабнет польская военная мощь и какое из направлений польской политики будет выбрано стратегическим. Я пообещал разобраться с этим подробно и позднее сказал Владу, что Польша еще долго будет мутить чистую воду Европы своим государственным хаосом, но это была уже другая история.

Я попросил у Влада, чтобы наше посольство попробовало вернуться домой через подольский Каменец, стоявший против молдавского Хотина, который мне очень хотелось осмотреть. Влад улыбнулся и ответил, что и он со Штефаном непрочь побывать в этой твердыне.

Нам повезло. В принадлежавшем Венгрии Прикарпатье начались очередные волнения русинов, наши вожди тут же объявили, что посольству возвращаться домой по Днестру опасно, и получили проездные грамоты через Збараж до Бара, откуда попасть в Черновицы можно было только через Каменец. Довольные, мы выехали не на Свирж, а на Золочев, и я, конечно, тут же послал двух своих мастеров из тайной стражи с торговым письмом в Мишкольц. Они должны были собрать сведения о карпатских замках Унгваре и Мункаче, от, кажется, белых хорватов доставшихся венграм. Теперь, в конце нашего XV века, когда Ужгород и Мукачево стерегут Варецкий перевал Карпат, за них идет яростная борьба между Польшей и Венгрией, но, думаю, достанутся они все равно нашей Трансильвании.

Мои мастера блестяще выполнили задачу и даже сумели вернуться домой через румынские земли, забрав нужные мне сведения в Деже и Бистрице. Кроме Унгвара и Мункача, они привезли и рассказ о замке Хуст-над-Тисой, и я тогда еще не знал, какую роль сыграет он в истории Цара Ромынеяскэ. Все эти новости я узнал уже в Черновицах, куда мы, очень довольные, только что вернулись из Каменца, посещение которого, хоть и совсем короткое, оказалось очень полезным.

Мы приехали в Каменец из Сатанова почти ночью. Поляки встретили молдавское посольство любезно и разместили нас в гостевом доме в пригороде крепости. Утром князей Штефана и Влада посетил комендант Каменца, который, оказывается, встречался с моим господарем на краковском турнире, где они даже выступали в одной партии. Он тут же пригласил их на обед в парадном зале замка. Два дня комендант показывал нам город и его уже знаменитую крепость, гордясь ее непреодолимой мощью. При этом он ухитрился не показать нам ничего запретного, хотя мои мастера, за которыми не было присмотра, совсем не теряли времени даром.

Я уже был известен в Европе, в которой в те годы рано взрослели, не только как командир штаба господаря Влада, но и как богатый вельможа, по всем городам и монастырям собирающий старинные книги для своего родового собрания. Комендант не отказал мне в просьбе поработать в библиотеке замка, в которой я с сопровождающим меня шляхтичем провел чуть ли не сутки. Я сделал все нужные выписки, заказал замковому библиотекарю, монаху-францисканцу, заинтересовавшие меня древние рукописи и даже купил две книги, принадлежавшие великому князю Даниилу Галицкому, который владел Подольем до монгольского погрома. К вечеру этих утомительных суток я пригласил моих польских товарищей в замковую корчму, забитую дворянами гарнизона. Я, конечно, не поскупился на угощение для всех присутствующих, среди которых увидел и двух моих мастеров. Гулянка растянулась до рассвета, мне с трудом удалось ограничиться только двумя кубками токайского, но языки развязались у всех, даже у корчмаря, пришедшего в восторг от моей щедрости, и мне было о чем рассказать Владу на обратном пути в Черновицы. Мои мастера за три дня споили почти весь каменецкий гарнизон и потом несколько дней писали на «Альба Регии» отчеты о проделанной работе.

Я был в полном восторге от поездки, что случается со мной крайне редко, и спокойно слушал долгий дорожный спор Штефана и Влада о том, выдержит ли Цара Ромынеяскэ большую войну с огромной Польшей и Литвой. Мы все понимали, что выдержит, если, конечно, не получит два удара в бок от Венгрии и Чехии и еще один, но впятеро больший, в спину от безжалостной Османской Порты.

Я добился того, чтобы Влад проводил все важные разговоры на «Альба Регии», потому что только там их не могло подслушать чужое ухо. На бриге он прочитал мой обзор о Каменецком замке, построенном на месте дакской крепости нашего любимого героя Децебала. Влад, узнав об этом, пришел в такое возбуждение, в котором потом я видел его только во время штурма господарского дворца Дана в Тырговиште, при окружении тремя тысячами наших воинов четырех тысяч янычар Хамзы-бея и тогда, когда мы летней ночью 1462 года закалывали Мехмеда Второго.

Когда мы с Владом смотрели на замок с моста над бездной и с крепостной башни вниз, мы видели, что Каменец был неприступен. Влад даже расстроился, что от Тырговиште до Моря в Валахии нет ни одной похожей скалы, на которой он мог бы построить свою новую столицу. Я успокоил его, сказав, что у Рымнику-Вылча есть удобная скала выше каменецкой в десять раз и что вообще за Карпатами не пропадет, не стоит и волноваться. Влад улыбнулся, не выдержал и ехидно спросил, есть ли у Рымнику важные торговые пути, ибо столица державы может стоять только на них. Мы оба расхохотались, и Влад успокоился.

Город на камне, помнящий Децебала

Каменец, Город на камне, расположился на большом и высоком, в тридцать ростов взрослого человека, скалистом плато, производившем потрясающее впечатление. Вокруг него причудливой петлей в бездонной глубине вилась река Смотрич, в которой было тесно огромному количеству рыб. С глубокой древности замковую скалу с городом соединял узкий арочный мост, и только по нему можно было попасть на две скальные террасы, где на верхней был построен замок, который правильно было бы называть крепостью. Великие строители этого чуда фортификации создали уникальный оборонительный комплекс, потрясающе использовав уникальные особенности природного рельефа и построив укрепления там, где это было совершенно необходимо.

В книге о Данииле Галицком я нашел упоминание о Каменецком замке за 1228 год, когда крепость безуспешно осаждалась его братьями, киевским и черниговским князьями, позвавшими на подмогу убийц-половцев. Через двадцать лет от них не оставили и пыли монголы, а еще через пятнадцать лет перед монгольской властью склонил свою гордую голову и галицкий князь. Во второй книге я нашел рассказ о том, что в период Траяновых войн в начале II века на месте Каменца существовало укрепление даков Децибала. Оно оказалось точной копией дакской крепости Клэпидау на левом берегу Днестра, о котором в своей знаменитой «Истории» упоминал греческий философ Птолемей.

Когда Влад дочитал мой обзор до этого места, он, потрясенный, сказал, что даже не предполагал, что Цара Ромынеяскэ в древности занимала такую огромную территорию от Дуная до Буга. Я, удивленный до этого не меньше него, ответил, что именно это позволяло дакам десятилетиями отбиваться от неумолимого Рима.

Первый каменецкий замок, построенный в XII столетии, имел треугольную форму со сторонами в сто шагов каждая. Все три башни не выступали из стен и не могли вести фланкирующий огонь. Замок погиб в самой середине XIII века во время монгольского нашествия, уничтожившего и Галицкое княжество.

Еще через сто лет, когда в Золотой Орде началась междоусобная резня, галицкие земли с Подольем без боя перешли под власть союзного Польше Великого княжества Литовского, пытавшегося защитить население от татаро-монгольских отрядов, ежегодно бродивших для грабежа от Днепра до Карпат. В этот период Подолье с Каменцом принадлежало литовским князьям Кориатовичам из знаменитого рода Гедимина. Они начали строить каменецкую крепость с башен, увеличив их количество до десяти и соединив стенами длиной по сто шагов каждая. Замок стал настоящей крепостью, а город у его подножья – влиятельным центром Подольской земли с пятнадцатью городами, очень плотно населенными работящим народом.

Пятнадцать лет назад, в 1433 году, Польша по-союзнически забрала у Литвы все галицкие, а потом и киевские земли, образовав вокруг Каменца Подольское воеводство.

Сейчас Каменец состоит из замка, города и преградьев с населением более десяти тысяч человек.

Со стороны города на мосту стоят два мощных каземата с двумя пушками и тремя гаковницами. Мост каменный, шириной в семь рыцарских коней, по краям каменные барьеры по пояс, вдали виден замок неописуемой красоты. Длина моста, под которым с двух сторон пропасть глубиной в четыре длины нашего брига, до замка триста шагов, у выездной башни справа – высокий каземат, слева – длиннейшая стена с башнями, а под стеной – глубокий обрыв. Во дворе на входе слева стоит башня, которую нам не показали, в ней находится подвал, а в подвале – колодец глубиной в двести шагов, в середине колодца начинается подземный ход, куда идет – узнать не удалось. На колодце большое колесо для подъема воды, по нему пять воинов бегом бадьи с водой одну поднимают, одну опускают. Справа высокая стена с башнями, длиной в двести пятьдесят шагов, перед ней на нижней террасе – мощный бастион на всю ее длину. В стене проделан ход для воинов, в двух башнях – лестницы вверх и вниз, много бойниц на всех ярусах и стенах. За бастионом стоит еще одна башня, называющаяся Водяная, там, скорее всего, от стены есть ход вниз к Смотричу.

На углу находится башня Рожанка в пять ярусов с бойницами, перед ней – еще одна линия укреплений, называемых Новыми. С этой башни в тихую погоду слышен хотинский колокол, через который можно в Каменец передавать сигналы. От Рожанки слева тянется мощная стена с казематами длиной в сто шагов, с обрывом внизу, а за ней – такая же стена до моста. Глубина провалов от стен вниз такая, что не хватит никаких лестниц.

Во дворе казармы на семьсот воинов находятся пекарня, войсковые склады, по всем стенам – двойные галереи, в самом замке – 12 больших пушек и 34 гаковницы и малых мортирок без счета. Подвалы и подземелья вниз, наверно, больше глубиной, чем высота стен, у въездной башни слева – тюрьма в первом подвале. Со стен видно до десяти, а с башен – до двадцати верст. Во дворе – огромный запас каменных ядер, для гарнизона установлены столы с лавками. Крепость производит сильнейшее впечатление.

В самом городе ремесленные цехи выстроили башни со стенами в опасных местах толщиной до тридцати шагов, а высотой до пятидесяти, с бойницами, взять их малыми силами невозможно.

Между Хотином и Каменцом никаких селений нет, только небольшое местечко Жванец.

За полгода до нашего приезда в Каменец тайно приезжал переодетым в простого хорунжего польский король Казимир IV Ягеллон, заявивший перед этим на коронации в Кракове, что «Каменецкий замок будет всегда содержаться в полном порядке и довольствии и укрепляться как самый наисильнейший». На совете в замке он заявил, что «его очень интересуют молдавские дела, а с ними и Каменецкая крепость как самая близкая к молдавской границе».

Можно уверенно утверждать, что в ближайшие годы, если не месяцы, именно от Каменца Краков будет атаковать Сучаву, а за ней Тырговиште.

Каменец штурмовать бесполезно, в нем может быть размещено любое войско.

Дочитав обзор до конца, Влад благодарно мне улыбнулся и сказал, что хочет дать его Штефану. Я резко запротестовал, заявив, что давать читать эту бумагу нельзя никому, потому что из нее сразу видно, что я командир его тайной стражи, что у нас в Каменце появились конфиденты, которых по обзору ничего не стоит определить, и уж тем более нас потом никто в Каменец не пустит. Штефану рассказать о визите, да еще тайном, короля Казимира в Каменец, конечно, надо, но на словах, при этом Влад должен добавить, что он узнал это от коменданта, который шепнул ему о королевском приезде по старой рыцарской дружбе.

Влад ответил, что говорить неправду брату не будет, но я сказал, что это и необязательно, просто нужно говорить не все. А вообще – это дело господарское, если Влад хочет угробить свою рождающуюся тайную стражу – пожалуйста, мы можем и простыми рыцарями воевать. Влад ненадолго замолчал, а потом признал, что я кругом прав, и он просто скажет Штефану о молдавских планах Казимира в Каменце, не объясняя, откуда он это узнал, потому что дал рыцарское слово никому этого не говорить. Я встал с кресла, и господарь Влад III Дракула дал мне слово рыцаря держать в секрете от всех и каждого дела своей и моей тайной стражи.

Мы проскакали Хотин почти без остановки, но только затем, чтобы вскоре вернуться в этот маленький замок надолго. Тысяча валашских воинов охраняла и вместе с пятью тысячами местных горожан и крестьян строила на Днестре мощную крепость, у которой могла быть только героическая история.

В конце весны 1449 года валашский отряд вышел из Черновцов по единственной дороге на Хотин, сплошь застроенной буковинскими деревнями. Уже в замке я рассказал Владу о том, что узнал об этом древнем Хотине, который был должен защитить молдавские границы от польских нашествий так же, как Черновицы прикрывали их от венгерских атак через Карпаты.

Хотин над Днестром – будущее чудо в камне

Славяне основали местечко Хотин на месте важной переправы через Днестр еще 700 лет назад, и через 200 лет оно занимало площадь почти в десять каменецких замков. В конце X столетия великий князь Владимир Святославович после похода на половцев присоединил Хотин к Киевской Руси. После ее распада Хотин вошел в состав Галицкого княжества уже как крупный город на Днестровском торговом пути.

В 1250-х годах для защиты своих земель от монгольских орд и венгерских грабителей великий князь Даниил Галицкий построил в днестровской низине, с трех сторон окруженной возвышенностями, первый небольшой замок. При нем квадратная крепость с одной башней-донжоном со стенами длиной по пятьдесят шагов была защищена рвом шестиметровой ширины. Сто лет назад, когда в состав молодого Молдавского княжества вошли плодородные земли у истоков Серета и Прута, на месте разрушенного монголами Хотинского замка князь-воеводы возвели новые стены небольшой толщины в рост взрослого человека. В 1449 году Хотинский замок для атакующих Молдову польских войск серьезной преградой не являлся, и для того чтобы помешать большому войску переправиться через Днестр у Хотина на молдавскую сторону, требовалось около семи тысяч воинов и двадцать речных галер.

Я не могу подробно описать вам, любезные друзья Цара Ромынеяскэ, что мы сделали для того, чтобы Хотинская крепость стала надежной преградой польским захватчикам, потому что она сейчас, в самом конце нашего бурного XV века, является главной твердыней и гордостью господаря Штефана III Челмаре, при жизни прозванного Великим, на польско-молдавской границе. Но то, что можно, я вам, конечно, расскажу.

Хотинский замок вошел в стратегическую оборонную систему Молдавского княжества, состоящую из девяти крепостей.

Молдаване и валахи увеличили размер замка вдвое. Для защиты от пушечного огня были возведены стены и башни высотой до восьмидесяти шагов взрослого рыцаря. На стенах, толщиной до шести шагов, был сделан орнамент в виде изображения голгофы, на которой распяли Вседержителя, и их стала защищать сила православной веры, делавшая хотинский гарнизон намного сильнее.

Расположенная в низине крепость перестала бояться огня с окружающих ее холмов, но старый замковый двор оказался глубоко внизу. Вся земля в нем была выбрана до камней, на которые положили еще один их слой, намертво сцепленный особым раствором, толщиной в центре в один, а у стен в два шага, что сделало невозможным подкопы врага под стены. Затем мы насыпали сверху битые камни с землей, накрыв их каменными плитами, и двор замка поднялся вверх на пятнадцать рыцарских шагов. Колодец, более ста шагов глубиной и диаметром в три шага, выбитый в камне еще во времена Даниила Галицкого, был поднят и укреплен, и над ним мы построили особый ворот для подъема бадьи в четыре ведра воды.

Крепостной двор был разделен высокой каменной стеной с арками на княжий и воинский. В стене была выстроена восьмиугольная башня с широкой винтовой лестницей на верхнюю боевую площадку, которая позволяла гарнизону бить прорвавшегося врага сверху и во все стороны.

На южной стороне появилась огромная трехъярусная прямоугольная башня с основанием двадцать на двадцать шагов, из которой через глубокий провал из царства камня на грешную землю на огромных цепях был перекинут широкий дубовый мост. Наверху въездной башни с бойницами для пушечного боя была устроена боевая площадка, защищенная высокими зубцами.

За въездной башней на всех сторонах замка выросли другие башни с толщиной стен в рост взрослого человека и размерами десять на десять шагов в основаниях, с бойницами для пушек. С крепостного двора до их верха было двадцать, а с внешней стороны шестьдесят и даже восемьдесят шагов. Крепостные зубчатые стены с бойницами были ненамного ниже их конусообразных вершин.

В крепостном дворе сразу же за южной въездной башней были выстроены у восточной стены казарма и церковь, а у западной башни между княжим и воинскими дворами – дом коменданта.

Комендантский дом, высотой пятнадцать шагов, выстроенный с бойницами, был разделен на две части и устроен в виде лабиринта, в котором непосвященный человек мог часами ходить по кругу. Двухъярусные казармы со стенами толщиной в два и четыре шага, с бойницами, представляли собой крепость, в которой можно было отбиваться от прорвавшегося во двор врага.

Я сам с моими мастерами построил над замковым колодцем непростую ротонду, десять на десять шагов, и долго занимался подземными ходами в многоярусных подвалах и потайными галереями в стенах, о которых, конечно, ничего рассказать не могу.

