Приближаемся к домику, где разместилась Лина.
Вокруг тишина, все ребята сейчас на поляне. Окна зияют черными дырами, подтверждая, что внутри никого.
– Как ты смотришь на то, чтобы я помог собрать тебе вещи, и мы переехали в другой домик? – глухо спрашиваю у Лины, замедляя шаг.
Она вскидывает на меня непонимающий взгляд, уточняя:
– В другой? Зачем?
– Там мы будем вдвоем. К нам никто не будет лезть… – вкрадчиво отвечаю, шаря лихорадочным взглядом по ее лицу. – В главном корпусе на втором этаже есть номера. Они простенькие, но…– сглатываю, разворачивая ее к себе за плечи. Останавливаемся на самом пороге. – Я застолбил за нами один. Хочу, чтобы ты…
Собираюсь сказать «ночевала со мной», но Линка так жарко смущенно вспыхивает даже в желтом свете фонаря, что у меня язык не поворачивается предложить это вслух. Зато в груди внезапно топит такой щемящей, горячей нежностью, что я улыбаюсь и, плюнув на все, крепко обнимаю ее, прижимая к себе. Сердце долбит о ребра, легкие заполняет цветочный аромат.
– Что…ты хочешь? – шепчет мне куда-то в ключицу.
– Тебя хочу… – бормочу, зарываясь носом в ее волосы на макушке. Пьянею, дурею. Она такая теплая и податливая, совсем не сопротивляется, льнет в ответ.
Чувствую, как ее колотит мелкой дрожью. Целую в висок, сжимая все сильнее в своих объятиях. Глажу девичью спину, чуть сползаю рукой вниз с талии на попку. Блять…
Кровь от головы окончательно отливает к паху в ответ на то, как плотно Лина прильнула ко мне. Целую нежную щеку, уголок приоткрытых губ…
– Паш…– подняв на меня свои глубокие внимательные глаза, скромно шелестит она, а следом тихо, но так требовательно просит: – поцелуй меня…
Это удар ниже пояса. Прямо туда, где давно как на вершине действующего вулкана.
Мне же не показалось?! Лина впервые просит меня сама.
Это осознание как удар по голове, моментально рвет крышу. По телу жаркая волна прокатывается, пульс долбит в ушах, мешая нормально слышать.
Меня не надо долго упрашивать. Секунда, и цветочный мягкий вкус оседает на языке.
Обоюдное частое дыхание смешивается.
Лина обвивает мою шею своими тонкими руками.
Целую ее в губы, ловя каждый стон. Смелею и толкаюсь языком ей в рот. Напираю, вакуумно соображая.
Паулина неловко отступает, пока не прижимается спиной к двери.
Дергаю ручку, и та поддается. Вместе заваливаемся в домик, не прекращая целоваться.
У меня стоит так, что в глазах искрит. Надо бы притормозить, но… бля, пусть она сама меня остановит. Я не в состоянии отступить первым. За последнюю неделю эта девчонка стала моим физическим наваждением.
– Сейчас…вещи…надо…собрать…– сбивчиво бормочет Лина сквозь поцелуй.
– Ага…надо, – рассеянно отвечаю я и присасываюсь к ее шее.
Всхлипнув, девушка в моих руках тихо стонет. Выгибается плавной дугой. Добредаем, не глядя, до выделенной комнаты Зайцевой.
Пятимся к кровати.
– Моя…там… сумка…– задыхаясь, бессвязно шепчет Лина, зарываясь пальчиками мне в волосы на затылке и подставляя шею для поцелуев.
– Ага…понял… – хриплю и сваливаю нас на кровать. Глава 35.
Паулина
Наверное, второй коктейль был лишним, или это эйфория после выхода на сцену на меня до сих пор так действует, когда с Пашей падаем на кровать. Спина касается покрывала, а ощущение, будто продолжаю лететь куда-то в пропасть. Захватывает дух, кружит… И нет никакого страха, только будоражащий восторг. Потому что Паша целует так откровенно и жадно, держит так крепко, нависая сверху и устраиваясь бедрами между моих разведенных ног, что мозг напрочь отключается.
Возможно, я должна стесняться. Может, даже обязана его остановить! Но вместо этого льну к мужскому, твердому, горячему телу, как хищная лиана к дереву, понятия не имея, кто кого в этой сладкой схватке хочет поглотить больше.
Я ведь мечтала о нем, он мне снился. А сейчас все происходит наяву. Но это как дурманящий сон. Его язык пошло шарит у меня во рту, шумное влажное дыхание оглушает, крепкие руки лихорадочно лезут под одежду, торопясь ощупать каждый сантиметр, сдирают ткань. И бедра недвусмысленно вдавливаются в мою промежность, давая ощутить то, от чего щеки болезненно горят.
Зарываюсь пальцами в его волосы на затылке, притягиваю Пашину голову к себе ближе, отдаваясь глубокому поцелую, обвиваю ногами его талию.
Мое сердце сейчас выскочит из груди, я хочу в этом утонуть!
Когда Пашка наощупь задирает мою футболку и накрывает пятерней грудь, жалобно всхлипываю ему в губы. Мурашки по коже ползут. Меня никогда не касались так откровенно. Чувствую, как острый сосок упирается ему в ладонь, как он оттягивает вниз кружево белья и несильно сжимает горошинку пальцами. Болезненные искры простреливают низ живота. Выгибаюсь, дернувшись, но тут же расслабляюсь под успокаивающее:
– Тш-ш-ш, Лина-а-а, – Паше тянет пьяно, отрываясь от моих губ, и в следующее мгновение накрывает ртом мою грудь.
