У меня словно живот напрягается до жуткой щемящей боли, а потом резко отпускает. Я понять ничего не могу. Это настолько странно, что я стою и просто глупо смотрю на своего мужа. Который дарит мне в ответ точно такой же взгляд.
— Ай, — говорю запоздало и с промедлением. Мне уже не больно, но произошедшее меня заставляет напрячься. Прошлый раз, когда я почувствовала нечто такое, мы на всех парах с мужем неслись в медицинскую клинику.
Мне тогда нужно было срочно увидеться с тем врачом, который вел у меня беременность и который собирался принимать роды.
Я всю дорогу съедала Чернову мозг насчёт того, что время пришло и я вот-вот рожу. Но как оказалось, это были всего лишь тренировочные схватки. А я одновременно и радовалась, и огорчилась.
Чем ближе становился срок родов, тем скорее мне хотелось родить. Невозможно же было постоянно спать на правой стороне. Для меня ночью было грандиозным событием просто перевернуться с одного бока на другой. Такой неповоротливой я себя ещё никогда не чувствовала.
— Что за «Ай»? — Чернов тоже напрягся от моего поведения. Даже отложил всё, что держал в своих руках и пошёл мне навстречу.
— Это значит то, что мне больно, разве не понятно?! Это значит, что я скоро рожать буду!
— Это я уже слышал в прошлый раз. Кажется, это было недели две назад. И чем закончилась наша прошлая поездка к гинекологу? — он не ждёт, что я отвечу, а сам продолжает, — тем, что я тебе купил новое платье.
Каюсь, такое действительно имело место. Я была настолько подавлена в тот день, что не нашла для себя никакого другого способа расслабиться кроме как не пойти на шоппинг. И это сработало. Но теперь мне кажется, что Чернов этого мне никогда не забудет.
— Если ты просто хочешь новое платье, то так и скажи, — говорит Чернов и берет меня за руку, — и мы тебе купим. Только не нужно устраивать мне очередную проверку и засекать за сколько времени я доеду до больницы. Алиса, это уже будет в пятый раз и, честно говоря, даже у меня нервы не выдержат. Даже зная в каком ты находишься положении, не стоит паниковать раньше времени и действовать на эмоциях…
И это он мне собирался говорить об эмоциях? Тот человек, который ради мести готов был — Глеб, — смотрю на него в ужасе. Хотя бы от того, что схватки начали повторяться и уже не были похожи на тренировочные, — Я не шучу. У меня действительно схватки. И это чертовски больно. Нам нужно в больницу. Срочно.
Словно понимая всю степень серьезности происходящего, муж начинает что-то орать своим людям. А потом быстро, но при этом аккуратно берет меня под руки и выводит на улицу
— Глеб! Мы не можем просто так уехать!
— Почему?
— Сумка в роддом! — Кричу о том, о чем сама вспомнила в последний момент, хотя до этого два с половиной месяца долго, упорно и усердно собирала всё необходимое для этого события, — мы ее забыли!
Я ожидаю того, что мы вернёмся за сумкой, но мы не возвращаемся. Настойчиво продолжаем идти вперёд к машине. И только когда муж аккуратно открывает дверь, помогает мне сесть на заднее сидение, он что-то бросает водителю, и мужчина со всех ног бежит в дом.
Пока сам Чернов устраивается за водительским сидением, прибегает мужчина с моей сумкой. Легче мне, конечно, не стало, но стало спокойнее.
— Ты там как на задних рядах? — Глеб, постоянно оборачивается и спрашивает у меня это в который раз. А я одного хочу, чтобы мы доехали до больницы в целостности и сохранности. То, как он ведёт машину в данный момент совершенно не вызывает у меня никакого доверия. Раньше он настолько не лихачил. Хотя, раньше я не рожала. Может быть, он так волнуется?
— А как ты думаешь каково мне? — Я почти кричу на него, потому что меня сейчас злит совершенно всё, что происходит вокруг. Схватки стали учащаться и мне это не нравится.
Если раньше перерывы были пять минут, то сейчас, за время езды, они сократились до трёх. А это гораздо быстрее чем должны были быть.
— Тебе нужно вспомнить все, чему нас учили на курсах для беремняшек, — Глеб пытается звучать спокойно, но потому как дрожит его голос, я понимаю, что он не меньше волнуется, чем я. И также переживает. — Вдох, выдох. Вдох, выдох медленно. Дышим грудью, или животом, — кажется он запутался. Так и я тоже. Но его вот эти вот попытки мне помочь на самом деле ещё больше сбивают с толка.
— Я не хочу ничего вспоминать, — ору на мужа, хоть он ни в чем не виноват.
В данный момент я очень хочу поделиться с ним всем спектром своих ощущений. В этом мало чего приятного. Конечно, ему сейчас просто говорить мне, что нужно успокоиться и как нужно дышать. Советовать, что-то вспомнить.
Это же не его практически на части разрывает изнутри. Насколько мне известно дальше будет только хуже.
— Я хочу, чтобы это как можно быстрее закончилось. Если ты не знаешь, как помочь, то лучше не мешай. Тебе было хорошо, когда ты ребёночка мне заделал, а мне сейчас с последствиями разбираться. Как бы я хотела, чтобы мы с тобой поменялись местами. Мужчины тоже заслуживают знать каково это!
