Волков пошло, широким языком облизывает мои губы, вдавливает мои бедра в себя, убедительно намекая, что поцелуй – это только начало. Его пальцы уже подцепляют резинку моих шорт, оттягивая ниже. И это действие словно отрезвляющая пощечина для меня. Задохнувшись, отбрасываю его руку и вскакиваю с мужских колен.
Нет!
Меня колотит так, будто только что голую выбросили на Северном полюсе. Нервно поправляю волосы, одергиваю задранную на животе майку.
– Лина… – Пашка встает со стула вслед за мной. Непонимающе хмурится. На его скулах горит возбужденный румянец. Взгляд отчаянно плывет.
– Если ты еще раз меня тронешь, я съеду в ту же секунду, – предупреждаю его непослушным голосом и отступаю на шаг.
Он на мгновение замирает, а потом расплывается в лениво-нахальной улыбке:
– Прости, перегнул. Но ты сладкая такая…– хмыкает и делает слегка виноватый вид, ероша волосы на затылке.
– Ты…обалдел?! – мгновенно вспыхиваю я, покрываясь жгучим румянцем. Сладкая? О, Господи! – Ты только что! При мне! Страдал по другой! – буквально ору ему в лицо. Потому что меня разрывает! Если Волков решил, что вот так просто уложит меня к себе в постель, потому что больше ему этим вечером укладывать некого, то он сильно, очень сильно ошибается!
– Не преувеличивай! – раздраженно кривится Паша, как от зубной боли.
– Я видела, как ты на нее смотрел! – тычу в его сторону пальцем.
– Ты ревнуешь? – насмешливо спрашивает этот нахальный придурок, глаза которого дьявольски весело сверкают.
– Еще чего! – вспыхиваю я, рассекая рукой воздух. – Просто сообщаю, что я тебе не грелка в постель и не пилюля от несчастной любви. Эти роли не для меня! Разберись сначала в себе, прежде чем подкатывать к кому-то! Это даже… как-то … – морщусь, пока подбираю подходящие слова, – …стремно. И унизительно!
– Лин…– Паша подается ко мне, пытается ухватить за руку и снова притянуть к себе, но я ловко уворачиваюсь и пячусь к двери, ставя его в известность глухим, подрагивающим от эмоций голосом:
– Между нами не может ничего быть. Я с тобой ничего не хочу.
Волков перестает улыбаться. Взгляд его тухнет и тяжелеет. Смотрит на меня исподлобья, спрятав руки в карманы и выставив плечи вперед. По щекам перекатываются желваки.
На пороге кухни застываю на секунду в ожидании ответа, но Паша молчит, лишь сверля меня потемневшим взглядом. И я ретируюсь в спальню, мечтая поскорее заснуть и оборвать этот сумасшедший день.
Глава 26.
Паулина
– …у нас в школе трудовик был. Эдуард Николаич. Старый и слегка глуховатый на одно ухо, – хохотнув, Сашка продолжает рассказ, пока мы спускаемся по лестнице: – и мы с пацанами прикалывались: когда в класс заходили, здоровались: «Здрасьте, Дурак Николаич!».
– Балбесы! Как не стыдно было измываться над учителем?! – осуждающе качаю головой и улыбаюсь. Сашка такой забавный, с ним безумно легко и комфортно. Его постоянные нелепые рассказы поднимают настроение и разгружают мою тяжелую голову, в которую словно кирпичей напихали, настолько грузные в ней мысли.
– Да уж… – соглашается со мной парень. – Ты к метро? Вместе пойдем? – интересуется он, когда оказываемся на первом этаже учебного корпуса.
У нас было четыре пары и, по сути, в универе меня больше ничего не держит. Но… Я, наверное, не в себе, раз думала об этом практически весь вчерашний воскресный день и во время сегодняшних занятий.
– Я…нет. У меня здесь кое-какие дела. В профкоме, – поджимаю губы, смотря на Сашу, и следом выпаливаю, незаметно скрестив пальцы на обеих руках: —пойдешь со мной?
Я надеюсь, что нет! Очень надеюсь, что вчерашний опыт в качестве грузчика отбил у Саши всякое желание появляться в профкоме как минимум в ближайшее время. Мне нужно попасть туда самой. Без него. Без кого-либо!
– Издеваешься? – отстраняется мой одногруппник, делая от меня несколько шагов назад. – Я сегодня еле с постели встал. Еще одной погрузки-разгрузки моя спина не выдержит, – болезненно усмехнувшись, открещивается он.
Вот и славно.
Нет, чисто по-человечески мне друга жалко. Насколько я знаю, вчера он вернулся в общагу только в одиннадцатом часу вечера, буквально вывалившись от усталости из машины Вики, которая сжалилась и решила подвезти парней-грузчиков. Ноги Саши настолько не слушались, что он умудрился запнуться о ступеньку общажного крыльца и растянуться во весь рост под сочувствующий гогот приятелей. И Вики в том числе. От чего-то я склонна подозревать, что для Сашки это еще один повод не появляться в профкоме в ближайшее время. Задетая гордость болит сильнее любой сорванной спины.
Я бы успокоила Сашу тем, что мой воскресный день прошел не лучше, но тогда бы пришлось посвящать его в наши отношения с Волковым, а я даже мысленно его имя произношу с запинкой, заливаясь краской и сердясь на неконтролируемо ускоряющийся пульс.
