Вскидываю подбородок и смотрю на Софию, которая пытается вырваться из рук Паши. Он держит ее крепко, но в ней столько ярости, направленной на меня, что воздух в комнате кажется раскаленным.
– Молчишь, дрянь? Нечего сказать?
– София, прекрати! О чем ты? – Паша отстраняет ее, удерживая на вытянутых локтях, и заглядывает в заплаканное лицо.
– О чем? О чем? А ты не в курсе, да, мудак? Вот об этом! – София вскидывает руку и пихает ему в лицо телефон.
За спиной Волкова мне не виден экран, но я проваливаюсь куда-то очень низко, когда спустя секунду Паша рычит:
– Блять…Откуда эта хрень?!
– Ты меня об этом спрашиваешь? – взвизгивает София, округляя свои и без того широкие глаза. – Лучше спроси у своей типа «родственницы»! – она тычет в меня пальцем, выглядывая из-за плеча Паши. – Еще монашку из себя строила, божилась, что между вами ничего нет! Овца!
– Соня, прикуси язык! – рычит на нее Волков, встряхивая за плечи. – Ты сейчас нарываешься на неприятности…
– Неприятности? Куда еще больше? – орет в истерике Рязанцева, перебивая Пашу. – Теперь весь универ будет обсуждать меня не как звезду профкома, а порнохаба! Завидная слава, ничего не скажешь! – Ее гневный взгляд вновь упирается в меня: – я тебя засажу, поняла?!
Соня снова начинает трепыхаться в руках Паши, и я уверена, если бы не он, она бы накинулась на меня как бойцовская собака, пока я растерянно пытаюсь понять, о чем говорит Рязанцева. Но дрожь в теле и растерянность настолько велики, что заглушают всякие разумные мысли помимо тех, что я хочу испариться! Провалиться сквозь землю! Или хотя бы одеться, наконец…
– Стремно, да. Но с какого хера ты наезжаешь на Лину? – взрывается Волков.
Не сильно, но вполне заметно отпихивает девушку от себя, подталкивая на выход, к распахнутой настежь двери.
– Ты идиот, Волков? Не видишь, чье имя на скрине? Это она! Она разослала все эти снимки! – София толкает его в ответ и упорно рвется ко мне.
Я ничего не понимаю. Какие снимки?
– Соня, ты бредишь. Паулина была со мной, она не могла… – Паша, хмурясь, даже головой качает, будто отметая саму эту мысль подальше от себя. – Да и она бы никогда так не поступила! И вообще, выйди! Дай нам одеться, и во всем спокойно разберемся, – он делает к Софии шаг, и Рязанцева рефлекторно отступает, смотря на него горящим, влажным от непролитых слез взглядом. Губы ее начинают дрожать от смертельной обиды.
– Никогда бы так не поступила? А давай спросим у нее! – переводит бешеный взгляд на меня. – Че ты молчишь, дрянь? Продумала все? Моего парня ловко прибрала к рукам, но мало! Еще решила мое место в профкоме занять? Зря надеешься! Скажу слово, и тебя из универа выпрут, не то, что из студсовета! А Паше на самом деле плевать на тебя! Ты для него удобная, проплаченная подстилка…
Я вздрагиваю, когда на моих глазах Волков вдруг грубо хватает девушку за подбородок и чеканит ей в лицо таким тоном, от которого у меня мороз по коже:
– Закрой рот!
– Что? Ударишь меня? – Соня задирает нос и с вызовом смотрит на Пашу. – Из-за этой шлюхи? За сорок тысяч продался? Мелко берешь, Волков. Проститутки и те берут больше. Если б знала тарифы, давно б сама тебе перевела!
– Заткнись! Что ты несешь?! – Паша перехватывает Соню за запястье и пытается вытолкнуть из комнаты, оборачиваясь ко мне и говоря: – не слушай ее. Лин, я все объясню…
– Ну объясни, – истерично смеется Соня, силясь отобрать у Паши свою руку. – Он с тобой за деньги, которые твой папашка кидает ему на карту. Не обольщайся, просто так ты ему на хрен не сдалась!
– Ты больная?! Выйди отсюда, – рычит Волков и, не церемонясь, в полную силу выталкивает из комнаты Рязанцеву, которая распаляется больше. Орет на весь дом, отчаянно сопротивляясь и прожигая меня взбешенным, полным злого триумфа взглядом:
– А ты знала, что твоей отец перечисляет ему деньги? Знала? Он сказал тебе? Нет?! А мне сказал! Так и сказал, что только из-за денег тебя держит! Чтобы я не пережива…
Последнее слово обрывается оглушающе хлопнувшей дверью, которая чудом не припечатывает по носу Софии. Она еще вопит что-то по ту сторону дверного полотна. Колотит кулаками, но Паша щелкает замком, будто ставя точку в этом мерзком спектакле, и она быстро замолкает.
– Да пошли вы! Оба! – доносится глухое и очень искреннее заявление из коридора, а затем я слышу удаляющиеся шаги.
Мы с Волковым остаемся одни. Воздуха словно нет. Он сгорел в костре этого липкого вранья. Испарился. Меня теперь окружает вакуум, способный высосать душу. Колотит так, что зуб на зуб не попадает. Я бы расплакалась, но нет моральных сил даже на такой пустяк.
– Лина…– Паша медленно оборачивается ко мне. Знакомым нервным жестом ерошит волосы на затылке.
Смотрит виновато. Сволочь. Хочется выцарапать ему глаза! Только сначала умереть…Сбросить кожу, будто я змея. Эту я уже носить не могу. Она вся грязная.
