После стычки в мебельном домой мы едем в гробовой тишине, нарушаемой лишь матерными замечаниями Волкова о том, какие на дороге все козлы. Его послушать, так даже тот гражданин Центральной Азии, который резко затормозил перед нами на светофоре, на Камаз себе насосал.
Меня так и подмывает вставить, что лучше бы сам Волков себе насосал на глазомер и держал положенную дистанцию, но я молчу и лишь демонстративно поправляю на плече ремень безопасности.
Боже, это так по-мужски – срывать на всем и вся свое недовольство. Но я больше не дам Волкову возможности отыгрываться на мне. Пусть разбирается со своей Простосоней, любящей пыльные закоулки, а меня оставит в покое. Вот так!
Во мне, между прочим, тоже клокочет глухое, обжигающее раздражение, но я же стараюсь держать себя в руках. А еще я прекрасно осознаю природу этого самого раздражения, и от этого раздражаюсь еще больше…
Пока едем, то и дело исподтишка кошусь на Пашу. Мой взгляд скользит по его четкому профилю и невольно застревает на чувственных, полных губах. Отворачиваясь к окну, кусаю свои. Зажимаю ладони между коленями. Во рту разливается фантомный вкус его поцелуя, который не желает выветриваться из моей головы. А в ушах глухо отдаются полные эротического кайфа стоны его девушки. И от этого сочетания впору заплакать.
Пашина личная жизнь никаким боком не должна меня задевать, но вопреки логике я кипячусь как нагревающийся чайник.
– Организуешь че-нибудь похавать? Мне надо в душ перед работой, а я голодный как слон, – с плохо скрытым вызовом интересуется нахально улыбающийся Пашка, пока стоим друг напротив друга в тесной кабине поднимающегося лифта. – Я ни черта не успеваю из-за твоего матраса.
– Из-за твоего матраса! – тут же возмущенно отбиваю. Я понимаю, что он провоцирует меня на разговор специально. Похоже, его достало молчать в машине, но это уже верх наглости. Из-за меня он, значит, страдает, бедненький. – И извини, я в зоопарке не работала. Без понятия, чем там голодных слонов кормят.
Волков на это фыркает, то ли смеясь, то ли еще больше раздражаясь, и первый выходит из лифта, открывшего створки на нашем этаже.
В пару шагов преодолев лестничную клетку, он проворачивает ключ и, не дожидаясь меня, проходит в квартиру. А я чувствую себя по-дурацки, тупо следуя за ним. Будто сталкерша за своим кумиром.
Пока снимаю туфли в пыльном коридоре, он уже занимает ванную и, судя по звукам, начинает там намываться, что тоже проблема, потому что я хочу в туалет…
Пипец, он просто весь одна ходячая проблема! И как только эта идеальная простоСоня на него повелась?! Так зло я думаю про себя, пока быстренько переодеваюсь в единственной нераскуроченной комнате. Оказывается, думаю так я зря, потому что память тут же услужливо подкидывает картинки восемнадцать плюс, доказывающие, что Рязанцевой было чем в Паше заинтересоваться.
От беспомощной злости, что до сих пор прокручиваю это в голове, я чуть не рычу. Встряхнув головой, плетусь на кухню.
Я бы тоже не отказалась что-нибудь перекусить. Вот только сюрприз – нечего. Последние яйца мы съели утром, и из холодильника на меня уныло взирают только два огромных кабачка и полупустая пачка майонеза. Ну супер.
Первым делом не отказываю себе в удовольствии и подхожу к зашторенной занавеске в ванную, чтобы проорать, что для прокорма местного слона неплохо бы иногда заходить в продуктовый магазин. Под Пашин страдальческий стон- «бля, забыл, что жрать нечего» в слегка приподнятом настроении возвращаюсь на кухню. Шарю по ящикам, нахожу муку и делаю единственное, что возможно приготовить с таким набором продуктов. Жарю нарезанные тонкими кружочками кабачки.
На голодный желудок заходят отлично, и даже Волков что-то довольно мычит, запихивая в рот сразу половину приготовленной сковородки, заливая это все майонезом и показывая мне «класс». Затем смотрит на часы на дисплее телефона и, чертыхнувшись, пулей несется переодеваться.
– А кем ты работаешь? – ору из кухни, пока он шуршит одеждой в комнате.
– Да так…– доносится невразумительное.
– А во сколько вернешься? – продолжаю свой не очень удачный допрос, намывая посуду.
– Хер знает. Может, утром, – отзывается Волков и появляется в проеме кухонной двери.
Оборачиваюсь. Сканирую его взглядом. Паша одет… нейтрально. Черная водолазка под горло, те же узкие джинсы, в которых был днем. Догадаться о роде его ночной деятельности по одежде явно не выйдет. И это только разжигает мое природное любопытство. Предположения разные: от киллера до стриптизера. Не удивлюсь, если с таким характером он совмещает оба варианта.
– Можешь на моей кровати спать, – тем временем великодушно предлагает Волков, закатывая по локоть рукава тонкой водолазки, – я, если ночью приду, на кухне завалюсь тогда, окей?
– Окей… – от неожиданности подвисаю с тарелкой в руках. Наши взгляды встречаются, и этот контакт неконтролируемо прошивает меня жарким микротоком. – Спасибо, – бормочу, розовея.
– Не за что. Ну все, пока.
Отталкивается от дверного косяка в направлении выхода, но неожиданно снова поворачивается ко мне, доставая из кармана телефон и уточняя:
– Тебе же по номеру можно перевести?
– Да…– я не успеваю договорить, как на карту мне падает пять тысяч, о чем сигнализирует пришедшее сообщение.
Что? Зачем? Ошалело смотрю на парня.
– Это на продукты, закажи с доставкой, – поясняет он, пожимая плечами, – сама там выбирай, мне пофигу. Главное, чтобы съедобное было. И…– вскидывает руку и шкрябает себе затылок, по-ребячески улыбаясь, – и что-нибудь сладкое там. Булочки, слойки можно. Ну все, я ушел.
Волков исчезает раньше, чем я успеваю еще хоть что-то сказать, и в квартире тут же повисает давящая тишина. Становится пусто, неуютно и прохладно без сильной взрывной энергетики хозяина дома. А может быть, я просто устала за этот бесконечный, насыщенный день.
Заканчиваю с посудой, опускаю взгляд на пол. Не сказать, что в этой комнате свинарник, но помыть не мешало бы. С этой мыслью бреду в ванную в поисках ведра и тряпки, и в итоге занимаю себя почти до десяти, приводя в относительный порядок Пашин дом. Стараюсь не касаться личных вещей хозяина квартиры, но их слишком много вокруг, и они слишком интригующие, готовые рассказать мне о Волкове больше, чем он сам. Плейстейшн, коллекция игрушечных гоночных машинок, несколько ящиков с инструментами, какая-то промасленная деталь автомобиля, завернутая в газету, наполовину пустая большая пачка презервативов прямо на прикроватной тумбочке…Смотрю на нее как на шарик ртути. Трогать даже не пытаюсь.
Интересно, Простосоня приходит к нему? С ней он эти презервативы потратил?
Ну что я как маленькая?!
«Ну конечно приходит», – отвечаю сама себе, закатывая глаза.
Мне немного сложно представить, как эта Барби ополаскивается после ночи любви в заляпанном краской тазу, но не исключаю, что Волков наводит марафет в квартире ради нее. Чтобы принцесса страстно стонала не в интерьере начала двухтысячных.
Почему-то от этих мыслей желание убирать мгновенно пропадает. На отвали домываю пол в коридоре и закругляюсь с наведением порядка.
Кое-как ополоснувшись, обматываю полотенцем мокрые волосы, сооружая чурбан, облачаюсь в платье-майку для сна и, уютно устроившись на Пашиной кровати, лезу в приложения с круглосуточной доставкой продуктов.
Если до этого момента меня жутко клонило в сон от усталости, то стоило укрыться одеялом Волкова и положить голову на его подушку, как сонливость вмиг испаряется, а пульс начинает взбудоражено набирать обороты. Белье пахнет Пашей, и этот мужской, терпкий запах щекочет рецепторы, приводя в хаос всю мою гормональную систему. В голове мелькает мысль перестелить постель, но…я слабовольно не могу отказаться от окутывающего меня запаха.
С волнующим дребезжащим чувством внутри листаю ленту продуктов. И первым делом набираю в корзину кучу разнообразных сладких булочек.
***
Несмотря на позднее время, доставку обещают в течение часа. В ожидании курьера я набираю родителям, как и обещала днем. Показываю переживающему за мое благополучие папе огромную кровать, на которой расположилась, соврав, что Волков навсегда уступил мне свое спальное место как истинный джентльмен.
Услышав об этом, у папы на губах появляется загадочная масляная улыбка, будто он что-то знает или по крайней мере догадывается.
Заканчиваю разговор с родителями со смешанным чувством. Я скучаю по ним, по нашим с мамой беседам и обнимашкам перед сном, по папиным заботливым нравоучениям и, чтобы восполнить дефицит необходимых эмоций, начинаю чат со своими любимыми зайчатами. Тем более на следующей неделе у меня закупили рекламу и надо аудиторию немного прогреть.
Видя меня в огромной двуспальной кровати, моя банда оживляется. Комменты летят с такой скоростью, что не успеваю читать. Показываю Пашкину комнату, незаметно смахивая с тумбочки пачку презервативов, отвечаю на вопросы про свои планы и универ. А минут через десять раздается настойчивая трель дверного звонка.
– О, это доставка, наверное, – поясняю своим зайчатам, вскакивая с кровати. Запрыгиваю в Аленкины тапочки. Пока иду открывать, делюсь своими впечатлениями и по этому поводу: – Москва – это, конечно, другой мир, зайчат. Обнаружишь посреди ночи, что хлеб закончился, и тебе привезут очень быстро, без проблем. Я пока только обживаюсь, но уже в восторге. Кстати! Пишите свои лайфхаки, сдавайте явки-пароли, где что лучше заказать. И… – делаю паузу, чтобы провернуть замок и потянуть дверь на себя, – и автор совета, попавшего в мой топчик, получит от меня сюрпри-ииз! – улыбаюсь в камеру и, не глядя, распахиваю дверь.
– Сюрпри-ииз! – мелодично тянет одновременно со мной женский голос за порогом.
Резко отрываю свой взгляд от экрана и упираюсь им в… вот черт!
Моя нижняя челюсть падает вместе с рукой, когда смотрю на ПростоСоню. На ней микроскопические трусики и распахнутый бежевый длинный плащ, наброшенный на то, в чем мать родила. В ладони отведенной в сторону руки зажата бутылка вина, а боевая нагая «тройка» целится прямо в меня своими острыми темными сосками.