Марина смотрит перед собой, головой качает.
— Ну как же вы так! — сетую я. — Вчера мир и любовь, планы домой вместе ехать, а сегодня? Семь утра, вы уже в пух и прах!
— Он шлюхой меня назвал, ты же слышал, — шепчет она растерянно. Ежится, будто замерзла.
Понимаю, на что Миронов клюет снова и снова. Хрупкая, беззащитная. Сам хочу ее обнять и закутать. Но со мной подобные фокусы не работают, я одет легко и точно знаю, что в кафе не холодно.
— Я поверить не могу. От кого угодно эти слова для меня ничего бы не значили. Но от него... Паш… — Марина вскидывает на меня глаза. — Он правда так думает?
— Данил?
— Ну а кто еще?
Зашибись... Они ссорятся, мирятся, а я крайний.
— Думаю, что нет. Он сгоряча, Марин. Я уверен, что сгоряча. Данил вспыльчивый, но отходчивый. Его доводить не надо.
— Понятно. Не замечала.
Она кладет еще одну ложечку сахара в чай. Это пятая по счету. Делает глоток. Морщится. Снова тянется к сахару.
— Размешай, — подсказываю.
— Что?
— Размешай сахар. Тогда сладко будет.
— А. Да, точно. — Марина начинает послушно мешать. — Паш, это правда? Он Миронов? Мой Даня — это Новый Кулак?
Снова вскидывает глаза. Они у нее такие испуганные, что не по себе становится. Истерика закончилась и уступила место принятию.
— Правда, — киваю. — Самый настоящий старший сын Кулака. Кровный наследник. Родион укатил обратно в Черногорию, у нас всех только Данил сейчас и остался. Ты себе даже не представляешь, как его дома ждут. Пока он километры накатает в отпуске.
— Я не знала.
— Все знали, кроме тебя. Наверное. Марин, ну что ты как маленькая, по нему же видно. Ну какой из него работяга? Данил даже смотрит как босс. Я иногда слова забываю под его взглядом.
Она снова ежится и сжимается в комочек. Твою-то мать!
Но нет, я не поддамся! И не повезу ее дальше путешествовать. Хватит с нас катаний.
— Мы фамильярно общались, — тихонько говорит Марина. Будто мышка пищит. А еще недавно такой бравой была, шаурму у меня воровала. — Он... Я думала, что мужчины типажа Мироновых никогда панибратства не допустят. А он всегда простым был... Персики мои воровал, воду пил. О боже, он же жениться собирался! И мальчишник... Получается, там его мальчишник был? Мамочки! Так он что, женится?
Лучше бы сахар дальше переводила.
— Он бросил хорошую девушку, которая его любила. Из-за тебя.
Бросаю взгляд на часы. Сегодня дел много перед самолетом, мне бы ее на вокзал отгрузить и вернуться. Да куда в таком состоянии!
— Как думаешь, он никогда меня не простит? — спрашивает Марина.
— Смотря за что. Но ты лучше мне ничего не говори, это не мое дело. Я вообще вмешиваться не собираюсь в ваши отношения. Моя задача — тебя на вокзал доставить. Дальше сама смотри по обстоятельствам.
— Что бросила его.
Капец. Делаю вдох-выдох.
— Паш, ты передай Дане, — спохватывается Марина, — что Кулаку... то есть Данилу снова какие-то гадости готовят. Мне сестра звонила, рассказывала, что отчим потирает руки, дескать, скоро сошлют Мироновых с хутора.
— Мы знаем. Данил суд проиграл позавчера.
Она вздрагивает.
— Какой суд?
— Первую инстанцию. По земле. Готовимся ко второй.
— Как проиграл? Я знаю, Шубины пытаются доказать, что якобы Кулак несколько лет назад забрал землю у их деда нелегально. Что-то темное с датой смерти.
— Да, так и есть. Суд признал сделку Андрея Миронова и старого Шубина недействительной. Раз человек умер в тот день, значит, подпись поддельная стоит. А раз эта доля выкуплена неправильно, значит, и все остальные тоже.
— Но ведь... он мог сначала подписать, а потом умереть!
— Так и было. Кулак, конечно, жесткий мужик был. Но не вор.
— Нужно просто провести экспертизу.
— Суд отказал в экспертизе.
— И что теперь? У Данила заберут хутор? А куда люди пойдут? Что дальше?
— Это только первая инстанция. Пока продолжаем судиться. Данил бегает, ищет выходы в Верховный суд. Чтобы Москва взяла под контроль. Если Москва возьмется, то есть шанс на честное решение. И экспертизу.
— Он ничего мне не рассказывал. Я даже и подумать не могла, что он судится. И что... проигрывает.
— Данил... сложный, Марина. Будем смотреть правде в глаза: слишком для тебя сложный.
Она допивает свой приторный чай. Так и есть, на дне гора сахара. С этой девицей не разбогатеть. Я наливаю ей из чайничка еще.
— Мы долго к нему присматривались, а он к нам, — рассказываю весело. — Всё нас купить пытался, — смеюсь, вспоминая, как мы его поломанного из толпы вытаскивали. Он потом хотел всем заплатить. Стыдно было перед пацанами! Можно подумать, за бесплатно бы его там умирать бросили. — Пихал деньги за всё подряд, обещал золотые горы. Повторял, что если нам с парнями Шубины предложат взятку, то нужно ему рассказать, он больше даст. Боялся, что продадимся.
— И что? Предлагали?