Рядом с казармами Влад возвел замковую церковь с бойницами. Мы выстроили храм в готическом стиле, и для его освящения Влад пригласил, а я привез знаменитого молдавского батюшку-праведника. Увидев, каким стал Хотинский замок, он был потрясен и провел службу на церковном дворе так, что ее слушали даже птицы, зависая над его башнями в полете. Прощаясь, он сказал, что за северные кордоны Молдовы можно не бояться, и оставил нам необычную ладанку, которая как талисман должна была отпугивать от крепости скорпионов и змей, водившихся у Днестра во множестве. Праведник уехал, а его удивительная ладанка показала свою силу уже через два месяца, когда польские жолнеры сумели положить в подводы с сеном для крепостных лошадей огромную кучу змей. Мы с Владом собственными глазами видели, как из въехавших в южную браму десяти телег из сена разом полезли сотни этих ползучих гадов, которые касались земли и тут же гибли непостижимым образом. После этого случая на тайную стражу были возложены и все обязанности по снабжению крепости всем необходимым.

За три года Хотинский замок превратился в неприступную крепость, которую не мог взять никто. Забегая вперед, скажу, что крепость в 1476, страшном для всех нас году смогла во главе с боярином Влайку, родным дядей Штефана Третьего, устоять перед огромным османским войском во главе с султаном Мехмедом, еще пятнадцать лет назад объявившим господаря Валахии Влада Неистового своим личным врагом.

Влад и я делили свое время между Хотином, в котором поднималась грозная крепость, и Черновицами, вернее горой Цецино, где мы устроили школу тайной стражи «Витязи Дракулы». В этой удивительной школе мы готовили мастеров секретных дел, знатоков тайных шифров и знаков, двойных и тройных интриг, переворотов и мятежей, обладавших необычными физическими способностями, владевших всеми видами белого оружия и приемами внушения человеку и животному.

Школа была оформлена как охотничий лагерь господаря Влада. Особый совет опытных рыцарей наших отцов ознакомился с материалами об орденах ассасинов и дервишей, которые я привез с Востока, и подготовил программу обучения, основанную на их тайнах, воинских традициях и секретах Цара Ромынеяскэ. Первыми кандидатами в мастера тайной стражи стали отобранные добровольцы из ста воинов, проделавших со мной опасный путь на «Альба Регии» из Сучавы по Серету, Дунаю и Пруту до Черновцов, а затем совет отбирал в «витязи Дракулы» валашских, молдавских и трансильванских воинов, показавших себя в деле. Одновременно на горе Цецино обучали не более пятидесяти бойцов, а всего за пятнадцать лет работы школы мы подготовили около тысячи удивительных мастеров тайной стражи.

Охотничий лагерь на горе Цецино был действующим, потому что наши охоты были еще и сложнейшими тренировками. Кандидаты учились стрелять из луков и арбалетов по внезапно появляющимся в небе, на земле и воде целям, которые бегали, прыгали и летали по всем направлениям и сторонам. Кандидаты били рыбу острогами и трезубцами, вырабатывая точный и быстрый удар, а хищных зверей побеждали только один на один копьем и кинжалом. Они изучали звериные и птичьи следы, привычки и голоса животных и птиц, копировали их так, что обманывали даже четвероногих и пернатых.

Охота на Цецино, нетронутой до нас рукой человека, была очень опасным делом, но, кроме необходимых боевых навыков, вырабатывала у кандидатов интуицию, развитию которой я придавал особое значение и обучал кандидатов чувствовать опасность заранее сам. Мой дед, Серджиу Арджиу, воевода Мирчи Великого, умел усыплять не только сидящего, но и стоящего человека, а затем разговаривал с ним, а отец, Раду Арджиу, взглядом отбрасывал бросавшихся на него псов. Некоторые их умения передались и мне, например ощущение приближающейся засады и пробуждение перед неожиданным нападением. Я не могу рассказать вам, как проходили уроки интуиции на нашей горе, но всему тому, чем я и рыцари совета владели сами, мы обучали витязей Дракулы и делали это очень успешно. Эти интуитивные ощущения, как и знания законов природы, не раз и не десять, а много более спасали жизни моих мастеров тайной стражи.

Охота по-дракуловски была совсем не первым делом, которому обучались кандидаты. Тренировки на горе, Пруте и урочище были очень необычными. Кандидаты носили и кидали на вершину горы все более и более тяжелые камни, из них строили укрепления с четырьмя узкими входами на все стороны света, которые мгновенно заваливали до половины при их атаке и держали оборону без потерь, включая защиту от падающих сверху стрел. Мы рыли все виды подземных ходов, о которых я вам рассказать не могу, потому что мы успели их вырыть в Молдове и Валахии сотни, и все они действующие. Мои кандидаты переходили огромные овраги и скальные трещины сначала по толстым неподвижным, а затем тонким качающимся деревьям длиной до двадцати шагов. Воины прыгали с жердями через ручьи и овраги, становившиеся все шире и шире, затем через кусты, небольшие деревья, скалы, а потом повторяли эти потрясающие прыжки без жердей. Я бросал в Цецино пылающие колеса, а кандидаты успевали проскочить сквозь них даже не один раз. Ночью, без дороги они проходили сложное урочище Ринва у Прута от Сторожинца до Бурдея и от Цецино до Михальчи и даже Кривки. Воины залезали на высокие деревья, ствол которых был полностью гладким, вгоняли в них острые, а потом тупые гвозди голыми руками, гнули в разные стороны подковы и разминали пальцами твердый воск. Кандидаты боролись один на один, потом шеренгой, стоя, сидя, на коленях, лежа, без рук.

Каждый витязь имел несколько мечей разной длины, формы и веса, длинные кинжалы и метательные ножи без гарды, луки и несколько боевых коней, подобранных именно под его тело. Воины бились двумя мечами каждый друг против друга, булавами, копьями, рубили вязкую глину, струи воды, падающие платки. Особые тренировки позволяли рубиться одному или вдвоем спина к спине, против одного, двух, четырех и десяти противников, которых сменяли несколько раз. «Валашским веером» владели все витязи Дракулы, но применять его разрешалось только в случае смертельной опасности для жизни и задания, поскольку остаться живым после его проведения было очень непросто.

Все витязи в совершенстве владели не только всеми видами румынского, европейского, азиатского оружия. Они скакали на лошадях с двумя саблями в руках и кинжалом в зубах, которыми рубили лозу и шесты со шлемами, стояли на скаку в седле на голове, танцевали на спине лошади, заставляя ее постоянно менять направление движения, броском кинжала или ножа сбивали всадника с коня на расстоянии до тридцати шагов.

Лучшие витязи умели отбивать двумя мечами летевшие в них несколько стрел. Во время ночных тренировок они одевались в черное, мазали сажей лицо и руки, затемняли мечи и становились совершенно невидимыми для врага. Они рубились на накрытых столах, не задевая на них не только блюд, но и наполненных бокалов.

Все витязи Дракулы знали лекарственные травы, умели приготовить из них лечебные снадобья, перевязывать и лечить раны. У них были смеси трав, позволявших воинам на некоторое время удваивать свои силы.

На экзаменах наши воины разрубали пополам деревянные колоды с надетыми на них рыцарскими доспехами из Европы и Азии. Они дотрагивались до стены раньше появления на ней своей тени. Пятерками тайные стражи совершали невидимый рейд за Дунай через всю Молдову и Валахию и незаметно захватывали османских командиров, имитируя их случайную смерть, после чего доставляли их на «Альбу Регию».

Все мастера тайной стражи, как ассасины Хасана ас-Саббаха, могли перевоплощаться в венгров, поляков, австрийцев, турок, персов, пилигримов, купцов, мореходов, нищих, вельмож, знали морское и пушечное дело. Они тушили подсвечник выдохом на расстоянии до четырех шагов, чувствовали опасность заранее. Могу с гордостью сказать, что никто из моих мастеров ни разу не попал ни в одну из вражеских засад.

Мастера разговаривали и подавали сигналы звериными и птичьими голосами. Несколько их десятков могли имитировать приход или отступление большого войска, ночью и днем они незамеченными проникали во вражеский лагерь, захватывали гонцов с охраной и передвигались под водой. Особыми движениями мастера снимали с себя цепи и даже кандалы, исчезали на ровном месте, передвигались ночью по звездам и бездорожью, путали следы от людей и собак, горстью и пальцем пробивали арбуз, с завязанными глазами двумя мечами рубили быстро летевшие в них одно за другим яблоки, меняли внешность, походку, голос и возраст.

Мы с Владом также закончили школу на горе Цецино, могли появляться ниоткуда и исчезать в никуда. Господарь любил проводить разведку боем, всегда во главе своих воинов, и, как все остальные, совершил рейд за Дунай до Никополя и захватил янычарского агу. Я любил проводить тайную операцию так, чтобы ее никто не видел и до конца не знал, что мы сделали и узнали, а что нет.

Пройдет пять лет, и никто и никогда не будет знать, где находится и что будет делать господарь Влад. В Буде, Вене, Кракове, Праге, Стамбуле визири и вельможи будут докладывать своим государям, что «о планах валашского князя ничего достоверно не известно».

Сотни наших мастеров и конфидентов действовали в Венгрии, Чехии, Австрии, Польше, Турции, при этом я очень редко, только для дезинформации, имел дело с сановниками и вельможами, за деньги легко продававшими родину направо и налево, а только с их помощниками и секретарями. У тайной стражи господаря Влада везде были тайные убежища с запасами оружия, одежды и денег.

Как будто чувствуя надвигающуюся беду, я купил второй бриг «Альба Юлия» и вооружил его основательнее «Альбы Регии». Теперь сразу пятьсот воинов, а если надо, и больше, могли быстро оказаться за ночь совсем в другом месте и совсем не там, где их ждали.

Я запретил мастерам безрассудную удаль и дурацкую смерть. Они были осторожны, терпеливы, умели подчинять все свои чувства и мастерство достижению поставленной цели. Воины сами обдумывали способы выполнения труднейших заданий, если ситуация неожиданно менялась, добивались успеха и при этом оставались живыми. Витязи Дракулы умели быстро сеять хаос, а позднее и ужас во вражеских войсках, вызывали в них панику, а затем чувство обреченности и накатывающейся гибели. Их действия просчитать было совершенно невозможно.

Тайная стража Влада Дракулы по ценам на рынках и товарам, перевозимым на торговых путях, могла определить, ведется ли в стране подготовка к большой или малой войне, а также на кого и когда она собирается нападать. В этой страже служили великие воины и потрясающие мастера своего дела, которым не было равных во всей Европе и Азии.

Валашский отряд Влада Дракулы стерег Черновицы, возводил Хотин, учился в школе на горе Цецино, совершал походы на запад, север и восток. Ветер шумел в парусах наших бригов, не раз по Пруту и Дунаю выходивших в Море, Карпатские горы принимали нас как родных и одна за другой открывали свои секреты. Влад, я и мы все были молоды и счастливы, хотя и понимали, что вернуться в Тырговиште и победить сидящего там Дана, которому покровительствовал регент Венгрии Ян Хуньяди, нам самим не удастся. А вместе с Молдовой мы сможем, наконец, объединить Цара Ромынеяскэ и даже войти в родную Трансильванию. Мы трудились для счастья Валахии день и ночь год за годом, и, казалось, ничто не предвещало беды. Она случилась, эта беда, и предусмотреть и предотвратить ее не смогла бы никакая тайная стража в мире, в котором вдруг грянул 1451 год.

Однажды на позднем зимнем рассвете нового 1451 года к нам только с двумя воинами на взмыленном коне прискакал князь Штефан. За несколько часов до этого в Сучаве люди Петра Арона зарезали его отца, молдавского господаря Богдана, и новый узурпатор тут же объявил о том, что Молдова переходит под протекторат Польши, а он сам становится вассалом короля Казимира.

Этим же утром колокола Каменца-Подольского рассказали нам, что в город и крепость одна за одной входили польские хоругви, а на следующий день ожидался приезд самого короля.

Помочь занять Сучаву Штефану Влад и его тысяча могли, но удержать столицу и отбиться от поляков одной Молдове было невозможно. Штефан еще возбужденно рассказывал брату о страшных событиях прошлой мартовской ночи, когда я почти со всеми витязями Дракулы рванулся в Сучаву, из которой без боя, но не без шума, вывез мать и двух сестер Влада и всю семью Штефана. Оба Брига уже ждали нас на Пруте у Батошан, мы посадили на них вырванных, к счастью, из рук Петра Арона Дракулешты и Драгошей, и обе «Альбы», на которых находилась половина наших воинов, рванулись на веслах к Дунаю в стылой весенней воде. Я со своими мастерами и кандидатами через заранее подготовленные подставы на последнем дыхании вернулся к Владу и Штефану, нагнав их отряд уже у Жванца по дороге к Хотину.

Мы могли в новой крепости отбиваться хоть год, но это, конечно, не имело ни малейшего смысла. Хотин был пограничной молдавской крепостью, ее бывший господарь Богдан был убит, а его семнадцатилетнего сына в Сучаве ждал только убийца Петр Арон, которого уже признало большинство молдавских бояр. Было ясно, что обоим князьям нужно как можно быстрее уходить из Буковины. Они и ушли, а я, конечно, с ними, успев надежно спрятать в Хотине наши валашские тайны и свернув лагерь на горе Цецино.

В Каменце, Могилеве и Рыбнице стояли польские хоругви, да и делать на польской земле валахам было совершенно нечего. С юга собирался идти к Черновицам Петр Арон, чтобы присягнуть польскому королю, и родная Валахия была для нас закрыта. Через Рашков и Ставучаны мы ушли к Карпатам, и у Вижницы нас приняли в объятия наши родные горы.

Это был совсем не конец, а только начало. Внук Мирчи Великого и сын Влада Дракона не собирался сидеть всю свою жизнь в горах. Мы все понимали, что ему пока закрыта дорога не только в Молдову Петра, но и в Валахию Дана. Штефан сказал, что Казимир совсем не друг регенту Венгрии, а значит, надо просить покровительства Яноша Хуньяди.

Влад сидел черный, и не только потому, что Хуньяди был фактически убийцей его отца. На Дунае в наших бригах, нигде не пристававших к берегу, находились семьи его и Штефана и половина наших воинов, и с этим тоже надо было что-то делать. В этот тяжелый день в наш лагерь у Рахова добрались два моих мастера, которые рассказали, что в Эдирне сменился султан, и теперь Османской Портой правит уже не Мурад, а Мехмед Второй. Когда Влад и я услышали эту весть, мы облегченно вздохнули, потому что смена власти в Турции меняла все дело.

Не успев принять султанский венец, Мехмед, который вошел в историю с титулом Фатих-Завоеватель, сразу же объявил о том, что уничтожит остатки Византии с Константинополем, а затем займет все Балканы. Угроза потери независимости Венгрии стала почти осязаема, и главным ее врагом становилась совсем не католическая Польша, с которой всегда можно было договориться, а безжалостная Османская Порта, с которой договориться было нельзя.

Я попросил у Влада разрешения перехватить гонцов Дана к новому султану, чтобы получить доказательства его измены Хуньяди, и господарь согласился. Мои мастера как серые тени в пасмурный день ушли на Дунай, а к Хуньяди за покровительством поехал князь Штефан. Он вез с собой письмо Влада венгерскому регенту, в котором он просил Хуньяди разрешить его семье жить в Трансильвании, в собственном доме в Сигишоаре.

По моей настоятельной просьбе Влад написал в письме, что хочет защищать Трансильванию от поляков и от османов. Теперь, после заявлений Мехмеда, этой решимости бороться с султаном-захватчиком была совсем другая цена. Если Хуньяди не сумасшедший, а он точно в здравом уме, которому может позавидовать половина европейских правителей, то он использует подконтрольный ему меч Второго Дракона не только для отражений османского нашествия, но и для того, чтобы заменить занервничавшего в Тырговиште Дана на своего ставленника, которым может посчитать Влада. Мы были не против, и я собирался содействовать этому всеми силами. Владу Дракуле был очень нужен сейчас переданный ему в держание за военную службу замок в Карпатах. А там видно будет. Я послал своих мастеров узнать, в каком состоянии находятся интересовавшие меня еще раньше предкарпатские замки Унгвар, Мункач и Хуст, с которым мистическим образом была связана жизнь и судьба второго Дракона.

Мехмед II сразу же после торжественного вступления на престол Османской Порты заявил, что для обретения земли надо быть воином, и его войско тут же пополнилось хотевшими получить поместья османами. Молодой султан никогда не держал своего слова, считая, что на него земные законы не распространяются. Все его договоры с европейскими государями для Мехмеда не значили ничего, потому что он объявил христианский мир «миром войны, который должен стать турецким». Мехмед кичился своей образованностью, но при этом сам рубил головы ни в чем не повинным людям прямо во дворце. Уже в конце 1451 года он начал осаду Константинополя с установления контроля за Босфорским проливом, и было ясно, что столица исчезнувшей в Турции Византийской империи сможет устоять, только если сильно захочет помощи от христианских государей. То, что вслед за Константинополем будут атакованы Буда, Вена, Прага, Тырговиште, Сучава, Краков и даже Рим, уже не вызывало сомнения в Европе.

Хуньяди очень быстро разрешил семье Влада жить в Сигишоаре и сам предложил второму Дракону не помнить зла, взять в держание замок в Мишкольце или Ниредхазе, собрать вокруг себя своих сторонников и быть готовым к войне с Османской Портой, а если надо, то и с Польшей и самой Священной Римской империей.

