– Наверное, но возможно, просто забыл.
Он поставил книгу на место и убрал узкие очки в мягкой оправе в нагрудный карман пиджака.
– Тогда, господин Росси, если желаете, я вам напомню, не углубляясь в детали.
– Ну что ж, коли сегодня такой необычный день культурного обмена, давайте.
Он поспешно подошел к подоконнику, взял свой бокал и перед тем, как сесть в кресло, откупорил пузатую бутылку «Хеннеси». Хозяин дома излучал добродушие и снова улыбнувшись мне, произнес:
– У нас еще есть немного времени, пока наши девочки заняты на кухне.
На его руке сверкал золотой хронограф «Магнум» от Франка Мюллера, привлекая мое внимание, но кичливый итальянец на него даже не взглянул, будто счастливые и впрямь часов не наблюдают.
– Дино, я совсем не хочу вещать на тему древней русской истории как глашатай истины в последней инстанции. Я лишь попытаюсь рассуждать вслух.
– Я понимаю, – успокоил меня Росси, – я вас слушаю.
Он успел выпустить изо рта изрядное количество густого терпкого дыма перед тем, как я произнес первое слово.
– Вы сеньор, были совершенно правы, когда назвали имена наших историков – Татищева и Ломоносова. Именно они первыми рискнули высказать свою версию древней истории России. Сначала Татищев досконально изучил большинство первоисточников, в том числе содержавшихся в Радзивиловской летописи и в списках Нестора. Но когда в 1740-м году он, наконец, был готов издать свою историю, у него ничего не вышло. У нас в России согласия на издание он так и не получил, и даже в либеральной Англии не сумел ничего добиться. За самовольные попытки издания он был уличен в вольнодумстве и ереси. Вплоть до конца своей жизни Татищеву так и не удалось осуществить свою мечту. Только после его смерти под редакцией Миллера были изданы его дневники, но не в авторском варианте, а с многочисленными исправлениями. Крайне удивительно то обстоятельство, что никто никогда до сих пор не видел подлинных рукописей и черновиков Татищева. Так можно ли его назвать родоначальником русской историографии? Пожалуй, но весьма условно. С Ломоносовым было сложнее. Он откровенно противопоставлял свои взгляды на древнюю русскую историю тем версиям, которые были высказаны немецкими историками. Он отвергал «Трактат о Варягах» Байера и диссертацию Миллера на подобную тему, а идею последнего о скандинавском происхождении русского государства, высказанную им в 1749 году в речи «О происхождении народа и имени российского», обругал, назвав его выступление «ночи подобным». Кстати, жалоба Ломоносова в высокие инстанции на засилье немцев в Академии наук и требование превратить Академию в русскую по сути, до Романовых дошли. Однако сенатская комиссия расценила это как бунт черни во главе с Ломоносовым и потребовала предать ученого смерти и лишить его семью всех благ. К счастью, императрица Елизавета Петровна не одобрила это требование комиссии, но жалование ему уменьшили в два раза и заставили просить прощения. Письменный текст обращения составил лично Миллер. Разумеется, Ломоносову, как он ни пытался, до конца жизни так и не удалось издать свою «Древнюю российскую историю», зато на следующий же день после смерти по личному приказу Екатерины II весь его исторический архив был конфискован и передан Миллеру. Через семь лет после смерти Ломоносова Миллер сам издал его «Древнюю российскую историю». В подлинности этой работы до сих пор сомневаются все, поскольку она написана в ключе исторической теории немецких исследователей. Архив Ломоносова так и не был обнаружен нигде вплоть до настоящего времени. Скорее всего, он был уничтожен. Екатерина II благоволила к Миллеру. Рукописную библиотеку стареющего историка она выкупила за двадцать тысяч рублей, по тем временам просто колоссальную сумму. Особым покровительством Екатерины пользовался и Шлецер, бывший слуга Миллера. Он занимался разработкой схемы русской истории под личным контролем царицы. Он тоже стал считаться русским академиком и первоучителем для Карамзина. Все это имело свои пагубные последствия для российской исторической науки. Недобросовестное отношение немецких академиков русской академии наук превратило русскую историю в сатиру. Клеймить русских славян стало традицией. Николая Карамзина убедили, что главное – быть людьми, а не славянами. Он послушно написал историю государства российского с древнейших времен, как этого требовали Романовы, и издал ее в 1826 году. Царский дом буквально канонизировал ее. С этого времени наша история стала доступна для широких кругов образованных славян. Его работа была щедро оплачена Николаем I. Ежегодный пенсион Карамзина составлял пятьдесят тысяч рублей, а после его смерти такую же сумму ежегодно продолжала получать его жена, а затем и его дети.
– Интересно, – подал голос господин Росси, стоя за высокой спинкой моего кресла.
– В общем, да, интересно, – согласился я, повернув голову в поисках хозяина, и добавил, – но скорее страшно.
Думаю, итальянец уловил в моем тоне беспокойство, и в ту же минуту у меня за спиной снова зазвучал баритоном его голос.
– Не надо пугаться правды, мой друг, хотя реальная история – действительно штука страшная.
