– Отчего же такая несправедливость, да ещё на родине героя Чесмы? – недоверчиво задала вопрос Клер.
– Может быть, у нас в России всё было бы несколько по-другому, не появись в 1864 году на академической выставке в Санкт-Петербурге картина мало тогда известного молодого художника Флавицкого. Картина называлась «Смерть княжны Таракановой во время наводнения в Санкт-Петербурге в 1778 году». На ней была изображена красивая молодая женщина с непричесанными волосами. Женщина стоит, прижавшись спиной к стене, в разодранном, когда-то шикарном платье, обнажающем округлые плечи и аппетитную грудь. Вода хлещет через зарешеченное окно, крысы ползут по кровати, некоторые уже плавают брюхом вверх.
Клер, представляя описываемое мною зрелище, испуганно смотрела на меня широко раскрытыми глазами. «Впечатлил», – подумал я, – «вот наивная душа», – и продолжил:
– На вопрос «Who is Tarakanova?» подразумевался подготовленный демократической средой столицы ответ: несчастная красавица, загубленная самодержавным режимом только за то, что назвала себя незаконной дочерью царицы Елизаветы от тайного брака с фаворитом, бывшим певчим при её дворе, гетманом Разумовским. Бедняжка якобы утонула в своей камере в Шлиссельбургской крепости по время наводнения. Совет Академии художеств присвоил 34-х летнему художнику звание профессора – уж очень реалистична была картина. У каждого гражданина, способного сопереживать, разрывалось сердце. Это была уже вторая крупная работа художника, первая, под названием «Христианские мученики в Колизее» была написана за два года до этого. Тоже очень реалистичная, но реализм Флавицкого был надуманным во многом под влиянием жизни художника в Италии, где он, начиная с 1856 года, в течение шести лет находился в качестве академического «пенсионера». «Мученики в Колизее»? Скорее, это коммерческий ход самого художника.
– Я поняла. Действительно, чушь, поскольку нет исторических доказательств того, что в Колизее мучили христиан. Ты лучше про Тараканову давай, – сказала Клер.
– Ну, так вот, про Тараканову. Александр II во время посещения выставки отдал распоряжение сделать отметку против произведения Флавицкого в академическом каталоге выставки, посчитав, что сюжет этой картины заимствован из романа, не имеющего исторической основы. Приобрести картину для Академического музея Петербурга тогда не решились, опасаясь возможного недовольства императора. По указу сверху было произведено тщательное расследование, которое установило, что наводнение такого масштаба, как на картине, было в Петербурге годом раньше, т. е., в 1777 году. К этому времени так называемой «Княжны Таракановой» не было в живых уже два года. Более того, в казематах Шлиссельбургской крепости она никогда не содержалась, а умерла в Петропавловской крепости!
– Естественной смертью? – дрожащим голосом спросила Клер.
– Естественной – это значит от старости, а Тараканова была ещё молодой женщиной, хотя ее подлинные биографические данные остались тайной для всех. Пожалуй, единственное правдивое признание во время допроса Тараканова все-таки сделала, сообщив год своего рождения. Она сказала, что родилась в 1752 году. Получается, на день смерти ей было 23–24 года. Поэтому точно утверждать, что смерть её была естественной, нельзя.
– Тогда от чего она умерла? Её, что, пытали и физически истязали?
– Послушай, если ты будешь мне задавать столько вопросов, я сам помру во цвете лет!
– Но у тебя же есть предположения, почему не хочешь ими поделиться?
– Сказать могу, но сам понимаю, что чем глубже погружаюсь в дебри истории, тем больше возникает вопросов.
– Вот и скажи, что за вопросы, – Клер нетерпеливо дернула собачий поводок, отчего Мартин взвизгнул и прижался к моей ноге.
– Прости, милый, я не хотела, – воскликнула Клер и схватила пса на руки.