Влад не торопился с ответом, пока не дождался возвращения моих мастеров с Предкарпатья, привезших сведения об Унгваре, Мункаче и Хусте. Оба наших брига с Дракулешти и Драгошами успешно прошли чуть ли не по всему Дунаю, отбив попытку их захвата у Кэлэраши. От тысячи нападавших на пятидесяти лодках людей Дана неранеными осталась всего одна треть, и то только потому, что они вовремя остановились, увидев, как пылают кораблики с их товарищами, перейдя невидимую границу перед нашими «Альбами». Очевидцы говорили, что у Кэлэраши вдруг загорелся Дунай. Так оно и бывает, когда шестнадцать пушек вдруг выстрелят пороховым зарядом почти в упор, а потом тут же сделают это еще раз.

Турки нас не трогали, потому что бриги проходили их крепости ночью на веслах, а люди Данешти в Турну и Оршове уже не рискнули напасть на суда, имевшие на флагштоках штандарты второго Дракона. Войдя в сербские земли, обе «Альбы» ушли направо в Тису и вскоре встали на якоря у Хуста, в котором Влад с облегчением встретил свою мать и сестер, Штефан – свою семью, а я был счастлив оттого, что среди полутысячи наших воинов не было убитых.

Получив предложение Хуньяди перебраться под его пристальный присмотр совсем не в Трансильванию, а в Венгерское королевство, Влад попросил не Мишкольц, а Унгвар, Мункач или Хуст. Бумаги писал я и сделал это так, чтобы венгерский регент ни за что не дал нам первые два, а только третий. Хуст-над-Тисой находился всего в пяти днях пути от Сигишоары, в которую мы благополучно перевезли семью Влада, и в восьми днях хода от Тырговиште, и эта дорога была хорошо известна обоим Драконам.

Мы хотели Хуст, и мы получили его, вместе с надеждой вернуть на валашский трон второго Дракона. Хуньяди до самой смерти так и не понял, что сыграл в нашу игру по нашим правилам, и я гордился этим своим делом даже больше, чем умению проделать «валашский веер» в одиночку. Влад, как всегда, дважды прочитал мой обзор о прикарпатских замках, и до нашего возвращения в Тырговиште оставалось еще четыре года.

Унгвар на реке Уж у подножья Карпатских гор

В том месте, где река Уж раздваивается у Карпатских подножий, белые хорваты в далеком IX веке, задолго до образования Киевской Руси, построили деревянное укрепление Горяны. Никто, конечно, не дал им спокойной жизни у Варецкого перевала, соединяющего Восточную и Южную Европу.

В начале XIII века неизвестный автор писал в хронике «Gesta Hungarorum – Деяния венгров», что уходившие с тяжелыми боями от ударов печенегов в конце X века мадьяры с ходу пересекли перевал, взяли Горяны и убили их князя Лаборца. После создания в 1000 году Венгерского королевства вождем Арпадом новая крепость во главе комитата Унг, названная Унгваром, смогла в конце столетия не только отбиться, но и не пропустила на Дунайские равнины печенежскую орду хана Кутеска. Однако от монгольских полчищ деревянный Унгвар защититься не смог и в 1241 году был сожжен. Более полувека монголы совершали через Варецкий перевал грабительские нашествия на Венгрию и Трансильванию, пока, наконец, их огромная империя не рухнула изнутри.

Восстановленный на стратегическом перекрестке Унгвар вошел в королевский домен Арпадов, один из которых передал его за воинскую службу вельможам Друитам-Дроздам, которые и по сей день охраняют в нем польско-венгерскую границу, не забывая организовывать многодневные охоты, особо великолепные в этих местах.

В конце XIV столетия Друиты перестроили на скалистом холме высотой в сорок шагов, прямо над рекой Уж, деревянный замок в каменный, в виде четырехугольника с мощными башнями по углам и стенами длиной в двести шагов каждая. С одной стороны крепость защищал крутой обрыв, а с трех других были прямо в скале выбиты рвы шириной двадцать и глубиной десять шагов, камень из которых пошел на высокие и толстые стены.

В Унгваре, который все чаще называют Ужгород, оберегается символ венгерских королей – огромный бронзовый коршун – турул с широко распластанными крыльями и мечом в страшном клюве.

Князья Другеты любят живьем замуровывать в стенах своей крепости пробравшихся в нее лазутчиков.

Внутри Ужгорода находятся княжеский дом, казармы, оружейная, склады, колодец, пробитый в скале на глубину в пятьдесят шагов. В ярусных подземельях расположены подземные ходы к реке и лесу, в стенах находятся потайные галереи и лестницы, которые позволяют незаметно перемещаться по крепости в любом направлении.

Между Унгваром и Мункачем построена подземная дорога длиной в пятьдесят верст, но место, где она начинается и расположена, установить не удалось.

Венгерский регент Ян Хуньяди не будет ссориться с вельможами Другетами, у которых не может по закону даже ненадолго забрать комитатский замок ни под каким предлогом. Он не даст Унгвар второму Дракону, которого самого Унгвар не устраивает по многим причинам. И слава богу.

Мункач и Сент-Миклош над вьющейся, как змея, Латорицей

В пятидесяти верстах к юго-востоку от Унгвара, на высокой горе с IX века стояло деревянное укрепление русинов, мирно живших с карпатскими племенами лемков, бойков и гуцулов.

«Деяния венгров» повествуют, что «в 902 году от Рождества Христова семь мадьярских вождей перешли высокие горы, и тот замок, который они завоевали первым, назвали Мункач, ибо добыли его в великих муках». Взяв укрепление, мадьяры объявили, что от Мункача начнут завоевание всех дунайских земель, и в знак этого судьбоносного решения всем войском принесли огненную сакральную жертву, великолепного белого жеребца, своему главному богу Годуру, после чего двинулись на Горяны и далее на запад. Попытка венгров занять Карпатские горы была пресечена ушедшими туда русинами и поддержавшими их гуцулами.

Гора Мункач высотой восемьдесят шагов имела внизу длину четыреста пятьдесят и ширину триста шагов, вверху – длину двести пятьдесят и ширину сто двадцать шагов и располагалась в тысяче шагов от реки Латорицы. На ней при короле Бэле IV началось строительство каменного замка, который не смогли взять орды печенегов, половцев и монголов.

В 1321 году Мункач укрепили итальянские зодчие, затем он принадлежал королеве Эржебет, а в 1396 году венгерский король Сигизмунд передал его в содержание каменец-подольскому князю Федору Кориатовичу, изгнанному со своей земли за попытки помешать Витовту Великому создать Литовское королевство.

Князь Федор использовал для строительства самую верхнюю и недоступную из трех террас, каждую из которых разделяли лестницы высотой по десять шагов. При нем вокруг выложенной в камне старой дозорной башни высотой пятнадцать шагов были возведены четыре круглые башни и почти такие же высокие стены с бойницами и двухъярусными боевыми галереями. В замковом дворе были возведены княжеские палаты, рыцарский зал и тюрьма в виде каменного мешка. На второй террасе располагались казармы для гарнизона замка.

В центре двора несколько лет в скале долбили колодец, но воды не было, и местные жители утверждают, что по договору с князем колодец до воды выдолбил черт. Из колодца шириной три и глубиной сто шагов можно попасть в Латорицу незамеченным.

В главной башне есть потайной ход в Унгвар и еще один подземный ход прямо в Трансильванию.

Пять лет назад, после гибели короля Владислава III в битве под Варной, Мункач забрал себе трансильванский князь Ян Хуньяди, через год ставший регентом Венгерского королевства, устроив в нем резиденцию своей жены Эржебет Силади.

Замок Мункач мадьяры считают сакральным, он приносит Хуньяди большие доходы, контролируя торговый путь из Восточной в Южную Европу. Он не может быть передан не в венгерские руки. Хуньяди не может силой навязать Мишкольц или Ниредхазу внуку Мирчи Великого и должен отказать ему во владении Унгваром и Мункачем. Ему ничего не остается, как предложить Владу Дракуле Хуст, который нам так нужен, и не только потому, что еще в 1431 году император Сигизмунд Люксембургский подарил его Владу II Дракону.

Рядом с Мункачем существует поселение Сент-Миклош, Святой Николай, основанное еще в X веке. Сто лет назад в нем, в виде огромной серой глыбы над Латорицей, был возведен мощный замок-дворец с десятками бойниц в стенах и двумя выступающими угловыми башнями, прикрывавшими друг друга при штурмах.

Замок высотой в тридцать шагов прикрывают рвы и валы с заостренными кольями. Сент-Миклош ни разу не смогли взять штурмовавшие его враги. Местные русины называют замок Чинадиевым и утверждают, что в его стенах замурованы некие воины, которые отпугивают не только завоевателей, но даже привидения и саму нечистую силу.

Сент-Миклош устроен в виде хитроумного двухъярусного лабиринта, попав в который, человек сам выбраться не может, если не будет знать длинный потайной ход в стенах четырехметровой толщины.

Из ярусных подвалов Сент-Миклоша есть подземный ход к лесу и Латорице.

Все произошло так, как мы и хотели. Яну Хуньяди ничего не оставалось, как или превратить Влада Дракулу, хотя и не имевшего власти, в вечного врага, или вернуть ему то, что он у него отнял. Осенью 1451 года Влад Дракула встречал свою семью у Хуста уже как его владетельный сеньор, обязанный за это военной службой его верховному владельцу, регенту Королевства Венгрии Яношу Хуньяди. Мы еще не сменили в Хусте его гарнизон, и я с моими мастерами пока не мог помочь моему князю открыть тайну замка, завещанную ему его отцом, Владом II Драконом. Но вскоре это время пришло.

Хуст-над-Тисой, замок Дьявола, а потом Дракона

Великолепный замок на утесе строился почти сто лет.

В устье впадающей в Тису Рики, окруженной горами, поселение русинов существовало уже в IX веке, и оно было на этом месте совсем не первым. Еще в начале христианской эры, во времена императора Траяна, в Марамороше даки выкопали шахты, в которых добывали соль. Для охраны дорогого товара вдоль Тисы были выстроены несколько укреплений, погибших в темные столетия.

До конца XII века завоевавшие Предкарпатье мадьяры на горе около двухсот шагов построили замок, названный по имени его основателя Хустом.

Вокруг замка возник город, жители которого не раз во время строительства видели на горе огнедышащего дракона, который, однако, не мешал людям обживать свои любимые места.

В 1241 году Хуст, Мункач и Унгвар были захвачены и разрушены монголами, но через полвека, когда стала слабеть сила их орд, пограничные замки в Марамороше вдоль Тисы были быстро восстановлены, и для этого были две причины.

Со времен существования Дакии от Варецкого перевала с севера и из центра Европы с запада, вдоль Тисы проходили соляной и торговый пути на восток и юг Европы и Азию. Соль добывалась в мараморошских копальнях и в XIV веке, поэтому для защиты стратегического товара и торговли была создана особая жупа с крепостями, главной из которых стал Хуст.

За признание его сеньором венгерский король оставил замки валашским воеводам, одного из которых звали Drag, Дьявол. К 1340 году его владения вдоль Тисы настолько разрослись, что вынудили боявшихся Дьявола Арпадов выжить его в центр Цара Ромынеяскэ. Они продали права на Хуст богатому венгерскому барону Перени. После нескольких лет противостояния валашский Дьявол ушел на юг, Перени погиб, и венгерский король вернул себе Хустский замок.

В начале нашего бурного XV века Хуст часто менял своих владельцев. В 1431 году венгерский король и император Сигизмунд принял сына Мирчи Великого князя Влада в почетный орден Дракона и дал ему в держание замок Хуст. Пять лет будущий Влад II, поселив семью в безопасной Сигишоаре, из Хуста уходил в походы по зову своего императора, держа в замке свою казну. В 1436 году войско князя Влада из валахов и трансильванцев вышло из Хуста и за неделю через Баю, Клуж, Тыргу и Сибиу дошло да Тырговиште. Сын Мирчи великого стал господарем Валахии Владом II Драконом, а замок Дьявола, символом которого с началом XIV столетия стали росшие у Хуста в изобилии нарциссы, вернулся в венгерский королевский домен. В 1445 году Хуст и Мункач, приносившие огромные доходы, взял на себя Янош Хуньяди.

Венгерский регент не мог дать сыну первого Дракона Унгвар и Мункач, но Хуст, стоявший на дороге из Буды в Тырговиште, где уже три года сидел пока еще верный Хуньяди Дан, дать валашскому князю в залог его верной службы было можно. Хуньяди, копируя императора Сигизмунда, передавшего Хуст Владу II, в октябре 1451 года выдал грамоту на замок, который также называли «Горным гнездом», сыну валашского господаря.

К Рождеству в Хусте собрались все наши воины, и уже не было ни одного венгра. Жалованье воинам теперь шло от венгерской казны, но оба брига и тайную стражу мы с Владом содержали на свои деньги. Нам удалось собрать в Черновицах и Хотине небольшой запас золота, но денег из дома ни он, ни я почти не получали. Дан II по обычаю не трогал наши валашские земли, но активно присматривал за ними, стараясь не пропустить повода к их конфискации. Любые действия Влада против Дана, действительные или придуманные, осуществленные с помощью валашских денег, могли быстро закончиться потерей наших земель, забранных на себя господарем. Теперь, когда Влад поступил на службу к королю Венгрии, вассалом которого был и Дан, эта опасность отступила, но только до поры до времени. Обеспечение сохранности земельных владений, без которых возврат на трон Валахии был бы намного сложнее, стала одной из причин, побудивших Влада согласиться на службу венгерскому регенту.

Зимой торговые караваны через Карпаты не ходили, и мы посвятили эти месяцы нашей особой охоте и учебе рукопашного боя двумя мечами всех наших воинов. Мы тренировались брать и защищать замок, который произвел на Влада очень сильное впечатление.

Хуст был неприступен по-настоящему. Узкая серпантинная дорога подходила к единственным южным въездным воротам в мощной квадратной башне, ее защищал глубокий ров шириной десять шагов, через который был перекинут на цепях подъемный мост. Справа от въездной стояла прямоугольная башня, защищавшая южную стену, еще три башни, соединенные высокими стенами со рвом, окружали замковый двор со всех сторон.

Оборона Хуста была устроена так, что он мог защищаться, даже если бы какую-то его часть захватили враги. Все башни и стены соединялись со строениями замкового двора, что позволяло защитникам отбиваться по всему замку на верхнем ярусе.

В замковом дворе были построены башня-донжон с арсеналом, княжеский дом, соединенный с большим сводчатым залом, часовня, пороховая башня, казармы гарнизона, пороховая мельница, пекарня, кухня и небольшая корчма. С верха донжона была хорошо видна Тиса, узкой полосой вьющаяся внизу Замковой горы, и во дворе мы установили пушку, которая выстрелом на рассвете возвещала нашему Хусту о наступлении нового дня.

В замковом дворе прямо в горе неведомым способом был выкопан колодец глубиной почти в двести шагов, из середины которого к Тисе был проложен подземный ход. Так делали подземные ходы во многих европейских замках. Владу был нужен другой потайной ход, который в одном из замковых подвалов был вырыт в те пять лет, когда в Хусте служил Влад II Дракон, и тайну которого он успел передать княгине Елене до своей ужасной гибели в 1448 году.

Мать еще в 1449 году все рассказала своему сыну, второму Дракону, и Влад наконец дождался того дня, когда ранней весной 1452 года мы с ним и четырьмя моими мастерами прошли по нему от начала и до конца, поднялись на землю в Дубовом лесу и у горного родника под расколотым камнем нашли то, что отец Влада завещал своему сыну для возвращения на трон Дракулешти. Потайной ход действует до сих пор, и я не могу рассказать вам о нем подробно. Достаточно того, что мы нашли в указанном месте два бочонка с золотыми дукатами, которые весили как взрослый воин каждый, и мы с трудом на закрытых носилках вынесли их с горы и погрузили по одному на «Альбу Регию» и «Альбу Юлию». Без этого золота и без нашего появления в Хусте вернуть власть в Валахии дому Дракулешти было совершенно невозможно. Уже на бриге Влад устало сказал мне, что впервые с 1448 года он заснет спокойно, уверенный в завтрашнем дне, в котором теперь скоро будет поход в Тырговиште.

Лето 1452 года в Предкарпатье было спокойным, турки не пошли за Дунай, и Хуньяди почти не выезжал из Буды и Вышгорода. Мы охраняли копальни и торговый путь на протяжении двухсот верст от Мункача до Сигета, проходя до истоков Тисы у горы Говерлы. Влад часто ходил в дальние дозоры и, возвращаясь в замок, раздраженно говорил о большом количестве разбойников и нищих, бродивших без видимого смысла по Венгерскому королевству, Валахии и Молдове.

Весной на Говерле мы опять устроили школу тайной стражи, но как будто чувствовали, что заниматься в ней придется недолго. В начале зимы в Хуст прибыли два моих мастера прямо из Эдирне с вестью о том, что весной 1453 года войско Мехмеда II будет брать Константинополь.

Влад не колебался ни одного мгновения. Мы выбрали из нашей тысячи, в которой за двадцать лет ее существования не нашлось ни одного предателя, триста добровольцев, вспомнив о трехстах спартанцах царя Леонида, разбивших персов у Фермопил. Оставшиеся воины несли службу по договору с Хуньяди в Хусте, а Влад на двух наших бригах собирался прямо в Константинополь.

Второй Дракон отправил в Буду письмо, в котором извещал регента о своем желании совершить торговую экспедицию по морю, которое уже стали называть Черным. Хуньяди, несколько удивленный тем, что воинственный Влад решил заняться коммерцией, одобрил поездку, к которой сразу же началась бурная подготовка.

