ты думаешь, что я соглашусь скрашивать твой досуг в течение этих шести месяцев?
— Пяти месяцев и трех недель. Очень надеюсь на это.
— Что-о?
— А что такого? Я честен. Ты мне очень нравишься. Мы коллеги. Выросли в одном городе, наши родители дружат. Тебе нравится, как я тебя целую, мне нравится тебя целовать. Почему бы нам не попробовать стать больше чем коллегами?
— Ну ты и гад! Хоть бы для приличия наврал, что мы всегда будем вместе и не расстанемся никогда.
— Если ты станешь для меня единственной — навру непременно. Но зачем мне обещать подобные вещи женщине, которая от меня нос воротит?
Лори сердито хлопнула его по руке, Рой вскрикнул и изобразил, что падает в обморок. Машину начало заносить из стороны в сторону, Лори завизжала и полезла к рулю, пытаясь выровнять джип. Рой улучил момент и сгреб девушку в охапку. Возмущенная Лори уперлась кулачками ему в грудь, выкрикивая бессвязные угрозы, но Рой исхитрился и заглушил мотор, а потом привлек Лори к себе и начал ее целовать.
Первые секунды она еще сопротивлялась, а потом он почувствовал, что она улыбается. Сильные тонкие руки обвились вокруг его шеи, и Лори ответила на поцелуй так, как все и делала в этой жизни: прямо и смело, со всей страстью.
Жаворонок парил в золотом мареве полудня. В раскаленном воздухе висел звон цикад. Рой приоткрыл один глаз.
На травинке замерла изумленная до предела стрекоза. Ее алое с золотом тельце нервно подрагивало, радужные крылья трепетали от нетерпения. Стрекоза таращилась на Роя огромными золотистыми глазищами и напряженно думала: откуда это в прерии взяться голому мужику?
Дальше за стрекозой колонна из пяти невозмутимых муравьев маршировала по пологому золотисто-бежевому холму. Холм мерно вздымался и опускался. Рой осторожно сдул муравьев и накрыл золотистый холм ладонью.
Лори замурлыкала, вытянулась и повернула к Рою разрумянившееся и счастливое лицо.
— Рой Роджерс! Я знала, что не стоит тебя брать с собой в прерию.
— По тебе не скажешь, что тебя это сильно огорчает.
— А профессиональная этика? Я лежу голая со своим формально подчиненным посреди прерии…
— Доктор Флоу! Предлагаю представить это в суде как оказание первой помощи. Искусственное дыхание методом «рот в рот» и прямой массаж…
— Молчать! Доктора — известные циники и пошляки.
— Лори…
— Что?
— Ты очень красивая. Я это понял еще в самый первый раз, когда ты танцевала стриптиз для папы, но тогда ты не дала возможности тебе это сказать…
— Рой…
— Тихо. Не надо, не говори ничего. Люди так все портят словами…
— У тебя кто-то был?
— За эти двадцать лет? Конечно. Только я даже лиц их не помню, не то что имен. Немного, разумеется. Я пробовал жить вместе с одной докторицей… из нашей же клиники. Знаешь, нам обоим казалось, что у нас получится. Одни интересы, одно место работы.
— Не вышло?
— Нет. На работе мы говорили о работе, дома — тоже о работе, и очень быстро выяснилось, что от этого можно и озвереть. Мы почти возненавидели друг друга, но стоило расстаться — отношения тут же наладились.
— И больше ни с кем?
— А вторая женщина, наоборот, не имела никакого отношения к медицине. Милая в общем-то девочка, только вот ревнивая ужасно. Звонила сорок раз на дню и требовала меня к телефону. Я оперировал тогда очень много, к телефону меня, естественно, не звали, а она обижалась и все говорила: ну неужели пациент не может подождать, он же все равно под наркозом?
— М-да…
— Да. А потом я решил — наверное, это во мне что-то неправильно. Я ведь очень закрытый человек, Лори. У меня и друзей там, в Остине, не было. Я, живой и настоящий, остался здесь, но возвращаться мне совсем не хотелось… Просто не к кому было. Так я думал.
— А как же твои?
— Ну… У мамы и папы был маленький Джои. Братья взрослые, у каждого своя жизнь. Мы созванивались, общались, но жить всем вместе… мне казалось, это невозможно.
— А я плакала каждую ночь, когда работала в Чикаго. Домой очень хотела.
— Ты — и плакала? Не верю. Ты крепкая девица.
— Крепкая не значит бесчувственная. Я же НОЧЬЮ плакала. Когда никто не видит…
— Значит, у тебя никого не было?
Лори перекатилась на живот Рою, осторожно подперла ладонями щеки, упираясь локтями ему в грудь. Он осторожно прижал ее к себе, любуясь лучистыми серыми глазами девушки.
— У меня не то чтобы никого совсем не было… Мне как-то не хотелось ни с кем жить одним домом. Я представляла разные глупости — и мне тут же становилось смешно, а иногда противно.
— Что же именно?
— Ну… ерунда всякая. Носки грязные, крышка на унитазе все время поднятая…
— Лори, ты насмотрелась ток-шоу.
— Веришь, нет — ни одного ток-шоу в жизни своей не видела. Ой!
— Ты что?
— Шуршит что-то…
— Это трава, наверное.
В этот момент справа и сзади раздалось бодрое покашливание и веселый старческий голос изрек:
— Какое прекрасное нынче утречко, не правда ли?! Я дико извиняюсь… Я не смотрю, дочка, не смотрю! Вы тут козу не видали?
