– Привет, дети…
– Ну наконец-то, мы вас заждались…
– Откуда так долго ехали? Через Китай?
– Доченька…
– Иди обниму…
Начинается такой балаган, что голова кругом. Я не успеваю крутить головой и уже не понимаю, с кем обнимаюсь. Лица мельтешат перед глазами, вопросы сыплются как горох…
Мне надо привыкнуть. Последние четыре месяца мы с Линой живем вдвоем, до нее я вообще кантовался один. Мне потребуется время, чтобы адаптироваться к повышенным децибелам, потому что сейчас я немного в астрале.
– Привет, здоровяк! Как ты вырос! – Линка подается вперед и тянется к племяннику. Ромыч реально поднабрал. Ему девять месяцев сейчас, когда я его видел в последний раз, ему было четыре. За это время у него вылез целый зуб и отложилось знатные килограммы.
Что не скажешь об Алене…
Паулина забирает Ромку у сестры и начинает с ним нянькаться в то время, как я подхожу к Алене и прижимаю родную кровь к себе.
– Пашка-ааа…– тянет она, прижимаясь ко мне.
Я целую сестру в макушку.
Аленка заметно схуднула. Осунулась. Волосы стали длиннее и будто бы цвет у них другой…Еще светлее.
– Ты покрасилась? – уточняю.
– Плохо, да? – Аленка вскидывает лицо и спрашивает с тревогой в глазах.
– Почему? Тебе идет, – отвечаю честно. Ей и правда идет. Длинные светлые волосы, похудевшая…Она выглядит гораздо моложе своих лет.
– Напугал, – выдыхает сестра и улыбается. – Я соскучилась, великан!
– Я тоже, – качаю Аленку в объятиях.
– Ваня вам баню затопил. Говорит: «Ребята приедут, им с дороги банька-то на ура пойдет».
– Кайф. Я об этом всю дорогу мечтал, – закатываю от удовольствия глаза.
Об этом и о том, как отжарю в этой бане свою девочку. Потому что, чувствую, секс в ближайшую неделю у нас будет только таким – по углам и на бегу.
Как и полагается, нам с Линой стелют в разных комнатах. Мне ни хрена не весело от этого, и я не скрываю своих эмоций, когда кошусь на Линку. К чему эта конспирация? Рано или поздно признаться по-любому придется, так лучше рано…Трахаться-то нормально хочется.
Как истинный джентльмен помыться и попариться я пропускаю даму вперед. Сам едва отбиваюсь от родни, которая готова накормить меня с ложечки. Втираю родственникам о том, что хочу отдохнуть с дороги, а сам крадусь к Линке.
– А ты куда? – тонкий голосок пугает меня до усрачки, когда сую ноги в ботинки. – Возьми меня с собой, Пася.
Радистка Кэт…
И откуда она здесь, шпионка мелкая?
Присаживаюсь перед ней на корточки.
– Кэтти, тебе туда нельзя. Давай…
– Сяс маме сказу…– перебивает меня.
Вот черт, шантажистка растет.
– Что ты хочешь? – спрашиваю со вздохом.
– Новую Байби.
– Будет тебе новая Барби. Но ты никому ничего не говоришь. Договорились?
– Я могиуа, – племяха проводит пальчиком по губам, будто закрывает рот на замок.
Усмехаюсь. Нда, деловая хватка у пятилетки, однако. Вся в меня!
– Ну все, беги…– подталкиваю ее в гостиную, а сам прыгаю в ботинки и тихо открываю входную дверь.
Как и договорились, делаю три коротких стука, прежде чем оказываюсь внутри деревянного сруба. Моя девочка уже успела раздеться и завернуться в простынку, которую я планирую стянуть в ближайшую секунду.
– Тебя точно никто не увидел? – интересуется Лина, пока через голову снимаю с себя толстовку. Чтобы не палиться, я не стал надевать верхнюю одежду. Но тридцать метров забега по тридцатиградусному морозу все равно заставили яички поджаться.
– Никто, – успокаиваю свою девочку, решив, что про радистку Кэт Лине знать не обязательно. – Но если ты хочешь знать мое мнение…
– Я знаю, что ты мне скажешь, – перебивает меня Лина. – Но, Паш, прошу, дай мне время. Я сама расскажу о нас родителям. Пожалуйста.
Я снимаю домашние брюки и берусь за резинку трусов.
Замечаю, как загораются глаза у моей девочки, а когда я медленно начинаю снимать трусы, ее дыхание становится частым и глубоким. Нам даже в парилку не нужно идти, здесь, в предбаннике, у нас горячее в стократ. Окна, вон, запотели.
– Я соскучилась, – лопочет Лина.
– Надеюсь, никто из родственников не додумается устроить фейерверк в честь нашего приезда, – бормочу я и остаюсь в чем мать родила.
Линка прыскает, а у меня психологическая травма, блять.
Надвигаюсь на свою девочку как голодный хищник.
Линка улыбается, я вроде тоже. До тех пор, пока не слышу за дверью:
– Пашенька, доченька, я тебе полотенце принесла…
– Это мама…– испуганно шелестит Линка и начинает метаться по предбаннику тогда, когда я хватаю банный веник и прикрываю им член.
Паулина
– Пашенька, доченька, я тебе полотенце принесла… – доносится мамин голос из-за двери, ручка которой сразу начинает требовательно дергаться.
Меня ошпаривает паникой похлеще кипятка.
Боже, только не это!
