Даже немножко завидно… Особенно при взгляде на ее боевую «тройку», дерзко натянувшую белую блузку в районе груди.
Со вздохом кошусь на свою скромную единичку с натягом, накручиваю на палец совершенно обычный русый локон.
Не, у меня все отлично с самооценкой, но на фоне Рязанцевой я однозначно блекну. Впрочем, я ведь только первый курс…Еще будет время опериться. У меня все впереди!
Возможно, скоро я так же буду стоять посреди аудитории, забитой студентами, и купаться во всеобщем внимании.
– Всех заинтересованных полноценно вступить в нашу дружную студенческую семью прошу для начала оформить членство в профсоюзном комитете, – тем временем продолжает вещать Рязанцева, медленно водя взглядом по слушающим ее студентам. – Для этого сразу после того, как освободитесь, подойдите, пожалуйста, к Вике, – София плавным жестом указывает на одну из девушек, стоящих за ее спиной, и та делает шаг вперед и коротко всем кивает. – Она будет вас ждать в кабинете профкома и примет ваши заявления. Кабинет профкома располагается на цокольном этаже, вниз под центральную лестницу, напротив раздевалок, – уточняет Рязанцева. – Сделать это лучше как можно скорее, потому что уже на следующей неделе пройдет грандиозное посвящение в первокурсники, которое мы организуем на собственной туристической базе университета. Приглашены будут только члены профсоюза, прошу это учесть. А общая дискотека будет организована здесь, в корпусе в Актовом зале в начале октября на день рождения нашего факультета.
Пока София рассказывает об этом, я кратко записываю.
– А ты не пойдешь? – кошусь на Сашу, который вместо того, чтобы делать пометки, лениво вертит ручку в правой руке и, похоже, больше лапает глазами Рязанцеву, чем ее слушает.
– Думаешь надо? – парень с сомнением выгибает светлую бровь.
– Конечно! Даже не обсуждается! – ворчу на него.
На меня тут же шикают с соседних мест, и я затыкаюсь.
– Ну раз надо, – подмигивая, беззвучно артикулирует Саша.
Улыбаясь, показываю ему поднятый вверх большой палец.
В это время Рязанцева прощается с аудиторией и уступает место за кафедрой только что вошедшему статному мужчине лет пятидесяти на вид.
– Дорогие студенты, доброе утро. Утро вашей новой студенческой жизни. Рад приветствовать в стенах нашей альма-матер, и я очень надеюсь, что на ближайшие несколько лет эти стены станут для вас по-настоящему родными. Меня зовут Лев Николаевич, но не Толстой, – мужчина с полуулыбкой на тонких губах делает паузу, давая прокатиться по аудиторию волне нестройного смеха и затихнуть, – а Разин. И я декан факультета журналистики.
Лев Николаевич продолжает говорить низким звучным голосом, а я прослеживаю взглядом, как София Рязанцева вместе со своей небольшой делегацией покидает кабинет. Ерзаю на стуле от покалывающего желания проследовать за ними и узнать в профкоме про все прелести студенчества.
Декан оказывается достаточно краток и не отнимает у нас больше десяти минут. После него мы знакомимся с нашим методистом, Светланой Валерьевной, узнаем разные организационные моменты, и, наконец, нас отпускают.
Вокруг мгновенно воцаряется оглушающий шум. Студенты галдящей гурьбой, толкаясь и смеясь, устремляются к выходу.
Встаем с Сашей со своих мест, но выжидаем, пока схлынет основной поток.
– Ну что, в профком? – спрашиваю у своего нового приятеля, поправляя ремешок сумки на плече.
– Да, пошли, – отзывается он без особого энтузиазма. – А ты откуда? – спрашивает, пока начинаем проталкиваться к выходу.
– Из Новосиба, а ты?
– Оу, да мы почти земляки, – расплывается в улыбке Саша. – А я из Каменск-Уральского.
– Это где такое?
– Под Ебургом, Свердловская область.
– Ой, ну да, «почти»! Километров так тысячи полторы ехать, – закатываюсь от смеха.
– Ну ты же знаешь, для москвичей все, что за Уральскими горами, это где-то очень далеко от них и рядом между собой, – хитро мне подмигивает. – А мы теперь москвичи с тобой, да? Где поселилась? В общаге? Снимаешь?
– Эмм… у родственника пока, – отвечаю размыто, а в голове внезапно возникает четкий образ Волкова.
Такой осязаемый, что я чувствую запах освежителя в его машине и тепло руки на своей пояснице, когда он приобнял меня, убирая с дороги тех парней сегодня утром. Моргаю, чтобы сбросить морок. Рассеянно улыбаюсь Саше, ждущему продолжения разговора.
– Я вчера приехала в общагу на Никольской, а там просто жесть. Поселили в комнату восьмой, душ один на этаж и через день. Штукатурка со стен сыплется…Пришлось в ночи тащиться с чемоданом к… – откашливаюсь, – брату жены моего дяди, прикинь?
– Прикидываю. Я как раз в эту общагу заселился, правда четвёртым в комнату. – Сашка ржет. – И у нас на этаже относительно неплохо – свежий ремонт, душевые раздельные, туалет в кубриках на две комнаты. В общем норм. На две недели раньше приехал, чтобы попасть в такой комфорт!
– Ну вот, а меня никто не предупредил, что надо заранее, – горестно вздыхаю я.
