Твоя жизнь может стать исключительно хорошей и не лишенной радости, если ты искренен и открываешь свое сердце перед ближним. Тогда он тебя полюбит. Скажи ему, что ты боишься, волнуешься, что чувствуешь одиночество, хочешь больше любви, скажи ему все, что чувствуешь, и другой должен быть уж очень безсердечным, чтобы ответить тебе:
— Иди отсюда!
Он не скажет тебе этого. Так давайте же выражать свои настоящие чувства, и тогда наша жизнь станет исключительно богатой и красивой. В какой-то момент надо перестать говорить то, что говорят другие, и сказать то, что чувствуем мы.
Христос спросил Своих учеников:
— Что говорят обо Мне люди? — И затем спросил их: — А вы что говорите обо Мне? (ср. Мф. 16, 13–15).
Оставь других, вот ты и я — как мы с тобой? Счастливы ли мы?
Лучше всего на свете — быть счастливым со своим ближним и по-настоящему знать друг друга. Открывать свое сердце, говорить ему, и чтобы он говорил тебе.
Все люди хорошие, стоит нам только иметь мир с Богом и самими собой. Тогда мы всех любим и всех понимаем. Я молюсь, чтобы и мы так насладились в жизни, чтобы стали понимать боль ближнего и укреплять его.
Литургия называется также Евхаристией. А почему? Потому что мы благодарим Бога. Это момент, когда ты идешь без всяких жалоб и говоришь:
— Боже мой, благодарю Тебя, что Ты Бог неизреченный, неисследимый, невидимый, непостижимый, вечно существующий и всегда один и тот же, Ты и Единородный Сын Твой и Святой Дух Твой. Ты из небытия привел нас в бытие, и падших снова воздвиг, и не перестал делать все, пока не возвел нас на небо и не даровал нам Твоего будущего Царства. За все это благодарим Тебя, и Единородного Сына Твоего, и Святого Духа Твоего, за все оказанные нам видимые и невидимые благодеяния, о которых знаем и о которых не знаем[4].
Господи, Ты подал нам исключительно много даров, а мы неблагодарны, уже сейчас дал нам рай, дал счастье, здоровье, дал нам и болезни, чтобы мы с терпением выдержали их и справлялись по жизни со всем. Дал нам надежду воскресения, дал нам многое.
Жизнь не мрачна, а красива, когда ты красив и выдерживаешь боль по жизни с хладнокровием.
Наш ум должен открыться, ибо он у нас закрыт. Один человек как-то позвонил мне из США и сказал:
— Мне нравятся твои передачи.
— Почему?
— Потому что ты open mind.
— А что это?
— У тебя открытый ум.
— Ну а какой же еще у меня должен быть ум? Мы ведь в Церкви, разве ум наш не должен открываться? Что ты имеешь в виду, говоря open mind?
— Что ты понимаешь, что происходит в обществе, мире.
Но ведь мы живем в мире. Так, однажды одно малое дитя пришло, и я спросил его:
— Что с тобой?
— Не надо, отче, у меня трудности!
— Да ладно, а сколько тебе лет?
Конечно, ему было лет пять или немногим больше. Но и у малого ребенка есть трудности. Пятилетний, и он говорит мне о своих мучениях.
Спросил я и другого ребенка:
— Хочу спросить тебя, дитя мое: а почему ты совершаешь грехи?
И он дал мне вот такой ответ, хоть и был маленьким:
— Потому что это хорошо!
И как мне после этого приводить ему аргументы? Он меня обезоружил. Я сказал ему:
— Что ты сказал?
— Это хорошо — совершать грехи, отче! От этого чувствуешь себя хорошо! Грехи — это хорошо!
Искренность. Я мог бы заругать его, однако утратил бы контакт с ним, и я ухватился за это и сказал себе: а могу ли я дать этому ребенку что-нибудь лучшее, чтобы он бросил сладость греха? Вопрос не в том, чтобы сказать ему: «Знаешь, то, что ты сделал, это грех!» — а объяснить, как другому юноше, что Святое Причастие слаще той чаши, из которой он опьяняется по вечерам в питейном заведении. Однако тут должны быть не одни только слова. Когда я стал говорить ему, он сказал мне:
— Отче, брось ты эти проповеди! Ты можешь доказать мне это на деле? Показать Церковь или друзей, которые, когда приду к ним, будут любить меня и будут нормальными людьми?