— Конечно. На хер пошли все. Данил будто считает, что дружба и любовь продаются. Ты знаешь... я тут подумал... Он, наверное, не хотел тебя покупать. Отсюда и его дебильная игра в молчанку.
Марина опускает голову и начинает плакать.
— Он придурок, — говорит сквозь зубы. — Я никогда его не прощу.
— Полный, — соглашаюсь. — Поэтому лучше держись от него подальше. Спокойнее будет.
— Хорошо. А ты?
— А я сейчас тебя отвезу и пулей к Миронову. Сегодня еще дел много. Да и я, удивительно, но успел по нему соскучиться.
Мои слова Марину почему-то сильно расстраивают.
— Не плачь, всё будет хорошо. Он тебе ничего не сделает, я уверен. Ну не любишь ты его, бывает. Данил мстить не станет. Поехали, времени в обрез.
— Господи, он какое-то чудовище! Как ты с ним вообще дружишь?
— Станешь тут чудовищем, когда тебя то убить пытаются, то подкупить, то разорить. Это даже хорошо, что вы расстались. Данил сейчас работать будет много, ему не до свиданий. Мы всё же надеемся, что не придется дом менять. И наверное, он единственный, кто сумеет отвоевать землю.
Это был самый долгий час за последнее время! Всю дорогу до вокзала Марина без остановки засыпала меня вопросами. Про родителей Данила, про Злату, про всё на свете. Отвечал коротко и обтекаемо. Я ж не знаю, чего в итоге Данил хочет. Что можно говорить, а за что мне прилетит.
Не нужно было, наверное, и про суд ей рассказывать. Но мне хотелось хоть как-то обелить босса. У Данила и правда сложный период... а он на удаленке из-за этой пигалицы!
Глупая была идея ее куда-то везти, надо было денег дать и отправить. Но раз решил, что теперь. Мое дело — прикрыть Миронова. Сдаваться он не собирается, и связи в Москве у него действительно есть. Авось выплывем!
Команды сидеть с Кузнецовой и ждать поезда не было, поэтому я благополучно оставляю девушку на лавке в зале ожидания. Желаю удачи.
Уже выходя из зала, почему-то оглядываюсь и смотрю на нее. Взволнованную, напуганную, какую-то жалкую. Глупая. Всё бы у нее в жизни могло быть, просто потому что в нее влюбился Данил Миронов. А теперь она одна. Куда поедет? Что делать станет?
Не мое дело. Всех не спасешь. Пусть ей очень сильно повезет в жизни.
Во второй раз.
Глава 50
Пашка
Нахожу Данила в его номере. Вернее, в их с Мариной номере, который мне было велено забронировать именно в этом отеле. Обязательно с красивым видом из окна и ванной, потому что кое-кому приспичило поплескаться в пене.
Кое-кому — это не Миронову, разумеется.
Данил сидит в кресле, уткнувшись лбом в ладони. На мое появление практически не реагирует. Лишь слегка мажет взглядом. Мне кажется, или у него глаза покрасневшие?
— Ты пьяный, что ли? — спрашиваю, с трудом скрывая разочарование в голосе.
В номере есть отличный бар, я в курсе. Цены, правда, там бешеные. За углом супермаркет, где то же самое бухло можно купить в три раза дешевле, — я сравнил на всякий случай.
Данил качает головой. Трет лицо, словно очнувшись. Тоже бледный, как эта малолетка.
— Я? Нет. Собирайся, у нас же встреча с Буровым, — говорит бесцветным голосом. — Ты документы распечатал?
— Вчера еще. Я-то собран, Данил. Тебе бы тоже. В порядок себя привести.
Миронов поднимает на меня глаза, они у него мертвые.
Не по себе становится. Злость берет на девчонку эту, ставшую вдруг роковой для него. И как бы не для нас всех, хуторян, вместе взятых!
— На вокзал ее отвез? — спрашивает Данил, поднимаясь и подходя к шкафу. Достает вешалку с костюмом.
— Да, купил ей билет на поезд до Ростова.
— Денег дал?
— Да.
— Сколько?
— Двадцать.
— Кинь на карту еще. Столько же.
— Она эти-то брать не хотела, пришлось силком в карман запихивать, — возражаю я. Да и лишнее это, по-моему.
— Кинь. Пропадет дура. Если вернет, снова кинь. В этой битве ты должен одержать победу. Я в тебя верю, — добавляет Данил равнодушно.
Я киваю. Он бросает костюм на кровать и подходит к окну.
— Щас я соберусь. Две минуты. Блть.
— Данил...
— Всё рушится, какая-то жопа по всем фронтам. Жить не хочется.
Я молчу.
Данил возвращается к кровати, садится и склоняет голову. Уровень неловкости зашкаливает. Таким я его не видел ни разу. Даже когда в тюрьме сидели побитые, он смеялся. Когда хутор охраняли, пожар тушили — его глаза горели решимостью. За ним идти хотелось хоть на край света. В который раз убеждаюсь, как много в нашей жизни зависит от внутреннего настроя. Вся наша сила, уверенность, красота... — всё изнутри исходит.
— Данил, что я сделать могу? — стараюсь говорить четко и без эмоций. Не выказать панику, которая за горло хватает.
— Подожди внизу, пожалуйста, — отвечает он спокойно.
Я с места не двигаюсь. Чёрт! Чёрт, никогда не думал, что скажу подобное, но...
— Данил, может, догоним ее?
Миронов поднимает глаза. Я выдаю на одном дыхании: