Пригибаюсь, видя периферийным зрением летящий в скулу кулак. Заношу правую руку на хук, но истерично-приказной вопль «Хватит! Офигели?!» непонятно откуда взявшейся Сони нас обоих останавливает. Словно сверху вылили ведро холодной воды.
Как по команде поворачиваем головы в сторону Софии и замираем. Этой пары секунд хватает, чтобы подоспевший Семен вклинился между мной и Рязанцевым и отшвырнул нас в разные стороны.
– Э, какого хера, Ким?! Не лезь! – возмущается Лука и кидается обратно в мою сторону, но натыкается на выставленную вперед ладонь рычащего на нас Семы:
– Разошлись! Оба!
Рязанцев пытается его обойти, но это бесполезно. Во-первых, у них разные весовые категории, а во-вторых, Ким в отличие от Луки не пренебрегает залом. Потому Рязанцев лишь показывает мне фак и испепеляет меня взглядом поверх широкой Семкиной спины.
Возвращаю ему неприличный жест и отхожу. На хер…Надо успокоиться… Это какой-то бред…
Уперевшись ладонями в колени и тяже дыша, наблюдаю, как Сонькины шпильки цокают по щербатому асфальту в нашу сторону.
– Что вы устроили?! – рычит она. Вскидываю лицо и смотрю в красивое и ухоженное ее лицо. Моего взгляда София избегает. Демонстративно к брату идет и только к нему обращается.
Мне должно быть по хер на это, однако иррационально задевает. Я терпеть не могу игры в игнор, и Рязанцева прекрасно об этом осведомлена. Раздраженно поджимаю губы, сплевываю кисловатую горечь во рту от всего этого дерьма.
Боковым зрением вычленяю фигурку Лины. Она стоит в стороне, обнимает руками свои худенькие плечи и смотрит на нас совершенно круглыми ошалелыми глазами. Зайцева явно в шоке от нас. А ведь я ей говорил, что нечего переться сюда… От того, что девчонку перепугали, во рту становится еще гаже.
– Что опять не поделили?! Как петухи! – Соня эмоционально всплескивает руками, подойдя к брату, и несильно толкает его в плечо, чтобы привести в чувство – Посмотри на меня, – требовательно произносит она, щурится, а потом закатывает глаза. – Лука, я сдам тебя отцу, ты понял?! Тебе уже в рехаб пора!
– Не сдашь, сестренка. Мы в одной упряжке, забыла? Ведь мне тоже есть, что ему рассказать, – скалится в ответ Рязань и выразительно кивает в мою сторону, намекая, что сдаст нас родакам. Хотя рассказывать, по сути, уже и нечего, но даже сам факт того, что Соня находится в метре от меня и это не в стенах университета, способен лишить ее месячного содержания. Поэтому София лишь сверлит брата гневным взглядом и недовольно поджимает губы.
Лука насмешливо выгибает бровь. Ничья.
– Каким же паршивцем ты иногда бываешь, – тихо цедит сквозь зубы Рязанцева. – Ты же в курсе, что между нами ничего нет. Мы расстались. И только попробуй сказать родителям, что это не так!
– Да мне вообще плевать! – с улыбкой бросает Лука. – Ну трахаетесь и трахайтесь себе на здоровье, только в мои дела не лезь, договор?
– Лука, за базаром следи, – осекаю Рязанцева, скривившись, словно сожрал целый лимон, и на автомате бросаю взгляд в сторону Паулины.
Не знаю, слышала ли она этот разговор или нет, но мне отчего-то чертовски хочется закрыть ей уши.
Все же я – полный кретин, когда решил взять Зайцеву с собой. Это место не для таких нежных девочек. Таких нежных девочек нужно держать дома у себя под боком и бережно трахать…
Охренеть, это я сейчас так подумал?
Лина не двигается с места и смотрит на нас четверых совершенно нечитаемым взглядом.
– А че ты так паришься, а? – Лука переключается на меня. – Прямо-таки пасешь свою «сестричку», – фыркает насмешливо он. – Сразу бы уже сказал, бро, что застолбил девочку. Я, что, не понял бы? А то молча в морду лезешь с кулаками, – Рязанцев достает из кармана пачку сигарет и выбивает одну, а меня подмывает всю эту пачку запихать ему в рот.
Рязань сегодня, мать твою, в ударе. Что не слово, то в десятку.
– Она живет у меня, придурок, – рычу глухо, косясь на Соню. У той вытягивается лицо, и она впервые за это время вонзает в меня бешеный, полный боли взгляд, заставляющий оправдываться дальше. – И причин достаточно, почему я не хочу, чтобы избалованный мажор, гоняющий и покуривающий всякую дрянь, к домашней девочке подходил.
– Да? А выглядит так, будто ты сам запал на домашнюю девочку, – кидает Лука, щелкая зажигалкой и раскуривая.
– О чем ты, Лука? – голос Сони режет меня по живому.
Блять, Рязанцев …ну какой же ты идиот!
Стреляю в друга таким взглядом, что тот точно распознает мои сигналы и включает дурака в кубе:
– Да мы так… Сонь… – ведет плечом он.
– Паш, это правда? – София переводит внимание на меня. – То есть то, что ты мне говорил в машине, все вранье? Ты и…она?
Губы моей бывшей девушки начинают мелко подрагивать. Она рвано выдыхает, а я мечтаю провалиться сквозь эту гребаную землю. Хочу ее успокоить, хочу опровергнуть всю эту сказанную Лукой дичь, когда вижу боль в Сониных глазах. Эта боль прожигает виной дыру в груди словно кислотой, и я делаю к ней шаг, говоря:
– Сонь…
– Да пошел ты к черту, Волков! – выкрикивает она. – Делай, что хочешь! Свободен! И я свободна!