– Паулин, твой отец правда перевел мне деньги, – Волков осторожно делает шаг в мою сторону и выставляет ладони вперед, словно подкрадывается к загнанному в угол хищнику, который в любой момент способен броситься и укусить.
Я прижимаюсь лопатками к спинке кровати, подтягиваю ноги к подбородку, стремясь максимально увеличить расстояние между нами, пока Паша медленно его сокращает.
– На продукты и коммуналку…– продолжает Волков мягким, просящим голосом, от которого у меня сводит зубы. – Но это было один раз, Линка! То, что Соня тут несла, это полный бред!
– Уйди…– хриплю задушено я.
– Лина, ты сама подумай…– Паша тормозит у самой кровати, и его голос звучит громче, – мне делать, что ли, больше нечего?!
– Я хочу побыть одна. Уйди…– шиплю, а внутри будто вулкан взрывается от боли, обиды и унижения. Не выдерживаю и начинаю орать: – сволочь! – запускаю в него подушкой, кричу. Словно плотину прорывает. – Уйди! Просто уйди!
– Лина, да успокойся ты! Давай поговорим. Без истерики, – беспомощно бормочет Паша и подается ко мне в попытке обнять.
Вырываюсь. Словно разъяренная кошка царапаю его по лицу.
Он отшатывается. Шокировано смотрит на меня, приложив ладонь к тонким красным полоскам на щеке.
Я сама впадаю в ступор.
Я не ожидала такого от себя.
– Уйди…пожалуйста…уйди, – шепчу онемевшими губами.
Его лицо расплывается перед глазами. С трудом распознаю мимику: как поджимает губы и хмурит брови. Как смотрит на меня тяжело, обдумывая, как лучше поступить.
– Хорошо, – наконец, глухо выдает он. – Сейчас я уйду. Попробую разобраться, откуда всплыли скрины твоего эфира. Но только сейчас, Лин. Уйду только сейчас, – повторяет настойчиво. – А когда я приду, мы поговорим. Спокойно. Все будет хорошо, обещаю.
Я отворачиваюсь, кусая губы. На Волкова больше не смотрю. Лишь вздрагиваю, когда за ним мягко захлопывается дверь.
Минут пять пялюсь бездумно в стену перед собой. Ощущение, что размазало бетонной плитой. И эта плита – моя реальность.
Звуки входящих сообщений выдергивают из забытья. Телефон разрывается в кармане брошенных джинсов. Подтягиваю их к себе и достаю трезвонящий гаджет.
В чате профкома сотня сообщений, и все они посвящены нескольким скринам.
У меня останавливается дыхание, ведь я понимаю, в какой момент сделаны эти снимки. Мой прямой эфир, в который случайно попала Соня в тот день, когда обнаженной пришла к Паше…
Мои руки трясутся. Мне не хватает воздуха!
Я понятия не имею, кто слил эти скрины. Но, очевидно, все будут думать на меня. Это ведь самое логичное…
У меня нет сил доказывать, что я не виновата, нет ресурса спорить. Хочется забиться в норку, свернуться калачиком и пролежать так все оставшиеся выходные.
Пусть Волков до понедельника тусит здесь со своей распрекрасной Соней и разгадывает ее увлекательные загадки.
Я не хочу оставаться здесь. Не хочу его видеть. Никого не хочу!
Свой сорокет он уже отработал, спасибо! Пусть радуется.
Я решительно вскакиваю с кровати и быстро одеваюсь. Вызываю такси через приложение. Подхватываю рюкзак, который так и не успела нормально разобрать, и через пять минут утыкаюсь лбом в прохладное окно машины такси, удаляясь от базы…
Глава 36.
Павел
Жизнь не балует меня благосклонностью. От нее пиздюлей я получал гораздо больше и чаще, чем пряников, однако, очень редко она по-настоящему захлопывала перед моим носом дверь. Сегодня как раз один из таких случаев.
Останавливаюсь и делаю глубокий вдох. Вокруг сосновый лес, воздух, должно быть, отпадный, но я его не чувствую.
Поднимаю голову и смотрю на усыпанное звездами небо. В Москве сквозь толщу смога такого не увидишь.
Дышу часто и глубоко, а надышаться не могу. Меня рвет на части. Невидимыми канатами тянет вернуться обратно, к девчонке, которая за короткое время успела просочиться в кровь, под кожу, в каждую клетку. Уверен, она не планировала. И я тоже. Впускать в себя не планировал! Она свалилась мне на голову в самый неподходящий момент! В момент расставания с бывшей девушкой… Я корю себя, что когда-то так опрометчиво вложил в руки Сони козырь, сыгравший против меня.
Но так случилось. Я не знал. Твою мать, не знал, что Лина станет для меня кем-то особенным, настолько особенным, что от одной мысли, что я причинил ей боль и обидел, меня размазывает о стену.
Все, что мне хочется, вернуться к ней и прижать к себе. Так крепко, чтобы она почувствовала, насколько вся моя.
Я уверен, она плачет. Там, одна. Юная, восемнадцатилетняя и, хочется верить, что влюбленная в меня девчонка. Плачет из-за придурка, который не умеет держать язык за зубами. Который должен был поставить точку в прошлых отношениях задолго до появления человека, который перевернул привычный мир с ног на голову.
Но откуда мне было знать, что в мою жизнь так стремительно ворвется она со своим дурацким розовым чемоданом?!
Паулинка не хочет меня видеть. И правильно. Но это не означает, что я сдамся. Жизнь много раз меня нагибала, сегодня я тоже справлюсь, хоть и понимаю, что вернуть доверие сложнее, чем его потерять.