Лори пискнула, скатилась с Роя и ускакала на четвереньках в траву. Рой вздохнул, подтянул к себе рубашку и поднялся, прикрывая ею чресла.
Седой как лунь старикашка с яркими голубыми глазками, роскошными белоснежными усами, в ковбойской шляпе набекрень и потертых кожаных штанах сидел верхом на небольшой меланхоличной лошадке, мерно жевавшей пучок травы. При виде Роя старичок прищурился — и уже через мгновение обличающе вытянул вперед палец.
— Третий из Кейновых пацанов, точняк! Как же тебя… Рой! Рой Роджерс! Ты похож на маманю, парень! Стало быть, вернулся домой? Ну и правильно. А вот девчонку не признал я что-то, хотя судя по голой заднице…
— Дядя Фрэнк!!!
Возмущенная Лори была алого цвета, но зато полностью одета. Рой начал тихонько пятиться в ту сторону, где, по его мнению, находились его джинсы…
Старикашка разразился жизнерадостным кудахтаньем:
— Лори Флоу, ну надо же! Значит, правду люди говорят?
— Какие еще люди? И что они говорят?
— Что у тебя с третьим сынком Кейна Роджерса хухры-мухры и шуры-муры. Это хорошее и правильное дело, дочка, вот что я тебе скажу. Я и сам с удовольствием завел бы шуры-муры, но всех моих подружек разбил радикулит. Так вы козу не видали?
— Нет!
— Понятно. Ну и ладно. Не маленькая, сама прибежит. А ты, дочка, на пастбища собралась?
— Да. Везу ребятам вакцину.
— Хорошее дело. Поезжайте быстрее, потому как к ночи будет дождь с молниями. Гроза, стало быть.
— Дядя Фрэнк, день такой хороший…
— Для отвода глаз. Вон видишь — облачко? Навроде загогулины или запятой? Старая ведьма Саиранн-ха говорит, что это коготь демона. Мол, он небо раздирает этим когтем, и тогда начинается гроза. Ну ладно, бывайте. Лори, ты скажи моему оболтусу, чтобы проверил правую переднюю подкову у своей гнедой. Потеряет она ее, беспременно потеряет. Рой, до скорого. Мамане поклон, папане привет.
С этими словами удивительный дед слегка шевельнул коленями — и меланхоличная лошадка неторопливо двинулась прочь, шурша разнотравьем. Рой изумленно посмотрел на Лори.
— Это же… это… Это что же — дядя Фрэнк Хоган?! Он живой?!
Лори пожала плечами.
— Как видишь.
— Но ему же лет сто! Он был стариком, когда я был мальчишкой!
Лори засмеялась.
— Дяде Фрэнку весной исполнилось девяносто восемь. Он неплохо себя чувствует, только иногда спину ломит — к похолоданию. Я пыталась назначить ему электрофорез, но он с возмущением отказался. У него всю жизнь одно лекарство — кукурузное пойло с травками. Внутрь, снаружи и в качестве диеты.
— Поразительно! А его оболтус…
— Это его правнук. Тоже Фрэнк, кличка Малой. Он у Гая на ранчо работает, один из лучших загонщиков в штате.
— Погоди, а что дядя Фрэнк говорил насчет грозы и старой ведьмы?
Лори стянула растрепанные волосы резинкой и направилась к машине, объясняя на ходу:
— Ты просто не знаешь. Индейцы вернулись. Небольшое племя апачей чирикахуа пришло от Рио-Гранде. Саиранн-ха — это их святая женщина, проще говоря, колдунья. Я к ним ездила, знакома с ней. Очень интересная тетка. Как и все индейцы, разбирается в следах, предсказывает погоду, читает прерию, словно книгу. Мне у них понравилось. Если захочешь, съездим как-нибудь.
— Но гроза в такой день…
— Знаешь, индейцы почему-то всегда оказываются правы. Лично я всегда к ним прислушиваюсь. А дядя Фрэнк… он столько лет ездит по прерии, что разбирается во всем этом не хуже апача. Эх, теперь пойдет разговор… не остановишь.
— Ты имеешь в виду…
— Нас с тобой. Дядя Фрэнк — наипервейший сплетник.
— Лори, мы взрослые люди и имеем право…
Девушка неожиданно остановилась и сердито посмотрела на Роя. Серые глаза сверкали.
— Имеем право на что? Развлечься от нечего делать? Знаешь, зря мы это сделали.
— Начинается! Лори, к твоему сведению, я тебя насильно в кусты не тащил…
— Еще скажи, что я сама на тебя вешаюсь, и будет совсем как в плохом кино.
— Погоди. Как мне кажется…
— Садись за руль.
— Хорошо, но я все равно договорю. Как мне кажется…
— Доезжай до высохшего русла и поворачивай направо.
— Как скажешь, но с мысли ты меня не собьешь. Так вот, мы, как мне кажется, с обоюдным удовольствием…
— … И по договоренности обеих сторон…
— … занимались любовью…
— … что является обычным отправлением физиологических потребностей и ни в коей мере не накладывает на участников процесса никаких обязательств.
Рой обиженно посмотрел на Лори.
— Я хотел сказать совершенно не это!
— А я это вижу именно так! Рой, ты всю неделю своего пребывания здесь при каждом удобном случае твердишь, что скоро уедешь. Потом предлагаешь мне стать твоей подружкой на время пребывания в городе. Скажи, пожалуйста, а как мне жить после этого дальше? Как терпеть перешептывание за спиной? Это тебе не Чикаго, это Литл-Сонора! Здесь нельзя просто уйти в поля с парнем, чтобы об этом никто не узнал.