Его циничность и прямолинейность меня немного задели.
– Вы, верно, сеньор, имеете в виду вашу древнюю историю? – я съязвил, и хозяин это уловил. Слава Богу, что в тот момент он не видел выражения моего лица. Признаться, за мной такое водится, иной раз я бываю неприятным. – Важно, чтобы и вы, итальянцы, не пугались.
– Простите, я не понимаю, – произнес г-н Росси только после того, как обошел кресло и встал передо мной.
– Ну… – я несколько замялся в нерешительности, но собрался с мыслями и спокойно начал: – Согласитесь, страшно становится, когда вдруг осознаешь, что главный символ античного Рима – волчица, кормящая Ромула и Рэма грудью, отлитая из бронзы как считается в V веке до Рождества Христова древним народом этрусками, на самом деле была создана вовсе не ими, а совсем другим народом, и гораздо позже, в средние века, точнее, в XV веке нашей эры. Ваши историки промахнулись аж на целых двадцать веков. Серьезный просчет? – обратился я к итальянцу и сам же ответил: – Бесспорно.
– Ааа… – протянул он, – вы, историки, все об этой мелочи толкуете, – он помахал ладонью перед моим лицом, стараясь разогнать клубы едкого сигарного дыма. – Вы, видимо, имеете в виду заключение Анны-Марии Каррубы, нашего известного реставратора. Да, я в курсе, что ее профессиональные догадки поддержал и президент института археологии сеньор Реджино. Наверное, это так и есть, но таких откровенных ляпов по древней истории Рима совсем немного. Давайте все же отнесем их к исключению из правил.
Признаться, Европа часто упрекала французов в легкомыслии, так же как она обращала внимание на то, что мы, русские, чувствуем себя заблудшими в этом мире, поскольку силлогизм Запада нам не знаком поныне. Однако, умозаключение, которое делал Дино, вызывало у меня недоумение. Я даже отпил из его бокала немного коньяку и с жаром произнес:
– Да, но вы до сих пор по всему миру продолжаете распространять эту лживую информацию, публикуя повсюду невыразительное изображение этой волчицы и преподнося его как великий артефакт античной Этрурии. Была бы она хотя бы похожа на ту, которую описывал в своей «Естественной истории» Плиний. История сохранила для нас изображение волчицы на своих древних монетах. Четкие контуры дают точное представление, которое никак не вяжется с тем, что демонстрируется по сию пору. Это же обман! В конце концов у моего отца имеется прекрасный образец той монеты времен Антонина Пия, на которой греческие резчики штемпелей создали образ волчицы совсем не такой, какой нам пытаются сейчас навязать. Между прочим, в Капитолийском музее этому изваянию до сих пор выделен первый и самый большой зал музея, а глянцевые обложки путеводителей по Риму на всех языках мира открываются именно его изображением. Где же, позвольте спросить, любовь к истине?
Перед тем, как ответить, г-н Росси сдвинул брови и вздохнул.
– Что поделаешь, бывает и такое. Двести лет назад Стендаль в своих «Прогулках по Риму» писал про Ватикан, что количество древнеримских памятников, уничтоженных папами и их племянниками так велико, что стыдясь этого, Ватикан приказал авторам путеводителей не упоминать о них вовсе. Возможно, и в нашем случае причина все та же – стыд. Но кто не ошибается?
Он мило улыбнулся в попытке отшутиться, призывая и меня проявить должную терпимость и уважение к тем, кто провел колоссальную работу, а итог оказался сомнительным.
– Дино, но я не досужий турист, посещающий Рим только ради развлечения. Нас приучили еще в школе к тому, что знание античной истории – это мерило образованности человека. Мне все время вбивали в голову, что любое утверждение необходимо подкреплять аргументами. Я согласен, что стереотипное мышление довлеет. Даже в Москве в музее имени Пушкина зал античного искусства открывает копия капитолийской волчицы, а станцию метро «Римская» украшает изображение, стилизованное под волчицу, которая, как теперь оказалось, была выдумана итальянскими средневековыми скульпторами. Это же своего рода историческое мошенничество мирового масштаба!
– Друг мой, не стоит так волноваться, – успокаивал меня хозяин.
– Хорошо. А вот второй жемчужиной капитолийских музеев является античная конная статуя Марка Аврелия. Нас уверяют глянцевые путеводители, что это единственная конная статуя, чудом не изуродованная христианскими религиозными фанатиками, не переплавленная, как все остальные в средние века, и сохранившаяся до наших дней только потому, что наездник был похож на императора Константина Великого, принявшего христианство и канонизированного церковью как святой равноапостольный. Удивительно то, что у входа в Капитолийские музеи, что в тридцати метрах от конной статуи Марка Аврелия, установлена исполинская античная голова самого Константина с глазами навыкате, безбородого, с прямыми, а не курчавыми волосами и стильной прической, так характерной для поздней империи IV века. Словно кто-то специально обращает внимание посетителей на то, что Константин совсем не похож на Марка. Тогда почему жители Рима и служители Ватикана целых тринадцать веков принимали Константина за Марка? Возможно, причиной тому бы