Встречаемся с Пашкой глазами, и они у него такие же огромные, как у меня. Невольно кошусь на кое-что еще большое, что есть у Волкова, и чувствую, что близка к обмороку от перспективы, что сейчас его первичные половые признаки увижу не только я, но и моя собственная мать!
– Это мама…– шепчу испуганно непослушными губами.
В крови взрывается адреналин. Начинаю метаться по предбаннику, не зная куда бежать и за что хвататься. Паша же так и стоит столбом, лишь гордо прикрыв стратегическое место березовым веником! Он реально так собрался мою мать встречать?!
– Пашуль, дочка, открой! – недовольно ворчит мама, продолжая дергать ручку двери на себя.
– В парную! Быстро! – беззвучно артикулирую Волкову, толкая его в сторону стеклянной матовой двери.
Распахиваю ее настежь, и легкие напрочь выжигает повалившим оттуда паром. Кажется, на моем лице ожог! Глаза слезятся от нестерпимой температуры. Кто ж так топит?! Дядя Ваня решил нас сварить?!
– Э-э…– слабо сопротивляется Пашка, не горя желанием туда заходить.
Но выбора у нас нет. Заталкиваю его внутрь и захлопываю за ним стеклянную дверь.
– Иду, мам! – кричу и бегу открывать.
– Ты что так долго, Паш? Я уж волноваться начала. Случилось чего? – причитает мама, заходя в предбанник. – А то Ваня вечно натопит как не в себя. Мало ли, зашла да в обморок упала. Баня – дело такое, все может быть. Простыни вот, шапка, – начинает деловито раскладывать на скамье банные принадлежности, пока я, заметив валяющиеся на полу Пашкины штаны, незаметно ногой отпихиваю их под стол.
– Еще кедровое масло принесла. Очень иммунитет укрепляет. Мыло дегтярное, маска для волос. Тетя Оля дарила. Чудо как хороша! Медок вот. Знаешь, какой вкусный? От Афанасия Никитина, баб Марфа передала. Соляной шар, его надо над печкой подвесить. Сейчас… – и поворачивается к стеклянной двери.
В панике кидаюсь ей наперерез.
– Я сама! – выхватываю несчастный шар из маминых рук.
Она смотрит на меня с легким недоумением, но никак не комментирует мою подозрительную порывистость. Захожу в парную с этим проклятым шаром. А Паша там уже весь бордовый и блестит от пота так, будто вся жидкость, которая была у него в организме, теперь снаружи, а не внутри.
Господи, хоть бы не сварился…
– Быстрее там, – выразительно артикулирует он и жестом показывает, что еще пара минут и ему конец.
Киваю и выбегаю обратно в предбанник.
– Мам, спасибо. Тебе, наверно, пора? – с надеждой спрашиваю и мысленно молюсь.
– Ой, да что там делать? Каждые праздники одни и те же разговоры за столом, – беспечно отмахивается мама. – Я, Пашенька, по тебе соскучилась, по доченьке моей. Поболтать хочу, посекретничать, – подходит и крепко обнимает меня, добродушно улыбаясь.
– Мам, я…– мямлю в ответ, судорожно пытаясь что-то придумать. Но ничего в голову не идет.
Кошусь на дверь парной. Боже, Пашка сейчас сварится там!
– Дочь, ты мне скажи, как вы с этим Павлом уживаетесь? – тем временем заговорщическим тоном интересуется мать. Брови ее хмуро встречаются на переносице. – Нет, он вроде бы хороший мальчик, но, знаешь… Я заметила, так смотрит на тебя… Плотоядно прямо, – произносит настороженно, – неспокойно мне теперь. Вот уж точно, как волк на зайца. Того и гляди, съест. Скажи честно, не приставал к тебе? – и пытливо заглядывает мне в глаза.
Чувствую, что иду пятнами. Прикусываю нижнюю губу.
– М-м, нет, – медленно качаю головой, – у нас все хорошо…
– Да? – мама будто не верит. – А друзей не водит? Девочек? Не пьют они там? – допытывается мамуля.
– Мам, нет! Не пьет он! И мы почти все время вдвоем, – ляпаю, не подумав, так как снова кошусь на дверь в парную.
Пашенька, родной мой, ты живой там?!
– В каком смысле вдвоем? – переспрашивает бдительная родительница.
– Мам, я помыться уже хочу, тебе пора! – чуть ли не плачу от нервного напряжения.
Обнимаю ее за плечи и подталкиваю к выходу, но она выворачивается из моих рук. Вот же…!
– Да я думаю, может, с тобой попариться, Пашуль? – смеется, а у меня сердце останавливается. Что?! Нет!!! – Веничком отходишь меня?! У тебя хорошо получается.
– Мама, нет! Не раздевайся! – испуганно ору в голос, когда моя мать стремительным движением стягивает с себя кофту и остается в одном бюстгальтере.
Мама замирает от неожиданности с кофтой в руках. И тут громко распахивается стеклянная дверь.
– Здравствуйте, Ольга Валентиновна, – хрипит пунцовый потный Паша, прижимая березовый веник к паху.
У мамы становится такое лицо, будто у нее сейчас из орбит вывалятся глаза.
– Извините… – бормочет Волков страдальческим тоном, уставившись на пышную грудь моей матери, и резко отворачивается всем корпусом, повернувшись к маме голым задом.
Мама сипит в протесте что-то невразумительное, а я и вовсе теряю дар речи.
– П-простите… – снова нелепо извиняется Паша и быстро разворачивается. Зажмуривается и на ощупь пятится к скамье.
– Мам, мы встречаемся, – пищу я тонким, не своим голосом, – вот хотели под куранты сказать. Сюрприз вам устроить…