Сестра что-то отвечает спокойно, ее выдержке можно позавидовать. У меня же гул в ушах стоит и сердцебиение бешеное. Безнадега на плечи наваливается! Я чувствую себя старой и вмиг обессиленной. Словно соки все выкачали. Руки опускаются и беспомощно вдоль тела болтаются. Справиться с собой не могу. Жизнь кончилась, всё было зря.
— Как только умудряются деньги проносить! Не шмонать же? — психует отчим. — Видимо, придется.
Я плачу.
— Крыска у нас в семье завелась, — продолжает Ментовский, присвистнув. — Наглая мелкая морда. Кормишь ее, одеваешь, а она из семьи тащит. Двадцать тысяч сп***ила. Ну ничего, эти деньги в бюджет пойдут. Знаю, на что их потрачу.
Обида и боль достигают максимума. Хуже просто не бывает! Несправедливость такой силы, что выдержать ее просто невозможно.
— Это мои деньги, я их сама заработала. Верните их! — кричу я, как маленькая капризная девочка.
— А то что? В полицию позвонишь? — усмехается отчим.
Его ухмылочка рождает злость, которая вскрывает резервы.
— Может, и позвоню, — рявкаю я, прищурившись. — Сегодня на хуторе много краснодарских ментов. А знаешь, откуда они узнали о поджогах? Я подслушала твой разговор и предупредила хуторских! Они. Были. Готовы. И я буду молиться в твоем любимом храме, чтобы тебя поимело всё твое начальство по возрастающей! Пусть Боженька меня услышит!
Выпаливаю это на одном дыхании и тут же жалею. Мать вскрикивает. Варя закрывает рот ладонью. Глаза Ментовского наливаются кровью. Он идет ко мне и размахивается.
Глава 27
Я не собираюсь стоять и ждать, пока меня выпорют. От страха, правда, едва соображаю, что делаю. По инерции двигаюсь: назад отпрыгиваю и чуть не падаю, запнувшись.
Мама и Варя подбегают ко мне и заслоняют собой.
— Сёма, Сёмочка, не бей ее, дурочку! — кричит мама. — Маленькая еще! Сёма, родной, она врет! Она пошутила!
Они ругаться начинают, а у меня руки дрожат. Страх липкими каплями вдоль позвоночника катится.
Он хочет меня побить. Физически. Еще немного, и он меня ударит!
Варю отталкиваю аккуратно — она-то куда лезет перед злым мужиком беременная! Совсем спятила!
Мама тем временем умоляет это чудовище прекратить. На руке его висит, в глаза заглядывает. Он ее стряхнуть пытается как прилипший банный лист.
— Сёмочка, любимый, давай поговорим спокойно! Не нужно бить! Деньги эти забери себе, Марина еще заработает. Иди в дом. Я сама с ней решу. Иди же!
— Пусть она выметается отсюда и валит на все четыре стороны! — ревет отчим. — Видеть мерзавку не могу! Прибью, ей-богу!
Я глаза вскидываю. Мне только этого и нужно!
— Нет-нет-нет, только не выгоняй ее. Она исправится, вот увидишь!
— Я уеду, — говорю решительно. — Деньги отдай, и уеду.
— Ты вообще понимаешь, сука, что наделала? — орет отчим. — Как меня подставила? Что теперь с нами со всеми будет?! Если узнают, что через меня информация утекла, мне голову оторвут! Хорошо, если просто уволят.
— Отдай мне мои деньги! Просто отдай и больше меня никогда не увидишь! — кричу я. — Плохо мне здесь. Я... хочу по-другому. Боже, если бы папа был рядом, он бы никогда не допустил, чтобы в моих вещах копались! Чтобы мои деньги брали без спроса!
— Но его нет! — зло обрывает меня мама. — Из-за вашего любимого отца нам пришлось сбежать сюда. Извинись перед Семёном немедленно! У него сердце доброе, он простит!
Я отрицательно качаю головой.
— Да ни за что!
Мама поворачивается, размахивается и влепляет мне пощечину. Щеку обжигает нестерпимая боль.
— Неблагодарная, глупая! Ты никогда отсюда не уедешь? Поняла?! — Мать хватает меня за плечи и начинает трясти. — Никогда и никуда! Забудь уже! Я вас обеих не отпущу!
— Нам давно не угрожает опасность, мама! — тараторю я, пытаясь вырваться. — К нам никто ни разу не приехал. Боже, да всем на нас плевать! Отец давно решил свои проблемы! Нам необязательно тут торчать всю жизнь! В рабстве у этого!
Мама в ответ отрицательно качает головой.
— Не пущу! Богом клянусь, не пущу тебя! Лично буду следить за тобой каждую секунду. — Она силком обнимает меня и к себе прижимает. — Вещи твои перетряхивать. В чай лекарства подмешивать... — Осекается. — Ты мне потом спасибо скажешь. Но не отпущу.
— Что? Какие лекарства? — морщусь я, резко оттолкнув эту женщину. — Ты мне что-то подмешиваешь? Зачем?!
— Ты никуда не поедешь! — У матери начинается истерика.
— Это мы еще посмотрим! — выкрикиваю я.
Разворачиваюсь и бегу к выходу. Вырываюсь на улицу и несусь в переулок. Подальше от этого места! От этой жизни!
— Марина! — кричит вслед Варвара, но я не реагирую.
Не хочу ничего слышать. Не хочу ничего понимать! Я думаю о деньгах, только о них одних. И о том, как тяжело они нам с Варей доставались. И что теперь с самого начала начинать. Только где хранить? Как прятать? Как вообще жить с этими людьми под одной крышей?