Идея съехать от него в ближайшее время прорисовывается в моей голове все отчетливей. Я просто не выдержу дальше так! Надо бы, наверное, начать искать варианты…
В ночь с субботы на воскресенье я почти не спала. Все прислушивалась к тому, как Пашка раздраженно ворочался на надувном матрасе на кухне. Выйти позавтракать тоже долго не решалась, боясь снова столкнуться с ним. Даже поход в туалет откладывала до последнего! Ну разве это жизнь?
Спасибо Волкову, он будто услышал мою немую мольбу с ним не пересекаться, и свалил из дома в неизвестном направлении, когда на часах не было и девяти утра. А вернулся в двенадцатом часу, когда я уже успела лечь спать, закрывшись в комнате.
Поэтому мой выходной день прошел вполне продуктивно. Я сняла рекламный отзыв на маски для лица, наготовила, кажется, на всю следующую неделю, забив холодильник до упора, и успела немного погулять по Москве. Обычно меня расслабляют прогулки и одиночество, но только не в это воскресенье. Я чувствовала себя накалившемся высоковольтным проводом весь день, дергаясь от любого шороха, доносящегося из подъезда, и то и дело нервно поглядывая в сторону входной двери.
Я ведь не знала, когда Паша вернется. И когда мне придется посмотреть ему в глаза. А он в ответ посмотрит в мои и, конечно, поймет, что в голове у меня на репите звучат слова, которые он вчера мне сказал. Что хочет быть здесь, со мной.
Об этом невозможно не думать. И о том, насколько они скорее всего лживы, тоже не думать невозможно! Надо съезжать....
Распрощавшись с Сашей в главном фойе, сворачиваю к кабинету профкома. Ноги с каждым шагом тяжелеют, отказываясь нормально переставляться. Слабовольно начинаю надеяться, что Рязанцеву там не застану. Обдумываю в сотый раз, стоит ли вообще с ней об этом говорить. И все же в глубине души я уверена, что это правильно, поэтому, набрав побольше воздуха в легкие, широко распахиваю профкомовскую дверь. Замираю на пороге, оглядывая ребят внутри: Вика, какой-то рыжий парень и… Сглатываю, встретившись с Рязанцевой глазами… Соня.
– Привет, – неловко улыбаюсь, прикрывая за собой дверь.
Рязанцева поджимает губы в надменную линию и сощуривает глаза. Рыжему откровенно плевать, он даже головы не поворачивает, так и продолжая копаться в своем телефоне, а вот Вика расплывается в широкой улыбке и, встав со стула, идет мне навстречу. Мы с ней вчера вечером мило поболтали по фейстайму целых полчаса, откуда я как раз и узнала об эпичном Сашкином падении, и ее дружелюбие добавляет мне сейчас уверенности.
– Лина, привет! Я как раз думала тебе набирать! Мы сейчас обсуждаем, что завтра надо ролики снимать о подготовке дня студента. Это Валентин, можно Валек, – указывает на рыжего, подойдя ко мне и беря под руку. – Он ведет наш ютуб-канал, монтирует, режиссирует, в общем, местный человек-оркестр, – Вика смеется, а Валентин, хмыкнув, кивает мне и снова переводит все внимание на экран своего телефона. – А это Соня, вы же знакомы? Сонь, это Лина, я тебе говорила про нее. Она блогерша. Повезло, да?
– Ага, повезло, – бурчит Рязанцева себе под нос, наблюдая, как я присаживаюсь к ней поближе.
Когда, сев, двигаюсь на диванчике к ней еще ближе, оказавшись практически впритык, Рязанцева вопросительно выгибает бровь, а я почти шепчу в ее изумленное, идеальное лицо:
– Сонь, я хотела сказать «спасибо». Ну… За позавчера… – мнусь, поглядывая на Вику, буквально обратившуюся в слух. Кажется, у нее даже уши слегка оттопырились. – Ты не обязана была… – сглатываю, – помогать. Ну… ты понимаешь, – выразительно добавляю.
Вслух говорить, что благодарю ее за то, что она буквально вытащила меня из драки, я, конечно, не собираюсь, ведь эти их дурацкие гонки – страшный секрет. Но Рязанцева, судя по меняющемуся выражению ее лица, прекрасно понимает, о чем я. И застывает в недоумении. Она явно не ожидала услышать от меня слова благодарности. Настолько не ожидала, что взгляд ее неожиданно теплеет, а на пухлых губах расцветает чуть смущенная улыбка.
– Да, ладно, забей, – отмахивается она. – Нашла героиню.
Кашлянув, отворачивается от меня. Между нами странно искрит в этот момент. Мои щеки вспыхивают. Ладони потеют. Я будто слышу хруст ломаемой корки льда. Соня закусывает губу и пододвигает ко мне планшет, говоря:
– Вот, Лин, лучше посмотри, это мы делали в прошлом году. Так, для примера. Может, у тебя появятся интересные идеи…
– Да, конечно, давай, – хрипло отзываюсь я и непроизвольно ежусь, когда случайно перехватываю в этот момент на себе и Соне странно тяжелый Викин взгляд.
***
В профкоме я провожу следующие три часа. Спустя несколько минут после того, как туда пришла я, к нам присоединяется еще парочка ребят, и мы устраиваем настоящий мозговой штурм. Шумим, спорим, смеемся. Именно так я представляла студенчество, и у меня словно крылья вырастают за спиной. Разрабатываем концепцию, накидываем сценарий. Соня предлагает начать съемки завтра в главном корпусе в столовой на обеде. Подключает меня и Валька. Все согласно кивают, и только Вика тут же поджимает обиженно губы. Вскакивает с кресла и идет к бойлеру, чтобы подлить себе горячей воды в чай, а руки при этом заметно подрагивают.