«Нормальными людьми», — сказал он мне. Я сказал ему:
— А они какие?
В Церкви есть такие, которым говоришь, но они не понимают, что ты им говоришь, словно витают где-то в другом месте… А мы, взрослые, делаем вид, будто не понимаем, что происходит.
Итак, стоит зажить хорошей жизнью, и, думаю, если каждый увидит, что надо изменить у себя дома, то найдет секрет счастья своей семьи. Не существует одного совета на всех, потому что у всех все бывает по-разному. Одному я скажу: «Оживи немного свои отношения», другому: «Сиди почаще дома», поскольку он там отсутствует, а третьему: «Выйди немного из дому, ты же сводишь с ума свою жену, дай ей побыть чуточку на свободе!»
Я не могу дать всем один и тот же совет. Знаю только, что любовь изобретательна. Кто любит, тот находит, кто любит, у того найдется рассудительность, чтобы знать, что ему делать в каждый конкретный момент. Нужны простые вещи. Тогда жизнь становится сладкой, как пирожное и рахат-лукум. Жизнь прекрасна, и чтобы мы, когда придет время умирать, говорили: «Жизнь моя была хорошей, она стоила того, чтобы ее прожить. Чемоданы мои полны: трудности, радости, скорби, счастье — все это у меня было. Вот такой была моя жизнь».
Не ждите другой жизни здесь, на земле, что в какой-то момент все вдруг станет розовым. Розово все в раю, а в этой жизни мы пройдем и через боль, и через горечь, и мы должны знать, что это естественно. Если наш помысл исправится, тогда и прочая кривизна выпрямится. Мы всё будем видеть правильно, без жалоб и ропота. Ропот все затрудняет.
Благодарность и славословие Бога — вот философия Церкви. А мы делаем обратное: «Что делать, отче? Проблемы! Проблемы!» Ты постоянно чувствуешь это, а потом оно превращается в наркотик для тебя, ты без этого уже не можешь, не можешь без проблем. И когда у тебя нет проблем, ты говоришь: «Странно, что проблем нет! Мне кажется, Бог вскоре накажет меня, то есть что-нибудь случится послезавтра. Что, у меня нет проблем целых пять дней? Да как же это так? Парадоксально! Мы с мужем уже три дня как не ссорились? Мне словно чего-то не хватает!»
Ну если не хватает, тогда вечером это у тебя будет, ты ведь умеешь заварить кашу.
Один человек выращивает апельсины в Аргосе[5]. Он молится о двух вещах в своей молитве. Завидев меня, он отводит меня в уголок и говорит:
— Иди сюда, я должен тебе что-то сказать, отче!
Я знаю, что он мне скажет.
— Помолись, чтобы не попáдали мои апельсины! И чтобы работала поливальная машина!
Это его первое «мучение». И второе «мучение»:
— Помолись, чтобы жена не ворчала! Она же с ума меня сводит!
Апельсины и чтобы жена его не ворчала:
— Ждет меня дома, сама поела, встанет у стола и только и делает, что ропщет, все у нее не так. Я этого не выдерживаю!
К сожалению, действует только молитва об апельсинах, а о госпоже я еще не смог умолить Бога…
Но и молитва не может быть услышана насильно. Однажды я сказал: «Боже мой, молю Тебя, сделай так, чтобы изменилась жизнь всех моих друзей и людей, слушающих радиопередачу». И Бог говорит: «Не понял! То есть что, ты хочешь, чтобы они не научились ходить сами? И чтобы получали всё готовеньким? Нет, они будут ходить собственными ногами, Я подам им руку, подниму их, чтобы они веровали, но они и ошибки будут совершать — им надо бороться в своей жизни…»
(Пер. с болг. Станки Косовой)