– Вопросы непростые! Совсем недавно по первому каналу российского телевидения в популярной ночной передаче люди, называющие себя историками, заявили, что Тараканову в Питере жестоко пытали. Договорились до того, что город Рагуза, где жила Тараканова, так раньше назывался современный хорватский Дубровник, оказывается, находится вблизи от Ливорно в Италии. И народ наш всё это слушает! А мне стыдно!.. Содержание самозванки в Петропавловской крепости хранилось в полной секретности. До нас дошли протоколы допросов, которые вел в крепости лично главнокомандующий, генерал-губернатор князь Голицын. Велись они на французском языке, поскольку Тараканова владела им как родным. Впрочем, она знала и немецкий, на котором общалась с Орловым. Итальянский, как и польский, был у самозванки пассивным. Голицын сам говорил на многих языках, в том числе и на польском. Русского же Тараканова совсем не знала. Впрочем, как выяснилось во время допросов, она не понимала ни арабского, ни персидского, хотя утверждала, что и восточные языки ей знакомы. На практике оказалось, что те восточные каракули, которые она представила как письменное доказательство, были оценены местными экспертами как простые закорючки. К девушке не применялись никакие меры насильственного физического воздействия, такое тогда было время! Однако к ней был приставлен так называемый «крепкий караул», что тогда означало, что офицер и подчиненные ему солдаты должны были, не смыкая глаз, обеспечивать круглосуточный догляд, сидя в комнате вместе с ней, чтобы «побродяжка» не наложила на себя руки или не ускорила течение своей болезни. Солдатам было запрещено покидать самозванку даже во время справления ею своих естественных надобностей! За несколько месяцев до её смерти, из-за нежелания добровольно и правдиво сообщить Голицыну её настоящее имя, место рождения, раскрыть её цели и того, кто, собственно, стоит за её спиной, к ней были применены «крайние меры воздействия», а именно: её лишили всех излишков теплой одежды, одеял, и посадили на грубую тюремную пищу. За два дня до смерти к ней был допущен священник для исповеди. У нас в России со времен царя Петра I тайны исповеди для заключенных не существовало, священник был обязан сообщить кому нужно, что поведал ему перед смертью заключенный. Секретарь, который вел запись исповеди, так ничего нового из откровений коварной женщины не указал. Поэтому священник так и не отпустил затворнице грехи. Польско-французский историк Казимир Валишевский имел возможность изучать кое-какие несекретные материалы расследования, и отмечал, что через три года, в 1867 году, когда неожиданно умер Флавицкий, его картина «Княжна Тараканова» привлекла большое внимание посетителей выставки в Париже. К тому времени российско-французские отношения заметно потеплели, наступала эра отношений так называемого «сердечного согласия». Именно тогда Третьяков приметил это творение и просто купил его, не торгуясь, у брата художника для своей галереи в Москве. И теперь эта картина под незамысловатым названием «Княжна Тараканова» занимает почетное место в экспозиции Третьяковской галереи, а сама Тараканова до сих пор остается трагическим символом самодержавного деспотизма. Я долго задавал себе вопрос – почему образ этой, на первый взгляд, беззащитной женщины, так тревожит наши сердца, пока не удосужился обойти все залы Третьяковки. Оказалось, что образ этой дамы остается самым соблазнительным из всех, представленных в галерее.
– Денис, пожалуйста, не отступай от исторической темы. Мне интересно, – настаивала Клер.
– Если бы я знал, что предстоит допрос с пристрастием, я бы предпочел остаться в баре.
– Ну, Денис, пожалуйста, – простонала Клер под жалобные крики чаек.
– Хорошо, – сказал я, – давай вернемся к замечанию Александра II о том, что сюжет картины Флавицкий заимствовал из романа, который не несет исторической правды. Что это за роман, о котором недоговаривал тогда император? Да и сам Валишевский, рассуждая о «Таракановой», нигде не упоминает об источнике. И здесь, как выяснилось, без французов не обошлось. Оказывается, был такой французский дипломат Жан-Анри Кастерá, работал в «Северных странах». Он написал лишь одно оригинальное произведение под названием «Vie de Catherine II» и издал эту книгу в 1797 году. Обрати внимание, Клер, в том же году, когда вышла и пресловутая книга Рюльера! Мало того, что Кастера был недобросовестным писакой, но он был ещё и русофоб! Именно он выдумал, что самозванка утонула при наводнении, а Орлов с ней обвенчался, нарядив моряка попом. Кастера заврался до того, что утверждал, что у Елизаветы с Разумовским было аж трое детей, а принцесса получила фамилию «Княжна Тараканова» от названия слободы Таракановки, где родился Разумовский. И это при том, что в украинском языке нет слова «Таракан», а есть «Каралюх»! Видимо, художник Флавицкий прочел его книгу, которая имела хождение в Италии, и проникся любовью к этой несчастной женщине. Есть и иная точка зрения на появление фамилии «Тараканова». У Алексея Разумовского была старшая сестра, которая была замужем за казаком Дараганом. У неё были дети, жили они при дворе Елизаветы. Племянников отправили для образования в частный пансион в Швейцарии. Германские газеты распространили слух, что под фамилией, измененной с «Дараган» на «Таракановы», скрываются дети Разумовского. Впрочем, помимо Кастера было ещё несколько французов, которые уверяли, что отцом Таракановой был Шувалов, и она не утонула, а её захлестали до смерти бородатые русские палачи. Но об этих бумагомарателях я даже говорить не хочу, поскольку это несерьезно, а появление в 1882 году романа нашего писателя Данилевского под тем же простым названием «Княжна Тараканова» было большим литературным событием. Критика того времени радушно встретила роман, отметив «превосходный» исторический материал и талантливо рассказанную трогательную историю несчастной, загадочной «авантюрьеры», а также добротно прописанный художественный образ Алексея Орлова. Однако из романа следует – умерла Тараканова от чахотки, а новость о том, что княжна утонула во время наводнения, распространил по Петербургу сам Голицын. Орлов же так и не ощутил угрызений совести, а посему умер в невыносимых предсмертных муках. Этот роман до сих пор популярен у нас в стране. Наравне с «Тремя мушкетерами» в советско