Влад в Черновицах и Хотине, отлично изучивший главные торговые пути, толково распорядился золотом своего отца. Перед новогодием мы недорого купили в Ораде двести мешков отборной пшеницы, которую сразу же перевезли в Хуст. В дни рождественских и крещенских гуляний Влад со мной и сотней воинов совершил тихую поездку во Львов, где выгодно купил мечи и арбалеты с большим запасом стрел, великолепной работы немецких оружейников из Пассау, ставивших на них свой знаменитый знак высшего качества – жучок.

Наша тайная стража, которой я занимался день и ночь, бесперебойно доставляла в Хуст достоверные сведения обо всем важном, что происходило у соседей Цара Ромынеяскэ, и мы знали не только о том, что в Буде торжественно отпраздновали десятилетие сына Яноша Хуньяди Матиаша, или о том, что в войске Мехмеда II из ста пятидесяти тысяч воинов, готовых броситься на Константинополь, янычар было не более тридцати тысяч. Пшеница в столице Византии стоила втрое дороже, чем на Дунае, а оружие ценилось впятеро выше, чем во Львове, и это при том, что не было войны, которая неумолимо надвигалась на Босфор. Забегая вперед, скажу, что в конце лета 1453 года, когда до осенних штормов мы возвращались из Константинополя по Морю на родной Дунай, в трюмах наших бригов лежали не два, а пять бочонков с золотыми пиастрами, которые спасли нас через три года.

Зима 1453 года в Карпатах и на Дунае была теплая, и уже в конце февраля «Альба Регия» и «Альба Юлия», попрощавшиеся со ставшим уже родным Хустом, под залпы его пушек вышли в дальний и опасный поход. Нам предстояло пройти более тысячи верст по Дунаю, прежде чем выйти в Черное море, и это было очень непростым делом, над которым тайная стража работала несколько месяцев.

Подготовка к плаванию по Дунаю и Черному морю была сложной. На запад от Хуста Тиса течет по венгерской земле до Мишкольца, затем поворачивает на юг, переходит на сербскую территорию и у Белого Города впадает в Дунай. Великая река несколько сот верст несет свои воды на восток по границе Цара Ромынеяскэ и бывших болгарских земель, теперь захваченных Османской Портой, у Кэлэраши поднимается на север к Брэиле и Галацу, где опять поворачивает на восток и тремя широкими гирлами впадает в Черное море выше нашей румынской Констанцы.

Влад получил охранную грамоту от короля Ладислава Постума, и плавание от Хуста до Оршовы предстояло почти безопасным. От Оршовы все бывшие валашские крепости – Лом, Беккет, Турну, Зимнича, Джурджу, Олтеница – уже несколько лет были захвачены османами. Буда имела с Эдирне торговый договор, по которому любой корабль, уплативший пошлину в первой турецкой крепости, мог безпрепятственно плыть по Дунаю и выходить в Море. Этого плаванья от Оршовы до Олтеницы можно было не опасаться, а просто держать наготове бакшиш для каких-то наиболее жадных османских крепостных начальников.

Опасные воды начинались от Кэлэраши, у которой Дунай проходил по валашской земле, и люди Данешти могли напасть не только у Джурджени, Брэилы и Галаца, но и на всей Великой реке до Тульчи.

Выдавать «Альбу Регию» и «Альбу Юлию» за обычные торговые корабли, изменив их форму и такелаж, не имело никакого смысла. Я уже давно установил на них пушки не только на верхней, но и на особой нижней палубе, пробив для них в корпусе аккуратные порты. Теперь на обоих бригах было почти пятьдесят пушек, стрелявших не только железными ядрами, но и особыми пороховыми зарядами, сходными со знаменитым византийским огнем, горевшим прямо на воде. Пушкари на обоих бригах тренировались в огненном бое много лет и достигли изумительного мастерства. Я также поставил на круглые горизонтальные платформы небольшие ручные мортирки, сделав по шесть платформ на каждый бриг. Огневая мощь наших «Альб» была необычной, невиданной в те годы, и я очень этим гордился, видя, как доволен бригами и Влад. Экипаж и прикрывавшие его воины мастерски овладели искусством очень сложного абордажного боя, который велся в тесноте и на разных уровнях. Взять штурмом наши бриги на широкой реке было почти невозможно, если только не атаковать их десятками кораблей и сотней лодок.

Исчезновение наших «Альб» со стоянки у Хуста не могло остаться незамеченным людьми Дана, как огня боявшегося возвращения Дракулешти на валашский трон. Широкая петля, которую делали Тиса и Дунай от Хуста до Моря, позволяла подготовить засаду уже в Кэлэраши, к которой бриги могли подойти не ранее, чем через десять дней, а то и через две недели, если не было попутного ветра.

Дан, конечно, уже получил известие из Буды о том, что его враг собирается к Черному морю, и готовился встретить второго Дракона не только на перевалах, но и в самой Трансильвании, однако я уже точно знал, что он даже не предполагал, что мы можем двинуться в долгий поход по Дунаю. Наши мастера тайной стражи боевыми тройками рассредоточились по всему течению Дуная, мы знали о крепостях и их гарнизонах на Великой реке все, как и то, где находится каждый из Данешти и сколько у него воинов. До Турну трудностей для наших «Альб» не предвиделось, а дальше заходить своим мастерам я категорически запретил, понимая, что в Тырговиште находятся тысячи сторонников Дана, которые за два дня могут собрать большие силы и в Джурджени, и в Брэиле.

Я предложил Владу взять на каждую «Альбу» одну большую и одну малую лодку на корму и бак, а также загрузить трюмы большим количеством пороха, чтобы при возможной атаке пустить их на врага и взорвать вместе с ним. Господарь сразу согласился, как соглашался почти всегда с хорошо продуманными предложениями. Мы успели провести даже несколько тренировок, и у меня не было недостатка в добровольцах на лодки, которые сейчас называют брандеры. Набитые порохом бриги, конечно, могли взорваться во время их атаки и пойти на дно с оружием и людьми, но точно так же они могли быть взяты большим количеством врагов. Это был неизбежный, но оправданный риск, на который мы с Владом пошли абсолютно сознательно.

Я также спросил у Влада, могут ли при высадке наши мастера в крайнем случае применять во время боя не только «валашский веер», но и «валашское колесо». Эту систему рукопашного боя отряда в несколько сот воинов против намного большего по количеству противника придумал и разработал сам Влад, но мы еще не применяли ее в большом бою. Второй Дракон задумался, но ненадолго, а затем спросил, где во время плавания я жду большого боя с врагом. Я ответил, что от Кэлэраши будет возможно все, например срочная высадка на правый берег Дуная всех нас. Влад сказал, что мы не успеем выстроить всех воинов для «валашского колеса» и не проведем его как следует, а только раньше времени покажем его врагу.

15 февраля 1453 года я дал возможность Дану абсолютно достоверно узнать о том, что Влад Дракула получил разрешение у Кракова пройти по польским и молдавским землям с торговым караваном и сесть у Каменца на Днестре на корабли, на которых он должен спуститься к Морю. Караван во главе с моим господарем действительно вышел с большой охраной из Хуста 20 февраля и дал увидеть себя у Рахова людям Дана, специально вывезенным туда моими мастерами. Через три дня воины Дана, который успел договориться с молдавским господарем Петром Ароном, буквально забили Черновицы и Хотин, стремясь перехватить Дракулу у Каменца.

Как только весть об этом с двумя почтовыми голубями, посланными мне из Рэдэуци, достигла Хуста, «Альба Регия» и «Альба Юлия» с экипажами по пятьдесят человек и тремя сотнями воинов 25 февраля 1453 года как ураган рванулись по Тисе к Дунаю. Я посадил на весла бригов еще двести воинов из нашей тысячи, которые, часто сменяя друг друга, гребли, не жалея сил, и днем, и ночью.

Ветер не очень благоприятствовал нам на венгерской земле, но у Белого Города сменил гнев на милость. Мы высадили на границе совсем недавно Великой Сербии двести наших воинов, которые вместе с ожидавшим их прикрытием благополучно вернулись в Хуст, а наши бриги полетели по Дунаю, как выпущенные из арбалетов стрелы. Только у Джурджу мы, почти не останавливаясь, дали местному аге бакшиш, ночью на веслах и парусах без помех прошли опасные Кэлэраши, а за ними Чернаводэ и Джурджени. Со времени выхода наших кораблей из Хуста минула только неделя, и за нами не мог успеть никто, но просчитать наше плавание было совсем не трудно.

Вечером 5 марта готовые ко всему «Альба Регия» и «Альба-Юлия» прошли мимо намертво затихшей Брэилы, и я тут же распорядился выставить впереди и с валашского борта все четыре наши набитые порохом брандера, двинувшиеся навстречу судьбе на веслах. Я кожей и всем своим нутром чувствовал опасность, все пушки и мортирки были заряжены, экипаж и воины в полном вооружении и готовности застыли на местах своего боевого расписания. На парусах и веслах за неделю мы пролетели половину бесконечного Дуная и, конечно, надеялись перевести дух. Не тут-то было.

На повороте, в том месте, где в Дунай впадает так хорошо теперь знакомый валахам Серет, на нас напали.

Уже почти наступила темная ночь, когда воины на мачтах бригов заметили медленно надвигавшиеся на нас большие тени. Мы знали, что боевых кораблей у Дана нет, и он, очевидно, набил своими людьми обычные купеческие суда, просто надеясь навалиться на нас и оттеснить обе «Альбы» в Серет или к Брэиле, где и благополучно прикончить. Узнав, что караван Влада у Рахова исчез, а его бриги из Хуста вышли под пушечный гром, Данешти в последний момент успели перебросить своих людей от Хотина к Галацу. Теперь нас оттесняли к Серету, надеясь зажать в тиски, и с учетом того, что Данешти было вдесятеро больше, чем Дракулешти, этот их план был совсем не плох. Для воинов Влада и моих мастеров начинался экзамен, который должен был закончиться жизнью или смертью.

Для того чтобы не дать нам уйти к турецкому берегу, корабли Дана шли на нас полукругом, все больше смещаясь вправо. Влад на «Альбе Регии», а я на «Альбе Юлии» одновременно отдали беззвучные команды, и наши брандеры с двенадцатью мастерами на веслах серыми тенями ушли к крайним кораблям нашего кровного врага. Не зря Дан так боялся Второго Дракона, еще не зная, что через три года падет от его руки в господарском дворце Тырговиште.

Наши пороховые бомбы беззвучно подплыли к кораблям Дана, на их вдруг поднятых из ниоткуда мачтах взвились пропитанные смолой паруса, и восемь воинов один за одним забросили в чужой такелаж шестнадцать крючьев, после чего бесшумно ушли в воду. Четверо оставшихся вмиг подожгли от закрытых тлеющих фитилей огромные факелы из соломы и, бросив их на бочки с порохом, успели нырнуть в глубину Дуная, прежде чем огонь достиг всех зарядов. Не зря мастера опережали свои тени на тренировках! У людей Дана, понявших, наконец, что эти лодки были не от своих с берега с каким-то приказом, уже не было никаких шансов на спасение, потому что от времени появления лодок у их бортов до появления огня прошло всего десять мгновений.

Громыхнуло так, что у меня заложило уши, а вспышки, казалось, разорвали ночь в лоскуты! Из четырех огромных костров спереди и сзади на крайние судна Дана, борта которых уже полыхали, выбрасывались языки племени, горящие обрывки смоляных парусов, обломки лодок и бочек. Они загорелись внизу и вверху, и мы видели, как множество людей в блестевших в огне доспехах, бросая мечи и копья, прыгало в черную холодную воду проснувшегося Дуная.

Не ожидая конца атаки брандеров, обе «Альбы», убрав паруса, приблизились к двум средним кораблям Дана и, когда прогремели взрывы по их сторонам, поравнялись с ними и с тридцати шагов дали одновременные залпы, из восьми нижних пушек по бортам у самой ватерлинии и из восьми верхних пороховыми зарядами по их мачтам. Тут же готовая к огню сотня мортир выстрелила разом, и кошмарный залп смел с обеих палуб все живое от бака до кормы.

За все время этого молниеносного боя на воде Данешти не успели сделать ни одного выстрела – таким ошеломляющим оказался наш внезапный удар, захвативший врага врасплох. Наши «Альбы», успев подобрать всех воинов с брандеров, на веслах уходили по Дунаю на восток, оставляя за собой четыре гигантских факела и воду, покрытую сотнями голов, на помощь которым уже выплывали от берега лодки, предназначенные для нашего захвата. Поднимая паруса, мы видели и слышали, как у высыпавших на левый берег воинов Дана, потрясенных зрелищем объятых пламенем кораблей, которые должны были бросить нас в их лапы, из глоток вырывался оглушительный вой.

У нас не было и в мыслях добивать спрыгнувших с пылающих кораблей в воду воинов, многие из которых служили Дану не за совесть, а за страх потерять свои земли. Все мы были румыны, и если кого-то и нужно было убить в этом бою на Дунае, так это Дана и его приближенных, всех до одного и без пощады. Позже мы узнали, что Данешти на кораблях, конечно, не было, и они с ужасом смотрели на свой позор с берега.

Среди наших воинов не было даже раненых, все шумно и радостно поздравляли взорвавших брандеры добровольцев, которых Влад тут же и наградил на самом рассвете. Усталые, но счастливые одержанной победой, мы впервые своими глазами увидели, как много значит наше боевое искусство и воинское мастерство, полученное за годы непрестанных тренировок.

Утром мы без задержки прошли мимо Тульчи и по нижнему Георгиевскому гирлу приплыли, наконец, к одному из трех устьев Дуная. Утром 6 марта 1453 года нас приняло на свою грудь Черное море и тут же закачало на волнах, как в колыбели.

Плаванье до Константинополя должно было продолжаться два дня, верхние паруса наших «Альб» поймали попутный ветер, воины отдыхали от изнурительного броска по Великой реке, а я второй раз обсуждал с Владом свой обзор о Константинополе, который вот-вот мог рухнуть прямо к ногам Мехмеда Второго.

Глава 5. Гибель Византии и Константинополя в 1453 году

Столица Византийской империи, которой уже почти не было, располагалась на проливе Босфор, занимая господствующее положение между Европой и Азией. Константинополь, веками контролировавший и пролив Дарданеллы, соединявший Черное и Мраморное моря со Средиземьем и Атлантическим океаном, тысячу лет по собственному произволу отпирал и запирал ворота, по которым велась мировая торговля. Он имел высокие стены, мощные башни и вторую линию укреплений, а его самая большая в мире гавань Золотой Рог позволяла быстро впускать в глубокие рвы воду, превращая Константинополь в остров.

Босфорский кусочек суши – это было все, что оставалось от некогда огромной Восточной Римской империи, за совсем недолгий исторический период поглощенной Османской Портой. Сеющий зло от зла и погибнет – эта библейская мудрость была подтверждена Византией, чьи императоры нагло и лживо веками совершали все мыслимые и немыслимые преступления, которые человеческие языки отказываются описать. Называвший все другие народы варварами византийский двор сам был порождением и средоточием мирового зла, сея его везде, где ступала алчная до не раз отодвинутого предела нога его сановников, с наслаждением называвших черное белым, а зло – добром. Императоры не держали своего слова, а другие государи не хотели иметь с ними никакого дела, зная, что любой договор с Константинополем для них закончится плохо.

Талантливых политиков быстро убирали бездарные конкуренты, сочинявшие лживые бредни об их измене для императоров, прекрасно знавших, что им говорят неправду. Из народа чиновники выжимали все соки, и он, когда пришло время, не стал защищать продажную, наглую и изворовавшуюся власть. Во всей Византийской империи жирел без ума и меры только Константинополь, дождавшийся, наконец, времени, когда он остался один, со всех сторон окруженный османами, готовившими его погибель.

Мехмед II вступил на трон Османской Порты 9 февраля 1451 года, убив всех своих братьев, включая младенцев в колыбелях. Двадцатилетний султан подтвердил мирный договор с Византией, усыпав Константинополь торжественными клятвами и льстивыми уверениями в любви и дружбе на вечные времена.

Не успели высохнуть чернила на пергаменте о мире Турции и Византии, как теологи султана во всеуслышанье объявили, что никакая клятва не должна связывать султана, если она мешает его интересам, поэтому Мехмед II может относиться к подписанным им договорам как к несуществующим. В Европе заговорили, что «новый султан коварен, скрытен и вероломен, с миром на устах и войной в сердце», и это была абсолютная правда.

Константинополь, бравший пошлины со всех судов, проходивших через Босфор, был несметно богат, но эти деньги не тратились на его оборону и армию, а исчезали в бездонных карманах императорских вельмож и сановников. Столица Византийской империи могла содержать огромное войско, превышавшее войско Османской Порты, но не сделала ничего, когда турки на азиатском берегу Босфора всего за год построили собственную крепость, совсем рядом с Галатой, в которой с древнейших времен жила колония генуэзских купцов, с успехом, как и венецианские, торговавших по всему миру.

Видя, что Константинополь, находившийся уже на краю гибели, интересуют только ростовщичество и воровство, в течение весны и лета 1452 года по приказу Мехмеда II на европейском берегу Босфора, всего в десяти тысячах шагов к востоку от города была построена вторая турецкая крепость. С сентября 1452 года османы вместо византийцев стали брать пошлины со всех шедших через Босфор кораблей.

Видя, что конец неминуем, многие богатые жители покинули Константинополь. Всю зиму перед гибелью Византии ее последний император Константин Палеолог просил помощи в борьбе с османами в Европе, но только даром, и это было даже не смешно. В Константинополе были огромные средства, на которые можно было нанять отличные войска, намного превышавшие бездарных турок в военном мастерстве, но как только заходил разговор о деньгах, Константинополю сразу становилось неинтересно. Наверно, в Византийском дворце хотели, чтобы все имперские сокровища достались османам, которые не заставили себя долго ждать.

12 декабря 1452 года Константин Палеолог подписал с легатом папы Николая V Акт об унии католической и византийской христианских церквей под верховенством Рима, который закрепила католическая месса в храме Святой Софии. В Европе начался активный сбор войск для Византии, но в Константинополе кто-то возмутил население, и союз двух церквей так и не состоялся. Первый министр Палеолога Лука Нотаро, который вместо слова «на!» всегда говорил «дай!», во всеуслышанье заявил, что предпочитает для Константинополя чалму султана, а не тиару папы. Двести тысяч жителей огромного города на Босфоре при желании сами могли защитить от османского нашествия свои жизни и имущество, но вместо укрепления стен начали без перерыва говорить о том, что в грядущей битве на небесах османы будут разбиты, а Константинополь и его жители спасутся с помощью неведомой силы.

Император чуть ли не лично опросил жителей, будут ли они защищать столицу Византии, не имевшей из-за жадности своего войска, от весеннего штурма Мехмеда II. Только каждый двадцатый византиец, способный носить оружие, добровольно записался в городское ополчение, и, кроме этих пяти тысяч необученных горожан, других войск в покорно гибнущей империи не было.

Константин Палеолог как-то смог все-таки, возможно за будущие торговые льготы, которых у него уже не было, договориться о помощи с полутысячей венецианцев и двумя тысячами генуэзцев, обещав их предводителю Джанни Джустиниани Лемнос, но этого было очень мало. Константинополь, имевший четверть миллиона жителей и длину стен в пятнадцать тысяч шагов, собирались защищать от накатывающегося османского моря семь тысяч человек, из которых только каждый третий был воином.

Выслушав мой обзор, Влад презрительно хмыкнул и сказал, что этой уже умершей империи туда и дорога. Я ответил, что после нее придет наша очередь. Господарь тут же заявил, что наша очередь придет независимо от разгрома Византии, потому что янычары не люди, а султан не человек. Спорить с этим мог, конечно, только сумасшедший. Среди валахов идиотов не было никогда.

На рассвете 9 марта «Альба Регия» и «Альба Юлия» пришвартовались в Галате у генуэзского причала. Я заплатил портовые пошлины и пошел разузнать о ценах на хлеб и мечи, а Влад отправился на встречу с Джустиниани. Наши воины оставались на бригах, потому что с таким содержимым в трюмах их разграбили бы первой же босфорской ночью.

К полуночи я сумел встретиться с кем надо на азиатской и европейской сторонах этого стратегического пролива, и, выяснив все, что хотел, о цене на пшеницу, а больше о планах Мехмеда, расстроенный, поспешил на «Альбу Регию» в надежде, что Влад не совершит большую ошибку на встрече с генуэзцами. Но было поздно. Влад договорился с Джустиниани, что валахи-добровольцы вместе с его воинами будут защищать Константинополь от янычар. До сегодняшнего дня я тоже был за то, чтобы провести своих мастеров через настоящие бои в защиту родины от османов не на Дунае, а перед ним, да и увидеть своими глазами, как войско султана будет брать неприступный Константинополь, было бы чрезвычайно полезно. Однако теперь это стало очень опасно.

Я узнал, что через неделю начнется высадка войска султана на европейский берег Босфора, и Мехмед лично обещал ста тысячам пехотинцев, пятидесяти тысячам кавалеристов и тридцати тысячам янычар тимары вокруг рухнувшего Константинополя. Дело было совсем не в огромности османского войска, едва не достигавшего двухсот тысяч. У Мехмеда II тайно находился личный представитель венгерского регента Яноша Хуньяди, выдававший себя за сербского князя из Ниша и помогавший султану добивать Византию своими советами.

Когда Влад услышал это, он был потрясен, но быстро пришел в себя. Мы немного подумали и пришли к выводу, что убийца Влада II примеривает на себя венгерскую корону, для чего ему нужно объявить мадьярам, что Османская Порта на Буду нападать не будет. Стало ясно, что у Хуньяди с Мехмедом уже были какие-то договоренности о сотрудничестве друг с другом, и Влад с упреком посмотрел на меня, проморгавшего этот тайный союз. Я, раздосадованный, огрызнулся, что из Хуста плохо виден Босфор, и заявил, что помощь Хуньяди военными советами, может, и поможет Мехмеду добить Византию, но нашествию на Венгрию помешать не сумеет, потому что главный осман не будет держать слово, данное гяуру. Влад сделал вид, что не заметил мою досаду, и ответил, что венгерская корона некрепко сидит на голове юного Ладислава Постума и вполне может оказаться на голове если не Хуньяди, то его сына Матиаша, и у регента Венгрии есть для этого большие возможности, в том числе и договоренность с Мехмедом о тактических уступках. Это была правда, но не сегодняшнего, а завтрашнего дня, и я сказал Владу, что Хуньяди разрешил ему торговать зерном, а не рубиться с османами, которые ему сегодня совсем не враги. Если Влада увидят на стенах осажденного Константинополя, то он может лишиться Хуста, а без базы на границах Трансильвании нам не видать Тырговиште, как своих ушей.

Мы вдвоем пошли к генуэзцам, и Влад по появившейся у него недавно манере говорить правду, не договаривая ее, сказал итальянскому воину, что если он лично или его люди примут участие в боях, у него отберут землю, и это было не очень дружелюбно принято Джустиниани. Я тоже прямо спросил у сеньора Джанни, почему он собирается участвовать в битве, в которой нельзя победить. От такого неожиданного вопроса Джустиниани растерялся, и я, не теряя ни мига, предложил ему прикрыть отход его воинов в случае, как я выразился, крайней нужды и помочь его кораблям прорваться через Дарданеллы домой. Услышав мои слова, рыцарь заулыбался, и мы увидели, что предложение ему понравилось. Нам подали ужин с мягким итальянским вином, я пригубил бокал и отправился на «Альбы», оставив Влада в гостях у нового друга, который на глазах из хмурого воина превращался в жизнерадостного красавца-рыцаря, который знал, что «в случае крайней нужды» ему будет подставлено крепкое валашское плечо. До высадки Мехмеда оставалось всего ничего, и я на бригах быстро распределил всех наших четырехсот воинов по группам и очередности в изучении Константинополя и его окрестностей, и перед рассветом первые десятки, составленные из воинов и экипажа, ушли с бригов «смотреть Босфор и его красоты». Через неделю не только мои мастера, но и все воины могли с завязанными глазами пройти пол Константинополя, ни разу не споткнувшись.

Все уже знали, что будет осада, и мы с выгодой вчетверо и вшестеро продали зерно и оружие за так необходимое Владу золото. Пиастрам предстоял долгий путь домой, и я уже рассылал приказы о срочной доставке мне сведений о Мраморном море, крепостях Гелиболу и Чанаккале на обоих берегах Дарданелл, острове Лемнос, куда мы должны были доставить генуэзцев, если их корабли погибнут, и Эгейском море, а также о наиболее безопасной дороге к Карпатам от Салоников. Через турецкие земли безопасного прохода не было, как его не было и через Ионические острова и Адриатику до бесконечно далекого от нас Триеста. Это была моя новая головная боль, потому что мы крепко привязались к Черному морю и Дунаю.

Влад, выслушав мой рассказ о путях ухода с генуэзцами домой, не удержался и ехидно заметил, что я должен был остановить его первый приход к Джустиниани, о котором не знал, но я еще более ехидно напомнил ему о пяти бочонках золота, которые мы должны любой ценой доставить в Карпаты, где у меня уже было семь неотыскиваемых убежищ. В наши годы власть без золота взять было нельзя, и второй Дракон сильно помрачнел, а я не удержался и попросил его впредь согласовывать свои визиты с собственной тайной стражей. Мы оба расхохотались, и Влад посоветовал мне любой ценой сберечь его рыцарское слово и валашское золото. Я обещал, зная по опыту, что в процессе борьбы возникает множество неожиданностей, кардинально меняющих ситуацию. Я приказал собрать мне все сведения о том, чем и как и будет ли вообще Эдирне блокировать Дарданеллы полностью, и отправился с ними к Джустиниани, которого почти убедил, что в случае крайнего неравенства сил лучше уходить по Черному морю к Дунаю, от которого не так уж и далеко до Генуи, однако не следует отбрасывать маршрут и по Средиземному морю. Когда итальянский рыцарь сам сказал об этом Владу, тот, не глядя на меня, удовлетворенно произнес, что очень хорошо, когда некоторые прислушиваются к польской поговорке: «Плыл, плыл, а на берегу утонул». Джустиниани и мы с Владом прекрасно понимали, что осада Константинополя будет ужасной, и если в ней вообще удастся выжить, то все дальнейшее будет зависеть от обстоятельств, которые невозможно предусмотреть. Так оно и вышло на самом деле.

20 марта 1453 года огромное войско Мехмеда II начало переправу на европейский берег Босфора. Османам никто не мешал, только генуэзцы по приказу императора протянули от Константинополя до Галаты по бухте Золотой Рог железную цепь. Она была укреплена по краям на двух защищаемых башнях, на воде поддерживалась бакенами и мешала туркам атаковать город с моря. У османов настоящего военно-морского флота не было, но по приказу Мехмеда пушки и фальконеты были поставлены на четыре сотни небольших и совсем малых судов, опасных своим количеством.

В начале апреля османы подошли к Константинополю с единственной сухопутной стороны, с которой город на протяжении шести тысяч шагов прикрывали стены высотой в тридцать шагов и башни, перед которыми находился ров шириной в тридцать шагов.

Султан устроил ставку на холмах перед стенами, напротив мощной башни святого Романа, имевшей большие въездные ворота. От башни до императорского Влахернского дворца турки установили сотни пушек, перед которыми начали рыть траншеи и возводить земляные валы.

Утром 6 апреля император со свитой, Джустиниани с генуэзцами, среди которых были и мы с Владом, были на башне святого Романа, когда к ней от ставки султана подошло посольство Мехмеда с требованием сдать Константинополь на почетных условиях сохранения жизни и части имущества его жителям при новой власти. Константину и его двору предлагался в управление большой пашалык в Румелии с обещаниями неприкосновенности, которые не стоили ничего. Мы видели, как император резко взмахнул рукой, отказавшись от позора, и послы двинулись назад. Вскоре на холме, где стояли шатры Мехмеда, началось движение, перед ним начали выстраиваться янычары, и вскоре сам султан с пышной свитой подъехал к воротам святого Романа на расстояние в два пушечных выстрела. От пестрой группы на арабских скакунах опять отделились послы, которые подъехали к башне с новым требованием сдать город под угрозой полного уничтожения его жителей.

Перед стенами города стояло двухсоттысячное войско, к которому прибывали и прибывали новые воины. На стенах стояли две тысячи генуэзцев и пять тысяч жителей, с моря город прикрывали пятьсот венецианцев на морских военных кораблях. На одного защитника приходилось почти пятьдесят нападающих, и было ясно, что конец Константинополя близок.

Мы услышали, как император ответил послам султана: «Умру, но своей столицы не отдам!» Послы отъехали назад и совсем скоро вернулись к воротам с ответом Мехмеда Второго: «Умру, но твою столицу возьму!» Послы повернули коней к своим шатрам, и вскоре сотни пушек открыли стрельбу по стенам города, которая не прекращалась ни днем, ни ночью до самого его падения.

Мы вернулись на бриги, и Влад сказал, что своими словами император хотел поднять дух жителей города, которым ничего не оставалась, как выйти на стены для спасения своей жизни, ведь ей теперь грозил быстрый и страшный конец. Я ответил, что нельзя поднять то, чего нет. Мы вышли в город и увидели, что жители, среди которых было не меньше ста тысяч здоровых мужчин, способных носить оружие, и не собирались спасать себя и свои семьи. Везде стояли ругань и споры о том, что византийская церковь не должна покоряться Риму, храмы, теперь не закрывавшиеся и на ночь, были постоянно переполнены молящимися, а цены на продукты на городских рынках поднялись за 6 апреля сразу в десять раз и продолжали расти. Мои мастера изучали город, охраняли бриги, смотрели, как управляются остатки империи перед ее неизбежным концом, все воины были собраны и сосредоточены, понимая, что домой, возможно, придется прорываться с боем. Вечером 6 апреля я усталый вернулся в дом, где жили Джустиниани и часть его людей. Под грохот непрекращающихся пушечных залпов я прошел в зал, где разговаривали Влад и Джанни, и, не видя причин держать эту новость в секрете от итальянцев, с горечью сказал своим князьям о том, что сановники императора, возможно, и сам его первый министр Лука Нотара, несколько дней назад за огромные деньги продали Мехмеду план укреплений Константинополя, и султан сам составил график осады, с помощью своего сербского советника (мы с Владом переглянулись) нашел слабые места обороны и назначил места штурмов, к которым сейчас перетаскивают камнеметы и сто тридцать самых тяжелых пушек.

Закончив, я сказал, что во Влахернах продажа плана Константинополя Мехмеду даже не особо скрывается, это первый, но не последний сюрприз городу от вельмож императора, и в такой ситуации о долгой осаде говорить не приходится.

Влад ответил, что ничего другого он от этого византийского трупа и не ждал, а Джустиниани выругался и сказал, что не будет класть своих людей под ятаганы янычар просто так. Он засобирался к императору и даже пригласил нас с собой как сопровождающих, но Влад и сам догадался ответить, что смотреть там не на кого и не на что, если только не на огромную казну, на которую можно купить половину Европы. Джустиниани ответил, что именно об этом он и собирается говорить с Палеологом, собрал своих командиров, коротко переговорил с ними и отправился во Влахернский дворец, а мы не спеша вернулись на наши надежные «Альбы», видя, как на улицах обреченного на смерть города кипит его обычная торговая жизнь. Только теперь ночами здесь было совсем не тихо, как раньше, – Константинополь покидали те, кто не хотел быть зарезан янычарами или проданным в рабство. Я и мои мастера спали урывками, днем делая выписки в богатейших библиотеках города об истории, географии, климате, ландшафте, рельефе местности, городах, торговых путях, устройстве замков, крепостей, кораблей в Европе и Азии, а ночью встречаясь и беседуя с бегущими от смерти людьми, выбирая для тайной стражи новых конфидентов, хотя выбрать кого-то среди этих обезумевших от страха людей было непросто. Мы смогли только собрать около двухсот талантливых ремесленников, оружейников, специалистов по строительству укреплений и путешественников, хорошо знавших дороги в Османской Порте и вокруг Черного моря, да еще кое-кого, о чем я писать не могу, которых вместе с огромной купленной задешево библиотекой старинных книг отправили в Валахию с небольшим сопровождением, но настоящими пропусками от визиря, благополучно доставившем людей в наши поместья для дальнейшей работы в Хусте или, дай бог, уже в Тырговиште.

Дальнейшие полтора месяца проходили монотонно и однообразно. Османы штурмовали стены, до которых доходили через огромный ров только в некоторых местах, их отбивали, воины возвращались в траншеи, и турецкие пушки продолжали свою бесконечную канонаду. Еще в 1451 году императорская казна выделила огромные деньги на приобретение большого количества пушек и укрепление стен города, но министры Палеолога, который это знал, все золото украли, ничего не сделав для защиты Константинополя. С высоких стен города по отступающим туркам почти не стреляли, хотя достойный огонь мог сократить их наполовину. Османы каждый день под прикрытием канонады и штурмов рыли новые траншеи и строили новые укрепления, приближаясь к городу не по дням, а по часам. Полторы сотни осадных пушек без перерыва били в самые уязвимые места на стенах, которые восстанавливались под обстрелом с большим трудом и потерями.

В середине мая османские траншеи уже были в ста шагах от рва, и осажденные даже не могли их обстреливать, поскольку у нескольких пушек ядер хватало только на отбитие штурмов, которых было проведено с 6 апреля почти двадцать. Единственное, что смогли сделать защитники города, – это не дать прорыть к стенам и башням минные галереи, чтобы взорвать их одновременно во многих местах. На протяжении нескольких тысяч шагов под стенами были вырыты контрподкопы, объединенные проложенной вдоль них галереей. Ни я, ни мои мастера, ни наши воины почти не вылезали из них во время рытья, изучив эту страшную минную войну досконально, и эта наука в свое время очень пригодилась нам в Валахии.

Я собственными глазами видел, что когда в галерее слышали стук приближающихся турецких заступов, к ним рыли навстречу подкоп, в который на рассвете, когда у турок возобновлялась работа, запускали какой-то особый удушливый дым от разведенного костра, в котором жгли местные деревья, а в особо опасных случаях взрывали горшки со знаменитым греческим огнем.

Когда-то, еще до штурма, тайна греческого огня почти тысячу лет была главным секретом византийской короны. Теперь же, когда империи приходил конец, я без труда выяснил его секрет всего за двадцать золотых и даже смог купить всего за двадцать пиастров пятнадцать готовых зарядов, которые ночью под особой охраной отнесли и спрятали на наших бригах.

Я обсудил с Владом, сможем ли мы изготавливать греческий огонь сами, в Хусте, а потом и в Тырговиште, и уже на следующий день на купеческом судне на север отплыли мои мастера с заданием узнать, где в Карпатах можно найти выбивающуюся из земли черную горючую жидкость, белый песок, который сейчас называют «негашеной известью», и особую смолу невечнозеленых деревьев, которые в смеси с порохом и превращались в тот самый страшный огонь, горевший на воде даже во время шторма. Забегая вперед, могу сказать, что черную жидкость мы потом нашли совсем рядом с Тырговиште, у Цинти, а извести оказалось много у подножий Карпатских гор, но смолы и дававших ее деревьев в Валахии не было. Мы не смогли наладить изготовление пылающих горшков у себя дома, так как смола не выдерживала перевозки, но я позднее сумел организовать их доставку из бывшего Константинополя, правда, в небольших количествах. Именно греческий огонь помогал защитникам отбивать османские штурмы на стенах и башнях, на которые прорвавшиеся османы лезли, не жалея трупов.

16 мая османы первый раз на протяжении всей линии обороны приблизились ко рву и несколько дней заваливали его ветками, бочками, деревьями и досками. На четвертый день стены были атакованы через заваленный ров десятками тысяч османов, штурмовавших их в разрушенных пушечным огнем местах. Это был первый настоящий штурм города, в который рвались и рвались атакующие толпы, без перерыва били пушки и камнеметы, а во все пять замурованных дверей ломились стенобитные машины.

Решающий бой разгорелся у главной городской башни Романа, куда янычары смогли подвести огромную осадную башню. На бой смотрел сам Мехмед II, и османы лезли на башню с отчаянием обреченных, стараясь отличиться на глазах султана даже смертью.

Генуэзцы и сам Джустиниани в этот день показали себя во всем своем мастерстве. На второй линии обороны мы с Владом, оставив двести воинов для охраны бригов, устроили несколько мест для приема и обихода раненых, которых уже в самом начале штурма появилось в избытке, в основном пробитых стрелами, а позже понесли и порубленных воинов, которых мы спасали всем, чем могли, помогая выделенным нам городским лекарям.

Когда на башне Романа раздался страшный шум, Влад не выдержал и рванулся туда, и я с двумя пятерками своих мастеров тут же бросился за ним следом. Генуэзцы, устроив фалангу, уже выбили янычар с боевой площадки башни, и тут мы увидели, как тридцать или больше воинов Джустиниани один за одним группами по пять человек метнули на все ярусы забитой османами осадной башни кувшины с греческим огнем. На башне, вспыхнувшей сразу от низа до верха, раздался жуткий вой десятков сгоравших заживо османов, кусками пылавшего мяса летевших к земле. Башня сгорела за двести мгновений, посыпавшись вниз обугленными бревнами перекрытий. Османы были отбиты везде, и кровавый штурм постепенно прекратился сам собой. Разбитые стены и башни тут же стали восстанавливать для следующего штурма, а мы с Владом помогли перенести раненых в город и вернулись в бухту Золотой Рог, как раз к началу грандиозного морского боя, в котором мы, сами не новички в этом деле, увидели, что могут сделать шесть генуэзских боевых кораблей с сотней вражеских судов.

Невидимые со стороны солнца шесть красавиц-каравелл, блистая обшитыми медью бортами, подлетели к константинопольской бухте, залпами из пушек и огромным количеством греческого огня потопили или подожгли стоявшие перед ними вдвое меньшие по размеру турецкие суда и чуть ли не по их обломкам прошли в Золотой Рог через открытую между вторым и третьим бакенами цепь. Этот удивительный бой, а вернее избиение, продолжался не очень долго, но успевший посмотреть на него с берега Мехмед пришел в ярость и прямо на коне бросился в воду бухты, очевидно, пытаясь вдохнуть боевой дух в своих моряков. Султана остановили, генуэзские корабли высадили на причал тысячу добровольцев из Европы, а перед лежавшей на воде цепью в рядах турецких эскадр не хватало восьмидесяти судов.

Стоявший в бухте византийский флот из двух десятков больших судов в бой не вмешивался и никак не помог генуэзцам прорваться к городу. Когда я рассказывал Владу, что ночами императорский адмирал продает свои корабли людям султана, он был потрясен, но только тем, что их продавали вместе с экипажами. Империя, когда-то включавшая в себя половину мира, позорно уходила в небытие.

Ярость Мехмеда нашла выход следующей ночью. Османы выровняли землю на берегу, положили на нее смазанные воловьим жиром доски и перетащили по ним под барабанный бой из Босфора в Золотой Рог семьдесят кораблей, пройдя с ними в одну ночь десять тысяч шагов.

Когда жители города увидели утром в своей бухте турецкие корабли, на Константинополь опустился ужас, который, однако, все равно не заставил их выйти на стены.

Джустиниани пригласил Влада к себе. Он предложил совместными усилиями этой же ночью сжечь турецкие корабли, пока османы не устроили здесь плацдарм и не атаковали Константинополь, стены которого без рва были в два раза ниже, чем у башни святого Романа, с двух сторон. Двести наших воинов ночью на сорока лодках должны были тихо подойти к османам и сжечь их греческим огнем.

Предложение было интересное для моих мастеров, нуждавшихся в боевой практике, и Влад согласился, заявив, что он сам пойдет во главе своих воинов.

Мы начали активно готовиться к сложному ночному рейду, а генуэзец отправился во Влахерны рассказать о предстоящем бое императору. Когда я попросил Джанни этого не делать, он ответил, что по договору обязан подобные вылазки всегда обсуждать с Палеологом. Итальянец ушел, а я отправился вслед за ним с пятнадцатью мастерами, которых расставил у всех входов и выходов во дворец. Через два часа из главного и черного входов вышли двое придворных, один высокого, другой низкого ранга, и отправились на городской рынок, где коротко, в несколько слов переговорили с какими-то незаметными греками, похожими на турок, которых на этом базаре было множество. Мои мастера проследили обоих почти до османского лагеря. Стало ясно, что один из вельмож и чей-то секретарь продали Джустиниани, а вместе с ним и жизни наших воинов, османам за свои тридцать пиастров.

Мы вернулись на бриги, а я прошел к Владу, у которого сидел Джанни, и сказал, что люди императора уже выдали ночную вылазку людям султана. Итальянец не поверил, сказал, что при его разговоре с императором присутствовали только его советник и секретарь (я не выдержал и улыбнулся), и, когда Влад отказался посылать своих воинов на верную гибель, высокомерно заявил, что ночью сожжет турок сам. Я только попросил, чтобы он не выходил на вылазку сам и был готов прикрыть от погони своих товарищей по оружию. Джанни не стал спорить и согласился.

Все произошло так, как я и думал, но только еще хуже. В середине короткой, но по-южному черной ночи все сорок лодок с двумя сотнями генуэзцев, подплывших к мирно спавшим турецким судам, были намертво зажаты в смертельное кольцо. Только благодаря греческому огню шестьдесят товарищей по оружию мессира Джанни на двадцати лодках сумели добраться до берега живыми.

Джустиниани сидел черный, понимая, что виновен в гибели своих воинов, и Влад предложил ему вернуться в Геную, поскольку его договор с императором выглядит даже не смешно. Генуэзец ответил, что уже вся Европа знает, что из всего христианского мира защищать Константинополь прибыли только три тысячи генуэзцев и их уход перед решающим штурмом будет расценен как трусость. Я сказал, что все, в общем-то, знают, что у генуэзцев с Византией заключен выгодный торговый договор, поэтому их защита христианских ценностей в этой истории очень перемешана с золотым блеском. Джустиниани спокойно ответил, что через триста лет о золоте забудут, а его имя войдет в историю как героическое. Влад согласился с этим, но заметил, что императорский дворец провонял предательством, как самая грязная корчма прокисшим кьянти, и мы можем погибнуть просто так, из-за константинопольских придворных ворюг и доносчиков, не выполнив своей исторической миссии. И Влад, и Джанни были правы оба, и я успокоил их, сказав, что до развязки этой византийской трагедии остаются считанные дни и выход в Черное море всегда перед нами.

Османы устроили у Золотого Рога плацдарм и атаковали Константинополь с моря и суши. Его небольшой гарнизон разделился на две части, и стало ясно, что началась агония Византийской империи.

Корабли Мехмеда потопили каменными ядрами так и не двинувшийся с места оставшийся непроданным военно-морской флот Византии, и турки построили через Золотой Рог понтонный мост, как мне сказали, с помощью сербского советника султана. По мосту день и ночь шли и шли все новые и новые войска, уже обложившие столицу Византии со всех сторон. Население города в осадные дела по-прежнему не вмешивалось, а первый министр Лука Нотара изо всех сил мешал генуэзцам удерживать столицу Византии от гибели, и это получалось у него очень неплохо. Огромная казна империи так и лежала нетронутой, а на полуразрушенных стенах оставшиеся несколько пушек стреляли по врагу простыми булыжниками.

27 мая я сказал Владу и Джанни, что генеральный штурм Константинополя назначен на послезавтра, и Мехмед сам во всеуслышание заявил, что «все, кто войдут на стены, получат тимары, а все, кто отступят, будут казнены, и даже если у них появятся крылья, то и тогда они не улетят от его неумолимой мести». По лагерю османов носилась толпа дервишей и внушала воинам желание смерти за султана, после которой они попадут в райские сады с гуриями. За победу Мехмед обещал всем двойное годовое жалованье и под барабан подтвердил, что город и его здания принадлежат ему, а пленные и их имущество – воинам:

«Вы будете богаты и счастливы! Области моего султаната многочисленны. Храброму воину, который первый взойдет на стены Константинополя, будет дана в управление лучшая и богатейшая из них, а моя признательность осыплет его почестями, превосходящими его ожидания».

Почти все ворота и стены между башней Романа и императорским дворцом были полуразрушены, и их под постоянным огнем уже не успевали восстанавливать. Мы и генуэзцы, одетые абсолютно одинаково, так что нас нельзя было признать за валахов, за ночь позади башни Романа вырыли полукругом глубокий ров и земляной вал, за которым стояла вторая линия укреплений, которые все равно было некому защищать. Генуэзцы попросили на рвы и валы новые отлитые пушки из городского арсенала, но по распоряжению первого министра они так и остались на пушечном дворе.

Вечером 28 мая Влад, Джустиниани и наши командиры договорились о совместных действиях. Мы под видом подкрепления из Европы становились на рвы и валы позади башни Романа и должны были после очень возможного успеха штурма прикрыть отход генуэзцев, забрать всех раненых и посадить их на корабли.

Я сказал Джанни, что все пушки и суда Османской Порты собраны у Константинополя и на Босфоре, поэтому он может совершенно свободно пройти по Мраморному морю через незащищенные Дарданеллы в Средиземноморье и Италию. Наша миссия по помощи генуэзцам заканчивалась у трапов их кораблей, после чего мы возвращались в Галату и отплывали в свое родное Черное море.

На встрече присутствовал секретарь императора Священной Римской империи Эней Сильвий, который попросил Влада взять его на свой корабль, на котором он хотел добраться до Вены. Влад, которому как воздух нужны были такие добрые знакомцы при австрийском дворе, с радостью согласился. Никто, даже я, не мог предположить, к чему приведет и чем закончится эта судьбоносная встреча двух будущих вершителей европейских судеб.

Мы вместе шли по вечернему Константинополю, доживавшему свой последний день, и слушали, как жители на чем свет стоит ругали своего императора, что он 6 апреля не сдал город на почетных условиях. Многие открыто говорили о том, что и в рабстве можно как-то жить, и меня, Влада и Энея передергивало от этих слов живых мертвецов. Влад спросил у секретаря императора Священной Римской империи, почему она не стала помогать обломку Византии, правда, очень богатому обломку, понимая, что от Босфора Мехмед опять пойдет за Дунай, и Эней спокойно ответил, что Европа отказалась от Константинополя только после того, как он сам отказался от себя.

Мы уже подходили к нашим «Альбам», как над Константинополем вдруг разразилась страшная майская гроза, и молнии без перерыва били по стенам города, создав вокруг него огненное кольцо. Многие жители в ужасе рванулись за стены и попадали прямо в руки османов, которые пришли в восторженное возбуждение. Эней, Влад и я почувствовали, как почва как будто уходит из-под наших ног, и молча переглянулись.

Было уже совсем поздно, штурм должен был начаться на рассвете, и мы пошли хоть немного поспать, не зная, сможем ли мы это сделать завтрашним вечером.

Через несколько часов Влад и триста наших воинов заняли свои места на второй линии обороны, имея передвижные группы по всему пути от валов до генуэзских кораблей, а я во главе двух пятерок стоял на среднем ярусе башни Романа, готовый прикрывать Джустиниани, если это понадобится вообще.

С первым лучом солнца, вырвавшегося прямо из моря, в турецком лагере разом забили сотни барабанов.

Все. Началось. 29 мая 1453 года на рассвете османские полчища без единого выстрела атаковали Константинополь по всему периметру его стен. Внутри города беспрерывно звонили все церковные колокола, продолжавшие перезвон до самого конца штурма. Защитники сбили первую волну атакующих, и двадцать восьмой штурм с начала осады продолжился с новой силой.

Вскоре вдоль стен вместо рвов появились валы из трупов убитых турок, товарищи которых лезли и лезли по лестницам к полуразрушенным башням и стенам. Пушки громили город с суши и моря, барабаны и трубы специально заглушали несущиеся от стен крики ужаса и боли умиравших янычар, защитники со стороны бухты яростно отбивались греческим огнем, оставлявшим на воде страшные черные полосы, а над обреченным Константинополем клубами поднимался серый дым.

Мы уже давно помогали раненым, вынося их с башни Романа вниз, к новому валу. Генуэзские воины были великолепны, и этот бой на стенах я запомнил в мельчайших подробностях на всю жизнь. Итальянцы рубились и бились копьями, то превращаясь в железного ежа, то в фалангу, то по всей боевой площадке башни разгорались одиночные поединки, но затем стена защитников раз за разом сбрасывала вниз стену нападающих.

Долго так продолжаться не могло, потому что штурм не останавливался ни на мгновение, и даже перевести дух генуэзцы никак не могли. Несмотря ни на что, они стояли как каменные стены, и мессир Джанни все время был среди них, уже дважды сменив измятую кирасу.

Когда солнце поднялось над морем уже на две пяди, Мехмед бросил в атаку на башню Романа двадцать тысяч янычар. Ужасный бой продолжался совсем не долго, и атакующие, которым не было конца, своей огромной массой смели защитников боевой площадки на средний ярус, и генуэзцев уже было меньше половины. Император Константин стоял у башни с последним резервом, и когда мы проносили мимо него Джустиниани с расплющенным плечом и разорванным боком, начал взывать к нему остаться в строю, так как без него Константинополь падет. Я не выдержал и успел спросить у последнего византийца, почему по приказу Нотары пушки остались в арсенале, а не появились на валах за башней, но последнему Палеологу было все равно. Едва стоявшие на ногах воины мессира Джанни, усиленные нашими бойцами, почти зубами удерживали неудержимых янычар, пока мы не вытащили всех раненых.

В последний момент и мне пришлось обнажить меч, прикрывая израненный итальянский арьергард, и я даже не заметил, как рядом со мной оказался Влад, уже с красным до крестовины мечом. На нас надвигалась монолитная толпа воинов султана, и отбиться от нее одним рукопашным боем было невозможно. Плечо в плечо, ощетинившись тремя рядами копий, мы в порядке отступили к проходу на валу, наши воины бросили с него на рвущихся вперед янычар сразу десять кувшинов с греческим огнем, и огненная стена закрыла нас на несколько мгновений, достаточных для того, чтобы уйти, а потом завалить деревьями и щитами ставшим опасным проход.

Все было кончено, передвижные группы от Золотого Рога были уже здесь и рассказали, что Константинополь с моря захвачен и четыре генуэзских корабля сожжены в бухте со всеми остальными судами. Конечно, это была совсем не та новость, которую мы не ожидали. Еще две недели назад мы нашли рядом с городом удобное место на Мраморном море, куда генуэзцы перевели пять своих кораблей из двенадцати. К полудню живые и раненые воины мессира Джанни уже были на готовых к отплытию судах, Влад и Джустиниани сердечно, но быстро распрощались, и корабли без помех растаяли в синеве Пропонтиды, еще не контролируемой османами, чтобы благополучно добраться до Генуи.

Почти двести валахов во главе с Владом должны были вернуться в Галату, которой султан, нуждавшийся в европейских купцах как никто другой, обещал неприкосновенность во время штурма. Нам нужно было пройти через весь Константинополь, и мы сделали это бегом, четырьмя группами, изображая османскую пехоту, посланную для охраны дворцового комплекса. Это оказалось не так трудно, как думалось. Столица Византии умирала, во всех домах и зданиях раздавались крики ужаса жителей и вопли радости османов, дорвавшихся, наконец, до обещанного грабежа. Мы бежали без награбленного по давно уже известным до каждого сарая маршрутам, и поэтому до нас никому не было никакого дела. Грабежи и насилия шли во всех дворцах, монастырях, церквах, домах, и нигде не было ни одного места для спасения. По улицам бесконечной вереницей, как домашних скотов, вели жителей города, с угрозами и ударами, и никто из них, оставшихся в живых, не избег своей рабской участи.

Мы благополучно достигли Галаты, ворота в которую охраняли и наши воины, и без шума, группами по нескольку человек вошли в торговое предместье Константинополя. Генуэзским купцам, как и обещал султан, ничего не грозило, и мы, рассказав их старшинам, что Джустиниани и его воины благополучно ушли в Пропонтиду, быстро погрузились на готовые к отплытию бриги, подняли якоря и ушли в Черное море почти сразу перед закатом. Над Константинополем стоял черный дым, сквозь который совсем не было видно жаркого, почти летнего солнца.