Соня резко разворачивается на шпильках и срывается с места. Подлетает к Семену, моему лучшему еще со времен школы другу и, обхватив ладонями его голову, буквально впивается ему в губы, прильнув всем телом и глубоко толкая свой язык ему в рот.
В шоке наблюдаю. В страшном сне я не мог представить себе картину, как моя девушка, и плевать что бывшая, целует взасос моего лучшего друга. А он ее не отталкивает.
Мне казалось, что я готов к тому, что рано или поздно увижу ее с другим. С кем угодно. Кроме Кима.
Глава 24.
Паулина
Я стою на месте как прибитая. Как истукан. Смотрю на Пашу, а в груди черная дыра разрастается.
Он на меня не смотрит. Кто я такая?
Кто я такая, чтобы на меня смотреть так…как Волков смотрит на Соню, захватившую в плен ее губ и рук обездвиженное тело Семена. Паша застыл с абсолютным выражением шока на красивом лице, и что бы он там не говорил о том, что они расстались и Рязанцева в прошлом, – к черту! К черту все, что он мне говорил, ведь и гадать не нужно – он ревнует ее. Ревнует девушку, с которой, как сказал Лука, периодически «трахается». У Паши на лице написано, как ему больно на это смотреть, а мне тоже больно! Мне дико больно понимать, что она ему до сих пор дорога!
Я не понимаю себя, не понимаю того, что чувствую, но меня словно предали. Словно выбросили под дождь, в шторм и без одежды.
– Нихуя себе! – насмешливый возглас, а следом громкий свист вынуждает нас всех повернуть головы на источник этих звуков.
Соня отрывается от ошалевшего Семена и смотрит туда же, куда смотрят все – на внезапно появившуюся компанию парней.
– А че, так можно? – с насмешкой обращается к Рязанцевой парень, в котором я узнаю того самого лысого, которого видела первого сентября на аллеи университета. – Слышь, киска, если уж по рукам после слесаря своего пошла, то, может, лучше меня засосешь? Бросай шваль эту, гоу с нами, красавица.
Он нахально ухмыляется, сунув руки в карманы ветровки и гоняя между губ кончик зубочистки. Рядом с ним отвратительно гогочут три парня, двое из них мне тоже знакомы.
– Что? – оскорбленно ахает Соня.
– Че ты сказал? – Лука делает вперед шаг, вытянув шею как гусь. Его побагровевшее лицо вмиг искажается гримасой озлобленности, которая режет лоб вертикальной складкой.
– Это кто тут пропищал? Сыкло и очкун Лукашик?! – усмехнувшись и перекатив во рту зубочистку, лысый сплевывает ее на землю. – Рязань, а ты че с тотализатора снялся? Испугался, малыш? Так и знал, что ты сольешься, – тянет с наигранным разочарованием.
– Ща ты у меня сам сольешься, мудила. Надеюсь, ты успел сохраниться, – рычит Рязанцев и одним стремительным движением нападает на него.
Если атмосфера вокруг и до этого момента была накаленной, то сейчас она буквально взрывается агрессией и тестостероном, как термическая многотонная бомба. Мне хочется зажать ладонями уши, зажмуриться и переместиться в любое другое место, но вместо этого я шокировано во все глаза наблюдаю, как Лука со звериным рыком впечатывает кулак в подбородок лысого, а Семен с Пашкой, не сговариваясь, рвутся за ним и натыкаются на преграду из трех парней.
Секунда, и уже ничего не разобрать в этом бешеном, злом клубке тел, в который они превращаются. Заметив начавшуюся драку, люди вокруг начинают орать, многие кидаются разнимать дерущихся, но в итоге лишь присоединяются к побоищу.
Голоса, ругательства, визги и крики оглушают. Я знаю, что должна спасаться. Должна защитить себя, но мои ноги меня не слушаются, а тело сковало первобытным ледяным страхом.
Я смотрю на происходящее словно извне, как в замедленной съемке. Вижу, как рядом со мной мужик поднимает с земли палку и замахивается ею сразу наотмашь. Его противник, матерясь и ругаясь, отпрыгивает подальше и всем свои телом наваливается на меня. Наступает мне на ногу, по ощущениям не оставляя в ступне ни одной целой косточки, пихает локтем в живот, когда пытается удержать равновесие. Он что-то орет. Мне или на меня. Размахивает руками. Я уже ничего не могу разобрать, ведь так оглушена болью и выбитым из тела дыханием, что не в состоянии сориентироваться.
Неожиданно меня хватают за рукав кофты и рывком оттягивают в сторону.
– Проснись! – пронзительный голос Сони выдергивает из ступора.
Ошалело кошусь на девушку, которая на меня даже не смотрит. Рязанцева делает шаг в сторону, будто только что не она выдернула меня из эпицентра этого разрастающегося агрессивного месива, и в этот момент понимаю, как мне могло достаться из-за моей нерасторопности.
Поверить не могу, что Соня мне помогла…
Я дергаюсь к ней, чтобы поблагодарить, но внезапно все резко прекращается. Появившиеся какие-то мужчины постарше в два счета раскидывают десяток парней в стороны словно нашкодивших котят.
– Дисквалифицированы! Оба! На месяц! – в бешенстве орет один из них, высокий и худой, и я узнаю в нем букмекера, который к нам подходил.