Боже, ну почему я не послушала Данила, не взяла его подачку и не уехала сегодня утром?! Была бы уже далеко, ничего бы этого не знала.
Я бегу долго, легкие обжигает, пульс частит. Сама не замечаю, как оказываюсь на молокозаводе. Где-то поблизости курят и смеются малолетки, я прячусь в развалинах и рыдаю от жалости к себе. Смотрю на свои руки — потемневшие от работы в теплицах пальцы, которые не отмываются. И плачу. Плачу. Ненавижу это место!
Господи, папочка, любимый, ну почему ты не приехал? Ты ведь обещал! Услышь меня, забери к себе!
Мама проговорилась, что подмешивала мне что-то. Догадка опаляет огнем. Чтобы я завалила экзамены и осталась здесь? Мой отец был бухгалтером, мы были дружной семьей, пока однажды он не собрал нас и не отвез в станицу, где когда-то давно жила сестра его бабушки. То, что он кому-то не угодил, было понятно. Но с тех пор прошло много лет. Если бы хотели, нас бы нашли. А мы всё прячемся.
Мама не разрешает говорить об отце, эта тема — табу. А я так устала от запретов! Мы будто с Варей из воздуха появились.
Я ведь не собираюсь выпячиваться. Устроилась бы в каком-то небольшом городе. Могла бы закончить училище и стать тоже бухгалтером или учителем. Да кем угодно!
Поджимаю колени и качаю головой. Мама меня не отпустит, все ее обещания, что я уеду позже, — наглая ложь.
Заглядываю в сумку — батарея у телефона почти села. Читаю сообщение от Вари:
«У нас всё нормально, приходи через два часа. Мама его успокоит».
Вздыхаю. Не жизнь, а кошмар.
Домой идти совсем не хочется. Противно. Я чувствую себя преданной. Бреду на остановку и жду междугородний автобус. Еду на нем около часа куда глаза глядят, выхожу у какого-то придорожного кабака вместе со всеми — водители собираются поужинать. Думаю, здесь меня не найдут. По крайней мере не быстро. Можно отсидеться, подзарядить телефон.
Место, конечно, не такое красивое, как то, куда привозил меня Данил. И рядом не стояло. Но и цены здесь ниже.
Я покупаю два жареных пирожка с картошкой, кофе, сажусь в дальний угол и пялюсь в окно.
Темнеет.
Мне немного жутковато находиться в незнакомом месте одной. Мама всегда переживала за нас с сестрой, ее страх в моих венах, он с кровью поступает в каждую клеточку. Мы с сестрой те еще трусихи обе. Но с другой стороны, если я трясусь от страха в придорожной кафешке, как собираюсь жить одна в большом городе? Надо быть сильной и смелой.
Зарядки, к сожалению, подходящей в кабаке нет. Приняв решение не пороть горячку, я провожаю водителя и пассажиров глазами. Даже белья у меня сменного нет с собой, какой уж тут побег!
Просидев у окошка больше часа, я выхожу на улицу. Пора двигаться. Может, на хутор податься? Поискать Данила?
Унизиться и попросить денег? А какие у меня, блин, варианты? Вытираю щеки и открываю телефон. Батарея еле дышит, осталось семь процентов.
Я снимаю блокировку с контакта Данила.
Вдох-выдох. Набираю его номер. Идет гудок, второй. Я всхлипываю и сбрасываю.
Боже...
— Девушка, вас подвезти? — слышу незнакомый мужской голос. — Такая красивая и совсем одна на трассе.
— Я друга жду, — отвечаю резко. Ежусь неприятно. В сторону кабака оглядываюсь.
Это платье красное, для свадьбы, как яркое пятно здесь, глаза мозолит водилам и работягам.
Ко мне подходят трое мужчин.
— Составить компанию, красавица? — насмешливый голос режет перепонки.
— Мой отец мент. Вам проблемы нужны?
— Какая дикая кошечка.
— Хоментовский Семён, слышали о таком? Он за меня вас на плахе вздернет.
— Хоментовский? — переспрашивает один из мужчин. — Хома наш? Конечно, слышали! Какая у него взрослая и красивая дочка есть, оказывается. Мы с Хомой давние друзья. Отвезти тебя к папочке? — криво улыбается он. Как-то не внушающе доверия.
Я делаю еще один шаг в сторону кабака. Крепко сжатый в руке телефон вибрирует.
Глава 28
Часом ранее
Пашка
На телефон сыпятся сообщения: «Всё ок». От каждого нового вздрагиваю — мало ли что.
На десятом выдыхаю. Полет нормальный, ничего нового страшного не случилось. Поднимаю голову и слушаю отца, который атакует Данила.
— Данил Андреевич, надо. Надо, парень, в таком деле нельзя отказывать. Доверие нужно заработать, просто так его никто здесь не подарит.
Миронов курит, опершись спиной о забор. Смотрит куда-то вниз, на свои ботинки.
— Спасибо, Иван Ильич, я сегодня мимо, — говорит хрипло. — Устал как животное.
— Одумайся, сынок. Операцию провернули убойную, нужно дело до конца довести. Красиво всё сделать. Мы ждем, чтобы ты выпил с нами.
На площадке у усадьбы расставлены столы, щедро накрытые едой. Густо пахнет жареным мясом. Кое-где висят неубранные шарики. Все причастные и желающие угощаются и пьют за здоровье нового Кулака — начали еще час назад. Мы с Данилом и Егором только приехали из станицы, кое-как вырвались из полицейского участка.
Мы теперь практически на все дела ездим втроем: Данила одного оставлять опасно. Ему вот только расправой не угрожали, а так — и урожай спалить, и землю отобрать, и жизнь в ад превратить. Бережем босса.