У Игнеады мы остановились и забрали на борт четыре пятерки моих мастеров, задержавшихся в Константинополе, для того чтобы досмотреть падение империи до конца. Даже не сняв янычарской одежды, а только выпив чуть ли не по ведру воды каждый, измученные, но живые, слава богу, воины подробно рассказали Владу, Энею и мне, что произошло в бывшей столице Византии с 29 мая по 2 июня 1453 года, и я, как всегда, выслушав мастеров еще раз, подробно записал их рассказ для архива тайной стражи господаря Влада III Дракулы.

Последний император Византии Константин Палеолог был убит или задавлен в огромной груде тел у башни святого Романа, и его опознали только по красным сапогам. Его первый министр Лука Нотара с тремя главными сановниками в целости и сохранности сдал выехавшему в Константинополь 1 июня Мехмеду II огромную государственную сокровищницу Византии, которую тридцать евнухов не могут пересчитать до сих пор. Султан официально помиловал Луку и его вельмож, но уже ночью янычары убили этого предателя и изменника в собственном доме вместе с семьей страшной смертью. Всех оставшихся в живых сто тысяч жителей Константинополя вывели из города и продали в рабство.

Сейчас в опустевшем от византийцев городе второй день идет огромный пир среди трупов, в котором участвует все турецкое войско. Мехмеду II присвоен почетный титул Фатих-Завоеватель. Константинополь переименован в Истанбул, Стамбул, и объявлен столицей Османского государства, которое больше не Порта. Двадцатилетний султан назвал Стамбул столицей мира, матерью Вселенной и алмазом, обрамленным двумя изумрудами и двумя сапфирами. Мехмед II Фатих объявил себя правителем Европы и Азии, а Турцию – империей, и принял ее новый герб и эмблему, прибавив к византийскому полумесяцу османскую звезду.

В самом начале июня грозного 1453 года «Альба Регия» и «Альба Юлия» плыли по спокойному, как стекло, Черному морю, оставляя далеко по левому борту Бургас и Варну. Среди наших воинов не было убитых, а двадцать шесть раненых благополучно залечивали свои колотые и резаные раны. У нас всего было вдоволь – и припасов, и впечатлений, воины отдыхали, обсуждая пережитое, а я перебрался на «Альбу Регию», где мы сидели с Владом и Энеем на корме, вдыхая живительный морской ветер, и я делился с ними своими знаниями и выводами из увиденного, которые потом записал по горячим следам.

Европа не слишком горевала о судьбе Византийской империи, и это было совершенно правильно.

Восточная Римская империя, названная Византийской, просуществовала более тысячи лет как военная и чиновничья монархия. Императора-базилевса сначала провозглашала армия, затем к ней присоединялись сенат и население. Власть в огромной половине Древнего Рима по наследству не передавалась, и попытки некоторых императоров создать династии заканчивались на их детях.

Потеряв в X веке половину своих земель, собранных вокруг Константинополя за семьсот лет, Византия, погрязшая в войнах с европейцами и арабами, которых она высокомерно и оскорбительно называла варварами, окончательно превратилась в империю воровства, продажности и бесконечных интриг. В ней беспрерывно происходили заговоры, мятежи, перевороты и бунты, представлявшие из себя верх коварства, жестокости и цинизма. Самым страшным преступлением в империи было «оскорбление величества». За словесное оскорбление императора, повреждение его скульптур виновные карались четвертованием, обезглавливанием, сожжением заживо, травлей дикими зверями и поркой до смерти, поэтому народ, населявший столицу и окрестности Константинополя, постепенно превратился в население, состоявшее из лицемерных чиновников и покорных им рабов.

Силу Византии давал контроль над мировыми торговыми путями, над средиземноморской торговлей между Европой и Азией, между Западом и Востоком. Всех невизантийцев она считала варварами, которые должны были быть никем в ее составе. Средневековый константинопольский хронист тайно писал о своей империи, и эти слова дошли до тех, кто хотел их услышать:

«После того как армия присвоила себе право возводить на трон людей самого низкого достоинства и звания, любой мог надеяться достичь этого высшего поста в государстве. Чтобы стать императором, достаточно было в нужное время и нужном месте применять подлость, коварство и убийство».

Императоры не считали нужным держать свое слово, любыми способами устраняли конкурентов во власти и претендентов на трон. Правители Византии, не задумываясь, совершали все преступления, подвластные земному и божьему суду, делая это с удовольствием со словами «по воле народа».

Императоры угасающей Византии не могли найти на министерские посты сановников, которые соглашались начинать свой рабочий день хотя бы в полдень. К концу XII века Византийская империя совершенно разложилась, и когда в 1200 году рыцари первого Крестового похода напали на Константинополь, их армия была впятеро меньше, чем византийская, что не помешало крестоносцам разгромить ее вдребезги, взять город и основать в нем Латинскую империю, просуществовавшую более полувека.

Я определил причины гибели Византии, назвав среди главных хамство и издевательства меньшинства богатых над большинством бедных, продажность судей, воровство чиновников, пренебрежение войском и морским флотом. Влад добавил к ним пренебрежение столичного Константинополя к остальным частям империи, а Эней Сильвий, который нравился нам все больше и больше, сказал, что общим благом византийских подданных было объявлено выполнение обязанностей по отношению к империи, которую представляли заворовавшиеся до предела вельможи. Именно это и погубило Византию, о которой никто жалеть не будет.

Секретарь императора Священной Римской империи, которая, как и Византийская, называла себя наследницей и правопреемницей Древнего Рима, не побоявшийся в одиночку приехать в Константинополь, чтобы самому увидеть силу Османской Порты, разговорился с нами от души, признав нас похожими на него и по образованию, и по воспитанию европейцами. С его разрешения я записал откровенные рассуждения Энея Сильвия о том, как он видел происходившие в наших странах события.

«Христианство – это тело без головы, республика, не имеющая ни законов, ни должностных лиц. Папа и император имеют только блеск, который им дает высокий сан. Они не более, как блестящие призраки. Они не в состоянии повелевать, да и повиноваться им никто не желает.

Каждая европейская страна управляется своим государем, и каждый государь имеет особые интересы. Чье красноречие может соединить под одним знаменем такое множество государств, различных по своей природе и враждебных друг другу? Если бы можно было соединить их войска, кто бы осмелился взять на себя обязанности главнокомандующего? Какой порядок учредили бы в этой армии? Кто был бы в состоянии управлять их противоречивыми влечениями?

Кто может примирить англичан с французами, генуэзцев с арагонцами, немцев с венграми, богемцами и дунайскими народами? Если бы мы войну против османов предприняли с малым количеством войск, то единые под одним командованием неверные нас бы одолели. Большое количество наших войск, подчиняющихся самим себе, погубит себя беспорядком».

Я пишу эти слова талантливого Сильвия потому, что они уже не могут ему повредить. Влад, четыре года проведший, как и я, в заложниках у отца Мехмеда, сказал, что новый султан просто не хочет признавать над собой вообще никакой власти, потому что неистовство и непреклонность его страстей неоспоримы. Он думает поставить себя рядом с Александром Македонским и Тамерланом, но тогда ему придется за себя покраснеть. Султан будет побеждать, но только потому, что силы османов, которыми он предводительствует, всегда намного многочисленнее войск его противников. Победы Мехмеда никогда не перейдут Евфрат и Адриатическое море, и пусть он хотя бы справится с иоанитскими рыцарями и персами, прежде чем прорвется через Скандербег и Дунай.

Они сидели и спокойно беседовали о судьбах Европы – князь Влад, которому предстояло еще вернуться в Валахию господарем, и князь Эней Сильвий, чиновник австрийского двора, и никто тогда не мог предположить, что всего через несколько лет эти два человека смогут остановить неостановимый поток Мехмеда II на Европу, и звать их тогда будут совсем по-другому – Влад III Дракула и римский папа Пий II.

Мы спокойно и без приключений проплыли по Дунаю до самой Вены, где распрощались с Энеем Сильвием, договорившись помогать друг другу. Об этом я еще расскажу в своем месте. Известие о гибели одной и появлении другой империи всколыхнуло Европу небывалой новостью, и всем пока было не до грабежей на большой дороге. Доставив Сильвия в целости и сохранности домой, мы вернулись в Хуст-на-Тисе привычным путем и были с восторгом встречены родными и близкими и всей нашей пока еще не полной тысячей, которой нам было о чем рассказать. Опыт осады Константинополя мы изучали несколько месяцев и сделали много полезных выводов для будущего Валахии. Влад с моим участием написал Хуньяди о своей торговой поездке, помня о его советнике при Мехмеде II, и наше удивительное путешествие в Константинополь не вызвало никакого гнева у регента Венгрии, которому было не до того. Пять бочонков с золотом были надежно укрыты в потайном ходе первого Дракона, и до возвращения в Тырговиште оставалось три долгих и коротких года.

Глава 6. Потерянную честь вернуть невозможно, ибо народ на коленях жить не может! 1453–1456 годы

Осенью 1453 года до Хуста дошли речи Мехмеда Завоевателя о новом мировом порядке, устанавливать который он собирался от Дуная: «Наша власть требует, чтобы любая земля, на которую наступил конь султана, навечно вошла в нашу империю. Силу государям дает не корона и золото, а меч и железо».

Мехмед хотел завоевать весь мир, в котором должны быть один правитель, один язык и одна вера. Сразу же после захвата Константинополя, ставшего Стамбулом, Османская империя начала подготовку вторжения в Европу. Османы не воевали холодной зимой, но уже весной 1454 года огромное турецкое войско во главе с султаном отправилось за Дунай добивать северную Сербию, в которой правил Джордже Бранкович, в 1444 году спасший войско Мурада II от разгрома под Варной, не пропустив на помощь Владиславу III и Хуньяди армию албанского князя Скандербега.

Бранкович получил заслуженное возмездие за свое предательство, а османов перед венгерскими землями на Дунае с трудом остановило объединенное войско Яна Хуньяди.

Наши воины в этот поход не ходили. Регент обоснованно боялся, что после ухода его войск к Дунаю Казимир Ягеллончик попытается захватить не только Варецкий перевал, но и все Предкарпатье с Унгваром и Мункачем. Венгерские гарнизоны из карпатских замков ушли на юг, наша валашская тысяча заняла их места, и Хуньяди личным письмом очень просил Влада удержать польские хоругви от удара в его тыл. Это было очень откровенное и дружеское письмо, на которое Влад открыто ответил, что князь Ян может не волноваться за Карпаты, которые мы удержим любой ценой и несмотря ни на что.

Мы встали в Хусте, Унгваре, Мункаче, Рахове и Сваляве, небольшой крепости у Варецкого перевала. В Черновицах, Хотине, Каменце, Баре, Збараже, Калуше и, конечно, Львове, Люблине и Кракове находились наши конфиденты, сообщавшие в Хуст о малейших передвижениях польских хоругвей в сторону Карпат.

Умирать под польскими мечами за венгерскую корону требовал от нас долг, но не отданное Валахии сердце. Мы с Владом решили сделать так, чтобы у Казимира Ягеллончика не возникло даже мысли о захвате Варецкого перевала.

В Кракове быстро узнали, что на всех дорогах из Польши в Венгрию встали сильные валашские отряды, с помощью гуцулов активно укреплявшие границу. Это было правдой, в которой наши конфиденты только увеличили число воинов Влада до семи тысяч. Я с десятью пятерками мастеров тайной стражи незаметно прошел по Карпатам до Черновиц, а затем от Хотина под видом людей Петра Арона имитировал неудачный захват двух командиров польского гарнизона в Каменце, оставив на месте драк неоспоримые доказательства участия в налете господаря Молдовы, являвшейся вассалом Польши.

Казимиру доложили, и мы активно поучаствовали в этом, что Петр Арон в Сучаве и Дан в Тырговиште начали активно обмениваться посольствами, в которых были замечены люди в чалмах. Рыцарь Влад все же запретил мне перехватывать гонцов Дана к султану, посчитав это недостойным, но мои мастера фиксировали передвижение их всех, обычно двигавшихся в Эдирне через Джурджу. Уже в июне 1454 года Дан поздравил великого султана с победой над Византией, и с этого времени его гонцы зачастили в Стамбул, куда была перенесена ставка Мехмеда Второго. Казимир узнал об этом от наших людей, и это ему очень не понравилось. Возможно, он посчитал, что Молдова в союзе с Валахией собирается передаться в подданство султана, и уже в августе втрое увеличил гарнизон Каменца.

Между Краковом и Сучавой разразился огромный скандал, и тут же Влад с тремя сотнями воинов, успешно выдавших себя за три тысячи, совершил демонстративную поездку на Варецкий перевал. С нашей помощью во Львове заволновались торговавшие с Венгрией немецкие и польские купцы, приносившие Казимиру большие доходы, которые попросили короля не ссориться с Хуньяди, успокоить пограничные страсти и не трогать караванные пути. Стараниями Энея Сильвия из Вены в Краков пришло письмо, в котором император предлагал польскому королю поддержать усилия христианского мира в борьбе с сорвавшимися с цепи османами. Ватикан, обеспокоенный угрозами Мехмеда Риму, по собственной инициативе призывал европейских добровольцев поддержать Хуньяди и венгров в защите католической веры.

Подготовленные нами события в благоприятной международной обстановке обрушивались на Краков одно за одним, и летом 1454 года Польша так и не рискнула напасть на северо-восточные земли Венгрии.

В начале осени вернувшийся от Дуная Хуньяди приехал в Унгвар и лично поблагодарил Влада за свой надежный тыл, предварительно убедившись, что у него не семь, а всего одна тысяча воинов. Влад передал регенту мой доклад о контактах Дана с визирями султана, и князь Янош выразил неудовольствие, что его трансильванские воеводы ничего не сообщали ему об этом двурушничестве его вассала.

В ноябре 1454 года регент Венгрии Янош Хуньяди и его король Ладислав Постум объявили Влада Дракулу князем Трансильвании, передали ему в держание часть древнейших румынских земель в Фагараше и подчинили второму Дракону войска Семиградья. Влад должен был не допустить предательства Дана и вступления турок в Валахию, которая должна оставаться вассалом венгерской короны. Интересы Влада и Хуньяди неожиданно пересеклись в Сигишоаре, городе нашего детства. С 1448 года мы не опускали руки в борьбе за Валахию, и это, наконец, принесло обрадовавший нас результат. Мечты о полной независимости родины, окруженной такими соседями, Влад сквозь зубы отложил вглубь своей души.

После королевского указа Влад, я, наши воины находились в радостном возбуждении. Было ясно, что возврат второго Дракона на трон своих предков становится реальным, и мы, после шестилетнего перерыва, можем вернуться на родину победителями не в результате гражданской войны, а с помощью покровителя Валахии.

Сдав свои посты в Карпатах венграм, мы попрощались со ставшим родным Хустом и с золотом, с семьей Влада и нашей знаменитой тысячей через Негрешти, Байю, Клуж и Тыргу примчались в Сигишоару прямо к Рождеству Христову, сразу же установив заставы в Агните и Фэгэраше.

На второй день после прибытия в город нашего детства к нам прискакал гонец с письмом от Энея Сильвия, который сообщал, что по квоте Священной Римской империи назначен кардиналом и переезжает в Ватикан, в котором папа Николай V призвал христианский мир к крестовому походу на Османскую империю, собравшуюся его уничтожить. Сильвий писал, что папа пытался создать союз европейских государей, но дело, как он и думал, двигалось с большим трудом.

Европа ждала новое нашествие османов и все же услышала призыв Ватикана. Ладислав Постум назначил Яноша Хуньяди главным капитаном королевства и главнокомандующим венгерских войск. Сбор крестоносцев был определен весной 1455 года, и сразу же после Рождества в Сигишоаре закипела подготовка к походу. Мы хорошо помнили, что от Сигишоары, куда сразу же приехала моя мать, до Тырговиште, если захотеть, можно было доскакать всего за три дня. Мы хотели этого очень, и до нашего возвращения в Валахию оставался один год.

Весной мы перевели бриги из Тисы по Дунаю в родной Ольт, и плавание под флагом князя Трансильвании прошло без сучка и задоринки. «Альбы» встали у причала в Фэгэраше, немного южнее Сигишоары, и все силы Влада опять собрались в один кулак, удар которого должен был поразить врагов Валахии.

Сбор крестоносцев, несмотря на призыв сменившего Николая папы Калликста, проходил плохо, а вернее никак, что и предрекал Сильвий, и совсем не потому, что с Ватиканом в Европе никто не считался. Просто в середине нашего бурного XV столетия объединить ее было еще невозможно никому.

С VIII века римские папы, викарии Господа Бога, бывшие уже двести лет религиозными вождями христианства, превратились и в светских государей Папской области, в XIII столетии ставшей независимым государством. После раскола 1054 года христианской церкви на римскую католическую и византийскую ортодоксальную вместе с ней раскололась и Европа, запад и центр которой, включая Венгрию, Польшу и Австрию, приняли веру Рима, а восток – Сербия, Болгария и Цара Ромынеяскэ – Византии.

Перед римскими священниками, «власть которых происходила от бога», склоняли головы правители Европы, потому что именно папы короновали королей, благодаря чему они получали высокий статус в христианском мире. Все католические владетельные князья признавали власть Ватикана как универсальный международный авторитет, а после крестовых походов с римскими папами считались вообще все европейские государи.

Однако объединить европейские армии было почти невозможно, особенно после разгрома общего христианского войска в 1396 году у Никополя и в 1444 году под Варной. Никто не хотел признавать над собой никого другого, и с этим ничего было сделать нельзя.