В сумке начинает вибрировать телефон. Достаю. Папа. Настойчиво запрашивает видеосвязь.
– Саш, извини, мне надо ответить. Родители… – киваю на трубку и отхожу к окну. Присаживаюсь на низкий подоконник, понимая, что быстро от предков мне не отделаться. Да и, наверное, неплохо будет записать пару сторис для своих зайчат о том, что сейчас иду в профком и собираюсь как можно скорее приобщиться к студенческой жизни.
– Ок, давай! А я пока в столовку сгоняю, с утра не ел, – оповещает Саша. – Или тебя подождать?
– Нет, иди. Я завтракала, – отмахиваюсь.
– А, ну все тогда. У профкома встретимся. Говори номер, а то потеряемся, – выуживает из кармана джинсов свой телефон.
Быстро диктую ему цифры. Саша делает короткий дозвон и салютует мне, оставляя одну, чтобы я смогла ответить на вызов.
Разговор с отцом и матерью отнимает у меня минут пятнадцать. Пришлось даже видео экскурсию для них по коридорам провести, так как родителям очень хотелось посмотреть, куда же поступила их дочь.
Когда кладу трубку, пообещав вечером выйти на связь еще раз, озираюсь по сторонам и понимаю, что заплутала.
Ну и где теперь найти центральный вход?
Я вообще непонятно в каком крыле…
Уточнив у первого попавшегося парня в какой стороне профком и получив невнятный кивок головы в нужном направлении, спешу туда, надеясь не бродить по этим бесконечным светлым коридорам до вечера.
Когда я упираюсь в какой-то темный пыльный тупик под обшарпанной лестницей, то начинаю подозревать, что тот парень, у которого я спрашивала дорогу, не кивнул, а скорее послал меня во всем известном направлении.
Верчу головой в пыльном полумраке, наивно надеясь на то, что здесь должен быть какой-то хитрый короткий переход к главному фойе.
Осматривая явно технические двери, упрямо бреду дальше. И застываю, услышав подозрительное шуршание в одном из помещений впереди. Вздохи, сбивчивый, напитанный чувственными эмоциями шепот, шорох одежды, сдавленный стон…
О…! Мое лицо жарко вспыхивает от захлестнувших воображение размытых картинок, пульс пробивает верхние отметки.
Это так неловко, боже! Но ноги будто к полу прирастают, и я не могу вздохнуть. Невольно вытягиваю шею, прислушиваясь.
– Довела меня с самого утра, сучка… – зло, с придыханием бормочет мужской голос, а затем снова раздается задушенный женский стон.
И я едва сдерживаю себя, чтобы не застонать в унисон с незнакомкой, потому что узнаю этот голос. Этим голосом мне вчера сообщили, что грудь у меня – малозаметный отстой. Только другими интонациями, но, учитывая обстоятельства, это неудивительно.
Волков?
– Бля, Сонь, на фига ты брюки надела? Хер снимешь, – тем временем хрипло ворчит мой новоиспеченный сосед, а затем слышится потрескивание ткани и томное женское протягивание:
– Обожаю, когда ты бесишься…
И тут у меня глаза лезут на лоб, потому что я узнаю и этот голос! А как не узнать, когда я буквально полчаса назад слушала, как она зазывала меня вступить в ряды профкомовцев.
Рязанцева?
Да ладно…
Придурок Волков и эта идеальная Барби?
Не. Может. Быть!
Они же из параллельных вселенных. Они…
– Бля, сожми… Да…– хрипит Пашка, а по коридору начинают разноситься ритмичные влажные шлепки.
Женские жалобные стоны становятся все громче несмотря на то, что партнерша явно пытается сдерживаться. Но, кажется, это сильнее ее. Как и мое желание убедиться, что это реально они.
Мелко дрожа от долбящего в крови адреналина, на цыпочках крадусь к приоткрытой двери.
Забыв, как дышать, заглядываю внутрь. И зря. Потому что ничто не свете теперь не вытравит из моей памяти ритмично двигающуюся узкую мужскую задницу между широко разведенных женских задранных ног.
И да, это они. Волков и Рязанцева.
В полной прострации я отступаю от двери подсобки. Разворачиваюсь и иду обратно, не пытаясь ступать тише. Эти двое так увлечены собой, что все равно ничего не услышат, даже если я сейчас запою.
С каждым шагом внутри разрастается черная дыра, засасывающая мои робкие, первые надежды, что у нас с Пашей могло что-то получиться, и поселяя в душе вместо этих мечт кисловатое разочарование.
Куда мне до этой Барби?!
Я наивно решила, что Волков оставил меня у себя потому, что я ему нравлюсь… А, похоже, он просто меня пожалел.
Глава 14.
Паулина
Так странно, когда я целенаправленно и в ясном уме искала цокольный этаж и центральную лестницу, меня занесло не бог весть куда, а сейчас, когда я слегка в тумане и совершенно не думаю, куда бреду, прямо передо мной вверх убегает та самая главная лестница, под которой находится профком.
Как я оказалась в фойе, понятия не имею, ведь последние минуты находилась в каком-то дурмане, который разбавляли лишь чужие возбужденные стоны.
Я не ханжа, но…черт, то, что мне «посчастливилось увидеть и услышать» произвело на меня впечатление. Вряд ли я получила психологическую травму, но неловкость, что стала свидетелем личной жизни Волкова, слегка подкосила.