Широко распахиваю глаза, вцепившись ему в волосы. Это настолько чувственно, что меня разрывает с одной стороны от желания закрыться, с другой – умолять сделать так еще.
– Тебе никогда не нравилась моя грудь, – улыбаясь, напоминаю ему и шумно выдыхаю, когда Паша всасывает в себя сосок, посылая колкие импульсы по моему кровотоку.
– Я передумал. На вкус – огонь, – усмехнувшись, бормочет он и, приподнявшись на локтях, снова целует меня в губы, толкаясь в рот языком. – Охуенно вкусная девочка. Можно?
– Мхм, – хныча, даю разрешение, сама не зная на что. Плевать! Что бы он сейчас ни сделал, мне понравится все. Потому что это с ним! Потому что это он! – Ааах, – выдыхаю, жмурясь и ощущая его пальцы в самом сокровенному месте.
Лицо жарко вспыхивает. Я вся болезненно вспыхиваю, потому что чувствую, как влажно там, где он гладит меня.
– Паш, Па-аш, – плаксиво шепчу, крепко хватая его запястье.
Надо остановить, да… Но такие бешеные токи гуляют по всему телу, что я могу только дрожать, напрягаясь и… шире развести колени, чтобы ему было удобнее трогать меня.
– Блять…– шипит Волков, чутко улавливая мой посыл – я не сопротивляюсь, я полностью поддаюсь.
Между нами мгновенно что-то меняется. В самом воздухе. Атмосфера будто становится гуще, мешая свободно дышать. Паша отстраняется на секунду, снимая через голову футболку, стягивает верх с меня. С секунду жадно рассматривает мою обнаженную грудь в темноте. От его взгляда на коже, покрывшейся мурашками, будто расцветают ожоги.
А потом снова наваливается сверху, принимаясь жадно и требовательно меня целовать.
Я задыхаюсь, верчусь под ним, словно на раскаленной сковороде. Его руки везде: гладят ребра, щупают бедра, сминают попку, вжикают молнией и ловко стягивают джинсы с меня, оставляя в одних трусиках. Паша отрывается от моего рта и ведет губами влажную дорожку по шее вниз, лихорадочно оглаживая тело. Целует, посасывает соски по очереди, широким языком проходится по животу до пупка, ниже…
– Боже, нет…Н-нет, – сдавленно шепчу, когда чувствую влажный поцелуй через ткань трусиков. Свожу колени, застеснявшись, и пытаюсь оттолкнуть его голову.
– Тихо… – шипит чуть раздраженно, еще раз целуя туда, – расслабься, девочка, это же кайф, – ласково, чуть насмешливо и очень возбужденно.
– Паш… я, – хнычу, – Па-аш…
Рвано тяну воздух носом, больше не в силах произнести ни единого слова, когда он рывком спускает по ногам мое белье и целует лобок.
Ох, твою мать, аа-а!
Я сейчас сгорю от бешеной смеси удовольствия и стыда!
Пашка по-хозяйски закидывает мои ноги себе на плечи. Одна мужская ладонь ложится на мой живот, чтобы не дергалась, вторая рассеянно гладит бедро, пока губы и язык творят такое, что я могу только судорожно стонать, крепко закрыв глаза.
– …Зайцева!
Оглушенная происходящим, за гранью сознания слышу свое имя. Мое тело такое тяжелое, вялое, словно его каждая клеточка наполненна приятной ленью, что обращаю внимание на звуки извне только тогда, когда дверь в комнату грохает о стену.
– Что? – громкий возглас резонирует в ушах и бьет по вискам. Я вздрагиваю будто меня шарахнуло током. – Да вы… вы…
– Соня, блять! – орет Паша, выглянув себе за плечо.
Соня?
Он сейчас сказал «Соня»?
– Вы…вы серьезно? – верещит Рязанцева, прикрывая рот ладонью.
– Соня, выйди из комнаты! – рявкает Паша, подхватывая покрывало и натягивая его до самого кончика моего носа.
Меня трясет, когда смотрю то на разъяренную девушку, то на Пашу, который растерянно поправляет вздыбленную ширинку и озирается в поисках футболки.
– Ненавижу. Мрази! Какие же вы мрази! – Соня бросается вперед и попадает в руки Волкова, который прижимает ее к себе с такой силой, что я закрываю глаза.
Это самый неловкий момент в моей жизни. От неловкости хочется умереть. Дрожь сотрясает тело так, что зубы стучат друг о друга и голова кружится.
Подтягиваю колени к себе и прячусь в них, зажмуриваясь.
– Тш-шш….тихо…Спокойно…– слышу голос Волкова, которым он успокаивает Софию, и зажмуриваюсь сильнее.
– Отвали! Отвали, мудак! Как ты мог? Сволочи, мрази! Ненавижу! – всхлипывает она, задевая меня до кончиков пальцев ног. Ее плач касается меня везде. Колет иглой совести и откуда-то взявшейся вины.
– Отпусти меня, мудак! Опусти! Я убью тебя, слышишь?! – кричит она. – Дрянь, какая же ты дрянь, Зайцева!
– Соня, успокойся! – гремит Паша. – Пойдем поговорим.
– Отстань от меня! Сука, как ты могла? Я же тебя приняла в нашу команду! Помогала! А ты…змея. Довольна? Ликуешь?
Каждое брошенное в меня слово достигает цели. Я стискиваю зубы и крепко сжимаю веки, не смея посмотреть на девушку, которой сделала больно.
Она любит Пашу, и ей больно. Мысль об этом поднимает волну тошноты.
– Что у тебя еще есть? Давай! Выкладывай все, дрянь!
Я замираю. Перестаю дышать, прислушиваясь к словам.
– А че сразу-то не выложила? Ждала удобного случая?