Летом 1455 года войско султана воевало в Албании, но на помощь Скандербегу не пришла ни Венгрия, ни Чехия, ни Австрия, ожидавшие своей очереди к Мехмеду Второму. Вспомогательное войско румелийского беглербега спокойно прошло через Валахию и с помощью Дана попыталось ворваться в Трансильванию. Но мы не пустили его через Карпатские горы, завалив перевалы камнями и взорвав узкие тропы, которые потом пришлось восстанавливать.

Весь 1455 год мы охраняли Трансильванию, учили воинов в восстановленной школе тайной стражи, а Влад и я смогли найти сторонников в высшем боярском совете Валахии, о чем я расскажу позднее.

Легат папы францисканский монах Джованни ди Капистрано собирал в Трансильвании добровольцев в крестовый поход, и такие же легаты Ватикана делали то же самое в Буде, Вене, Праге и Кракове. В крестоносцы отбирали только католиков, и все православные добровольцы шли к Владу, из которых мы формировали отряды для защиты Трансильвании, а лучших и достойных этого мы с господарем отбирали в нашу валашскую тысячу, которая к Рождеству удвоилась. Учеба новых воинов, среди которых были только румыны, шла полным ходом, и дым в наших тренировочных лагерях стоял коромыслом. Школу «Витязи Дракулы» прошли больше половины воинов, ушедших с нами из Тырговиште в 1448 году. В начале 1456 года второй Дракон располагал сильным войском в две тысячи великолепных бойцов, с которыми можно было возвращать трон Мирчи Великого, но Влад не спешил, понимая, что это время вот-вот придет. В начале 1456 года на Европу двинулось новое войско османов во главе с Мехмедом. На этот раз оно атаковало венгерское королевство.

Полторы сотни тысяч акынджи, сипахов и янычар двигались от Эдирне через Пловдив, Софию и подходили к Крагуевацу, готовясь форсировать Саву, а потом Дунай. Мехмед, понимая, что время врываться на огромные польские земли через Карпаты и непокорных ему румын еще не пришло, хотел сначала завоевать северную Сербию, укротить неукротимую Албанию, Черногорию, Боснию, затем захватить Венгрию и Австрию, после чего войти в центральную Европу и покончить с Ватиканом. Лавры Чингисхана и Тамерлана грезились ему, наверно, днем и ночью, но Влад и я были абсолютно уверены, что они не достанутся ему никогда.

Моя группа тайной стражи, быстро завоевавшая сильные позиции в Стамбуле, постоянно направляла в Сигишоару все последние новости из столицы Османской империи. Мы с Владом уже не один раз обсуждали, стоит ли убивать Мехмеда II, как это сделал удивительный ассасин Хасан ас-Саббах с великими сельджуками. Я напомнил Владу о том, что после убийства султана Мурада сербским героем Милошем Обиличем в битве на Косовом Поле в агрессивной политике Османской Порты ничего не изменилось, но князь Трансильвании ответил, что гибель Баязида в железной клетке закончилась двадцатилетней борьбой за власть его сыновей, во время которой Мирча Великий значительно усилил Валахию, которую не атаковали хотя бы от Дуная. Я возразил, что после смерти его деда зараза междоусобицы перебралась из Эдирне в Тырговиште. Мы не пришли с другом к одному мнению, но я запросил у моих мастеров план дворца, который спешно построили для Мехмеда Завоевателя в бывшем Константинополе.

В 1453 году, едва смыв кровь с улиц Константинополя, на площади древнего Форума Тавра был построен Эски-Сераль, в котором Мехмед II жил, пока строился его любимый дворец.

Топ-Капу, ставший главной резиденцией султана, был выстроен на старом Акрополе Константинополя. Дворец состоял из нескольких зданий, соединенных между собой галереями-мобейнами, вокруг которых возвышались тройные стены с двумя башнями. С их смотровых площадок открывался удивительный вид на Босфор, Золотой Рог, Пропонтиду и горы Вифинии.

Дворец Мехмеда был построен на холме, на котором сохранили огромные кипарисы. Его главные ворота Баб-и-Хумаюн располагались у бывшего храма Святой Софии, уже переделанной в мечеть.

Войдя в эти ворота, гости, среди которых, конечно, были мои мастера, шли сначала на большую площадь в окружении кипарисов, а затем по главной алее проходили до второй внутренней стены, ворота в которую охраняли две конические башни.

Эти ворота вели во двор, засаженный кипарисами, направо от них располагались дворцовые кухни, налево находилось здание с большими решетчатыми окнами, в котором расположился прямо под квадратной башней Зал Дивана Османской империи.

От Дивана шла галерея с колоннами к стенам и воротам третьего дворца, по которой имели право проезда только Мехмед II и его визири. За последними стенами располагались дворец султана, его личные покои, Тронный зал приемов, с великолепными изразцами, расписными стеклами и камином, султанские сокровищница, с решеткой за дверью, и библиотека, в которой были собраны уцелевшие после 1453 года византийские манускрипты и рукописи. За дворцом были разбиты сады-террасы с беседками, павильонами, бассейнами и фонтанами.

Весь Стамбул быстро застраивался большими турецкими домами-конаками, несколько из которых принадлежали, конечно, тайной страже господаря Влада.

Традиционный турецкий канак состоял из двух помещений под одной крышей. Двухэтажные мужской селямлик и женский харем соединялись высоко поднятой галереей. Хозяева всегда жили на втором этаже, куда вели особые лестницы. Внизу была кухня, помещения для слуг и хозяйства. В доме делались в два ряда большие окна, балконы, выступы, его венчала высокая крыша, напоминавшая шатер кочевника-тюрка, с трубами от каминов и печей особой формы.

Вокруг дома располагался окруженный стенами большой булыжный двор, куда к селямлику и харему вели отдельные ворота. Во дворе находились цистерна с водой, кухня, сараи, конюшня и баня.

В доме главный зал окружали одинаковые комнаты, в которых вдоль окон возле стен располагались длинные софы, ниши для зеркал, этажерки для одежды, шкафы, жаровни. Полы были прикрыты коврами, на которых хозяева ели на подушках с вносимых небольших низеньких столиков и спали на полу, на выносимых из шкафов матрацах. Зимой дом отапливался каминами и жаровнями-мангалами, окна защищались двойными рамами и ставнями, а летом от зноя его спасала нависающая крыша с балконами. Из двора канака отдельная калитка вела в сад, в котором располагался бассейн-хавуз.

Прорыть подкоп из какого-то канака в Топ-Капу, да еще в покои султана, было нереально, как и устроить покушение на Мехмеда в самом дворце. Я сказал Владу, что убить Завоевателя можно будет намного легче в походе, с чем он без спора согласился, добавив, что сделать это надо будет только во время его нашествия на Цара Ромынеяскэ. Я не спорил. Тайная стража должна обеспечивать действия своего господаря и никогда не давать ему впрямую политические советы, поскольку при этом очень легко ошибиться.

От Крагуеваца Мехмед II с войском в конце весны подошел к сербскому Белому Городу, который мадьяры называли Нандорфехервар. Крепость была осаждена, и пушки османов начали день и ночь пробивать в ее стенах и башнях проломы. Хуньяди с дворянским войском, в которое опять пришлось забрать все гарнизоны из Прикарпатья и Трансильвании, вышел из Буды на юг спасать Нандорфехервар и успел сделать это в самое время. На следующий день после его прихода крепость была окружена османами полностью.

Главный капитан венгерского королевства опять оставил Влада беречь его северо-восточные, а теперь и юго-восточные границы. На огромной территории Трансильвании и Карпат остались только наши две тысячи валахов, которые должны были сохранить здесь мир и покой. Впрочем, в этом году Краков вел себя довольно спокойно, все взоры были прикованы к драме Белого Города, с падением которого османам открывалась прямая дорога на Дунайскую равнину. По приказу Влада обе Альбы с двумя сотнями воинов успели уйти по Ольту на Дунай и встали в устье Тисы, прикрывая ее и Великую реку от возможного прорыва турецкой галерной эскадры, чьи корабли в огромном количестве столпились у Белого Города. Четырем сотням османских судов противостояли сто восемьдесят венгерских кораблей.

Белый Город дрался как лев, но было видно, что он изнемогает от двухмесячного беспрерывного расстрела трехсот османских пушек. Как будто почувствовав это, Влад помог Капистрано, среди крестоносцев которого были почти одни крестьяне, и наши проводники быстрым маршем провели их от места сбора в Тыргу-Муреш через Сибиу, родовые земли Хуньяди и Тимишоару к Белграду. 13 июля после заката «Альба Регия» и «Альба Юлия» атаковали турецкие корабли от Тисы, и во время короткого хаотичного, но шумного ночного боя, отвлекшего на себя внимание османов, десять тысяч крестоносцев Джованни Капистрано с припасами и оружием прорвались в готовую надорваться от осады крепость.

Мехмед II пришел в ярость, и в этот момент Хуньяди, получив помощь, атаковал своими кораблями турецкий флот, который в яростном бою на Дунае потерял восемьдесят судов. Султан в бешенстве перевез на левый, белградский берег Дуная все свои войска, а потом сжег корабли, объявив, что отступления не будет.

В Белом Городе была пятерка моей тайной стражи, привезшая Хуньяди доклад Влада о том, что после взятия крепости господарь Валахии и вассал Венгрии Дан собирается присягать Мехмеду II, и это была чистая правда. Они и рассказали нам о выдающемся подвиге Хуньяди, бывшего душой обороны, и его войска.

На рассвете 21 июля османы попытались ворваться через разнесенные стены в город, но их было всего в четыре раза больше венгров, и бой пошел совсем не так, как в Константинополе. В Белграде в домах не осталось ни одного человека, и отчаянные сербы плечом к плечу с венграми, как каменные стены, встали перед османской тучей. Завалив защитников трупами акынджи, Мехмед бросил в бой янычар, и они, как и на башне Романа, просто проломились своей массой в крепость. Мои мастера, сломав о турецкие шлемы не один из своих мечей, рассказывали, как ужасные клубки из сербов, венгров и турок катались по улицам города то в одну, то в другую сторону непереносимо долго, пока, наконец, остатки янычар не были выбиты за проломы, которые тут же стали заваливать сербские женщины и дети, падая под выстрелами османских лучников, для которых не было ничего святого.

Увидев, как гибнут их семьи, сербы, а с ними венгры и крестоносцы Капистрано, рванулись из города и так ударили на турок, что их с трудом остановил только сам Мехмед Завоеватель, получив при этом не очень достойную рану в ногу «сзади в бедро». Бой закончился ночью, но на рассвете 22 июля великолепные защитники Белого Города вновь атаковали османов и захватили не только их осадные пушки, но и сам лагерь. Османы бежали к Дунаю, как овцы под крики пастухов, и султана от позора спасла только его рана.

Тридцать тысяч османов лежали грудами трупов между Белым Городом и Великой рекой, и никто из защитников не собирался закапывать их трупы, как и мы, не считая султанских убийц за людей. Однако на летней жаре это не кончилось добром, и через десять дней на Белград обрушилась чума. Заболел и Янош Хуньяди, не придав поначалу этому значения, а потом уже было поздно. Через несколько дней после блистательной победы Регент Венгрии и главный капитан королевства умер в Белом Городе, оставив в Буде тринадцатилетнего сына Матиаша Корвина и шестнадцатилетнего короля Ладислава Постума, которому оставалось жить всего один год.

Известие о чуме и болезни Хуньяди в Белом Городе мы получили в самом конце июля, и Влад всего с двумя пятерками тайной стражи помчался в Буду, чутьем Дракона почувствовав, что его время пришло. Я поднял по тревоге всегда готовые к походу две тысячи наших воинов и дал команду «Альбам» переходить из Ольта по Дунаю в Арджеш, а затем в Дымбовице и ждать приказа у Браниште в двадцати верстах к югу от Тырговиште. Не теряя времени, я повел войско к Брашову, в который из Сигишоары вела только одна дорога через Унгру и Мэеруш. Наша застава из Фэгераша быстро взяла под контроль Предялский перевал у Сэчеле, и в тайне удержать наш поход на Тырговиште было невозможно. Мы готовились к бою Данешти и надеялись на быстроту нашего передвижения. Был август, Валахия собирала урожай, и Дану не так просто было вызвать в столицу боярские дружины.

В Брашове в карпатском углу скрещивались торговые пути из Австрии, Венгрии, Львова и Польши, проходившие через Трансильванию и Молдову по Валахии, по Бузеу и Тырговиште на Дунай, а оттуда в Черное море и Азию. От Брашова быстрее всего можно было добраться до Дана через Предялский перевал, где у Азуги и Тохану Но погибли наши отцы. Еще одна дорога шла через замок Бран на Кымпу-Лунгу и потом по реке Дымбовице к Тырговиште, но она занимала больше времени на день, который мог решить все. В надежде, что Влад нас догонит по дороге, я с воинами быстрым маршем прошел сто пятьдесят верст от Сигишоары через несколько возбужденный Брашов до Предяльского перевала, от которого до столицы оставалось почти столько же.

Не теряя времени, мы двинулись дальше, и у Синая, слава богу, войско нагнал возбужденный Влад. Сразу же за Рупэа на него было совершено покушение. Передовая двойка мастеров обнаружила двадцать убийц сразу же за поворотом на Хоморуд, которые попытались прорваться к Владу, скакавшему с восемью воинами на расстоянии полета стрелы от шедшего уступом дозора. Влад, увидев, что врагов всего вдвое больше, даже не остановился, в короткой сшибке он и мои мастера за два удара перебили нападавших, оставив в живых одного из убийц для моего допроса. Я быстро выяснил, что засаду оплатили брашовский купец Николае ди Визакна и Гереб де Вингард из клана Хуньяди. Покушение было странное, и Янош Хуньяди был здесь явно ни при чем. Возможно, это было сделано по соглашению кого-то из брашовцев с Даном, не хотевших появления второго Дракона в Валахии. То, что османы после ее захвата в первую очередь возьмут под контроль всю торговлю, в расчет не бралось. Я уже давно заметил, что многие богатые и властные люди не рассчитывали свои действия хотя бы на несколько шагов вперед, и до сих пор не понимаю, почему они этого не делали, часто теряя из-за этого не только богатство, но и жизнь.

Нам было не до выяснения причин покушения на Влада, слава богу, находившегося в окружении преданных ему воинов. Он рассказал, что прибыл в Буду в один день с известием о смерти Хуньяди. Он тут же договорился с растерянным от свалившейся на него ответственности за Венгрию юным Ладиславом о том, что попытается взять власть в Тырговиште.

Окружение короля в Буде понимало, что после смерти Хуньяди страну ждет какой-то период властного хаоса, который вызовет вмешательство в ее политическую жизнь императора Священной Римской империи Фридриха III, а Мехмед II – совсем не тот султан, который будет тянуть с отмщением за разгром у Нандорфехервара, располагая неограниченными людскими ресурсами. Видя, что в Европу через Белград и Буду ему пока не прорваться, Мехмед пойдет на Венгрию через Трансильванию, с учетом, что Валахия Дана не окажет ему сопротивления.

Не встречая никакого отпора даже в Фиени и Дайчешти, наше войско прошло оставшиеся шестьдесят верст до Тырговиште и 20 августа 1456 года без боя вошло в столицу Валахии. Дело было не только в том, что из-за уборки урожая Дан не смог собрать боярские дружины, а количество своих людей у него не превышало количества наших. За двадцать дней, прошедших после смерти Хуньяди до нашего прихода в Тырговиште, Дан мог организовать оборону, но верховный боярский совет раскололся на две части. Валахия не хотела идти в рабство к Османской империи, куда ее с размаха толкали Данешти, да и наши переговоры в 1455 году с боярами не прошли даром. Страна явно не хотела новой междоусобицы под угрозой турецкого нашествия, и большая ее часть была за возвращение ничем не запятнанного сына Дракона на трон своих предков.

Мы взяли под контроль волновавшийся Тырговиште и встали напротив господарского дворца Мирчи Великого, перед которым уже выстроились люди Дана, собравшего всего полторы тысячи воинов, многие из которых смотрели в землю. Валахи не хотели рубиться с валахами, и Влад вызвал Дана на поединок.

Исход боя был очевиден. Великолепный воин через двадцать мгновений зарубил убийцу наших отцов, и все было кончено. Я старался понять поведение подобных Дану людей, но это получалось у меня плохо. Дан мог добровольно отречься от престола, и, возможно, Влад сохранил бы ему жизнь, а мог с казной бежать хотя бы в Джурджу, что, в общем-то, было обычным делом для Данешти. Враг Влада не сделал ни того, ни другого и был зарублен на глазах всей Валахии. Позже, когда я уже хорошо знал многих правителей Европы, они сами в минуты откровенности говорили мне, что просто не могут отказаться от власти даже под угрозой смерти. Манипулирование судьбами многих сотен тысяч подданных для них нельзя было заменить ничем, и я был полностью согласен с Владом, говорившим, что с ними договариваться бесполезно.

Восьмилетнее отсутствие второго Дракона на Родине закончилось победным и бескровным возвращением, к которому мы все стремились со всей душой и которого, наконец, добились. Перед двадцатипятилетним Владом лежала Цара Ромынеяскэ, и он очень хотел сделать ее единой и счастливой. Во время поединка второго Дракона с Даном на синем небе Валахии из ниоткуда появились и застыли над Тырговиште даже не одна, а две кометы. Влад сказал, что даже небо поддерживает его труды, и очень обрадовался.

Раздел II. «Хочу Румынию и счастье народу!» 1456–1459 годы