— Не знаю, расстрою я тебя или обрадую, но мне очень понравилось делать с тобой детей, — то ли шутит, то ли на полном серьезе говорит Глеб, — поэтому я на одном не намерен останавливаться. Как только ты придёшь в боевую готовность нам нужно будет снова заняться продолжением рода.
Не самый удачный момент сообщить мне об этом! Не тогда, когда я готова убивать всех на всем пути, только бы мне стало легче.
— Мне совершенно не смешно! Абсолютно!
— Ты, главное, не нервничай…
Когда мне говорят не нервничать, я начинаю нервничать ещё больше, а тут вроде, как и повод даже достойный есть.
Больше заморачиваться и напрягаться по этому вопросу времени и сил нет. Все это уходит на то, чтобы пережить очередную схватку.
Глоток кислорода у меня получается теперь сделать в промежутках один к двум. Схватка и на две минуты передышка.
Я даже не сразу понимаю, как меня оформляют, упускаю тот момент, когда Глеб остается в регистратуре, а меня ведут сразу в родильный зал. Минуя общие палаты, где я должна была дожидаться своего очереди.
Хорошо, что мне хватило ума отказаться от парных родов. Хотя Чернов очень настаивал на том, что он не хочет оставлять меня одну даже в родильном зале. Сколько ссор у нас было на этот счет. Но я не была готова к тому, чтобы мой муж увидел меня кричащую, потную, злющую, уставшую… Нет… Я, конечно, знала, что его психика и нервная система выдержит все. Но не моя. Именно здесь я хотела, чтобы он этого не видел.
И то, как я ору с каждой новой схваткой и ищу глазами на ком бы сорвать свою злость говорит мне о том, что я поступила правильно, не разрешив Чернову быть со мной в этот момент.
Я, конечно, люблю помотать ему нервы и поотрываться на нем, а он мне позволяет все, что я хочу, и что-то мне подсказывает, что такие бонусы у меня только на момент беременности, но даже для него будет слишком, если я буду отрываться на нем все часы родов.
Кажется, что сейчас у меня все произойдёт быстрее, чем я того ожидала. И на самом деле все именно так и происходит. Проходит шесть часов, за которые мне казалось, что я умру, потеряю сознание и просто не справлюсь с этим всем… Но все становится совершенно неважным, когда я вижу свою малышку. Маленькую, такую крошечную, что мне кажется она может уместиться в моих ладошках.
Я не могу объяснить это чувство. Не могу описать своих эмоций, когда маленькое чудо оказывается в моих руках, и я понимаю, что никогда и ни за что не смогу полюбить больше никого, чем ее.
Меня увезли в палату, отдыхать, и сказали, что через несколько часов привезут малышку на кормление, и им пришлось долго меня уговаривать расстаться с ребенком хоть на чуть-чуть, потому что я не хотела. Боялась. Переживала. Но меня успокоили и уговорили, что все будет хорошо.
— Госпожа Чернова, — меня из полудрёма выдергивают слова медсестры, которая стоит у моей кровати и с улыбкой смотрит на меня.
— Пора кормить? — пытаюсь резко подорваться с кровати и тут же падаю на подушку скривившись… Да, переоценила я свои силы.
— Нет, кормить еще рано, вам папашу счастливого угомонить нужно, — продолжает она говорить с улыбкой, — он вам дозвониться не может и тут уже вся больница на ушах стоит. Такого счастливого папашу мы еще не видели.
Я не совсем понимаю, что она имеет в виду, поэтому продолжаю на нее молча смотреть.
— Выгляните в окно, он вам там послание оставил.
Медсестра помогает мне подняться с кровати и дойти к окну.
На моем лице моментально появляется улыбка, а сердце счастливо отбивает ритм.
Прямо под моими окнами лепестками роз выложено “СПАСИБО ЗА ДОЧЬ”.
А рядом с ней стоит мой мужчина, и смотрит прямо мне в глаза. В его взгляде столько любви и нежности, что на глаза наворачиваются слезы.
Глеб показывает мне в руке телефон и жестом показывает, чтобы я взяла трубку. Медсестра подает мне телефон, и я принимаю вызов.
— Ты сумасшедший, — шепчу в трубку и пытаюсь успокоиться, но слезы все равно бегут по щекам.
— Я счастливый, самый счастливый мужчина на свете, благодаря тебе. Я люблю тебя. Слышишь?!
— Нет, Чернов, теперь не только меня. Теперь у тебя две женщины, которых ты любишь.
— И мы на этом не остановимся, — даже через окно я вижу его коварную улыбку.
— Ты жадина, Чернов! Всегда хочешь больше.
— Футбольную команду хочу, от любимой женщины!
И это оказались не просто угрозы. Уже спустя полтора года, я снова смотрела на тест, на котором виднелись две полоски. И судя по довольной улыбке моего благоверного, то новостью это было только для меня.
— Чернов! Ну ты и…
— Я ведь тебя предупреждал, — сгребая в охапку и чмокая в губы заявил мужчина, — я всегда выполняю свои обещания.