– Ладно, – сказал отец семейства, стоя в окружении своих девочек, – мы тоже не будем преувеличивать влияние русских на древнюю историю Рима, иначе и на нас вся ученая Европа ополчится вместе с гневом Олимпийских богов.
Он обнял меня за плечи и подтолкнул к двери.
За столом мы не были многословными. Скорее, мы превратились в заскучавших французов, тщательно подбиравших нужные слова восторга и оценивавших достоинства здешней приморской кухни. Молчал и я, пока не обратил внимание на крупный ярко-красный камень, сверкающий на безымянном пальце Моники в обрамлении мелких бриллиантов.
– Что, нравится? – Клер перехватила мой завороженный взгляд, обращенный на прекрасное украшение своей мачехи. Она произнесла эти слова так громко, что я даже вздрогнул. – Нравится? – Клер не унималась и требовала моего участия в разговоре.
Я положил ложку возле тарелки и взял салфетку.
– Нравится, – признался я, – а разве такое украшение может не нравиться?
– Наверное, думаешь это рубин? – хитро спросила Клер. И, не дожидаясь ответа, выпалила: – Это ограненная шпинель. Слышал что-нибудь про камень «черный принц»?
– Нет, – ответил я.
– Папа, слышишь, Денис ничего не знает про красную шпинель, величайшую драгоценность британской короны.
Клер досадливо поморщилась.
– А почему я должен это знать? – возможно, в моем голосе прозвучало раздражение, которое я попытался сгладить натянутой улыбкой.
– Ты? Да я даже папе сказала, что ты знаешь все, о чем с тобой ни заговоришь, – она посмотрела на отца. – Скажи, папа! – и весело рассмеялась.
Отец одобрительно кивнул головой в знак согласия и добавил:
– Подобный этому камень когда-то даже украшал знаменитую русскую шапку Мономаха.
– Если хочешь знать, Денис, этот камень мой папа подарил Монике неспроста. Всему виной его магические свойства. Он преображает, также развивает, подпитывает и возвышает. Я все правильно сказала, папа? – Клер снова засмеялась. – Главное, Денис, не перепутать себя с камнем. Разница в том, что в «чистых» камнях ищут не достоинства, а изъяны.
– Ну, хватит, – вмешалась Моника, – прекрати, пожалуйста, прошу тебя.
Она поднялась со стула, демонстрируя идеальную осанку и посылая всем нам улыбку.
– Нет, я скажу, – произнесла Клер, похожая в этот момент на блеклого мотылька, сидящего на цветке рядом с шоколадницей, и своим убогим туалетом оттеняющая блеск гардероба своей мачехи, – этот камень имеет магическую силу! В древние времена… – тут Клер немного запнулась. – Денис, слово «шпинель» должно быть тебе знакомо, ты же все знаешь о древних временах. Ты так часто говорил о ристаниях колесниц и о «спинах» римских цирков, украшенных диковинной скульптурой, в том числе египетскими обелисками, похожими на иглы или шипы, – она пожала плечами от нетерпения, глядя в мои равнодушные глаза. – Так вот, слово «шпинель» произошло от уменьшительной формы того самого латинского слова «spina», что означает «шип». Кроме того, это талисман любви и верности, а еще… – Клер подмигнула мне, – красная шпинель – мощный стимулятор сексуальной энергии, даже рождает тягу к разврату. Мой папа сказал, что такой камень он мне никогда не купит, и не потому, что он дорого стоит, а потому что рубиновую шпинель рекомендуют прятать от подростков. Но я уже давно не подросток, а папа все считает меня таковой.
– Прекрати, дочка, – прервал Клер отец. – Ну вот тебе результат, мы сами разрешили ей выпить вина.
Его слова прозвучали упреком жене, которая не противилась желанию Клер немного выпить вместе с нами.
– А ты, Денис? – Клер встала со стула и, подойдя ко мне сзади, обняла за плечи. – А ты подаришь мне такой камень?
Отец взглянул на дочь с упреком и даже с плохо скрываемым презрением к тому, кто возможно нравился ее дочери, и я понял: его страхи за дочь, что она снова западет на очередного негодяя, до конца еще не рассеялись.
– Да шучу я, папа, шучу, неужели ты не видишь, – и Клер вернулась на место.
– Слава богу, что ты шутишь, Клара, – с улыбкой заключил хозяин и предложил перейти к десерту.
Сославшись на диету, дамы единодушно отказались. Их нежелание разделил и я, отказавшись и от кофе. Мне было достаточно глотка простой воды.
– Папа, ты не будешь возражать, если я отведу Дениса на чердак и покажу наши русские древности, – сказала Клер, заранее уверенная, что отказа не последует.
Господин Росси только улыбнулся и беспомощно развел руками.
– Наслаждайтесь, – пожелал он нам без насмешки.
Она по-детски решительно взяла меня за руку и повела к широкой мраморной лестнице на второй этаж, покрытой ковровой дорожкой. Там в конце коридора в кирпичной стене, задрапированной гардиной, находилась совсем небольшая дверь. Узкая чугунная лестница, что вела на чердак, слегка подрагивала при каждом даже осторожном шаге, отчего деревянные поручни, неплотно прилегающие к решетчатым перилам, глухо постукивали в проемах. Запах заброшенного помещения был едва ощутимым, а деревянная чердачная дверь открылась совсем бесшумно. Крашеный пол был чист и не скрипел под ногами. Мы надели наши куртки, которые предусмотрительно взяли с собой, и прошли в середину вместительной комнаты, где стоял старинный прямоугольный стол и два полинялых кресла с резными ножками. Тусклый свет проникал через небольшие круглые окна, но было не настолько темно, чтобы спотыкаться о расставленные повсюду на полу чемоданы и диковинные предметы интерьера с частями старой, пришедшей в негодность мебели. Клер щелкнула выключателем, и мягкий свет изящных светильников, развешанных на стропилах крыши, превратил чердак во вполне милое уютное помещение.
– Прикольно! – сказал я, едва оглядевшись, лелея однако надежду как можно скорее покинуть чердак. – Ты здесь часто бываешь? – обратился я к Клер, которая уже успела плюхнуться в кресло, взметнув облачко теплой пыли.
Она уперлась локтем в угол массивной столешницы, подпирая веснушчатую щеку худой ладонью, и смотрела на меня немигающими кукольными глазами.
– Совсем не бываю, а зачем? Рыться в пыли?
– Но здесь такой порядок, выходит, кто-то сюда часто заглядывает?
– Да кому здесь что нужно? Просто папа попросил прислугу хоть немного здесь убраться к твоему приходу. Я придумала, что ты хочешь посмотреть на русские древности.
– Угу, – промычал я, наконец поняв, что имел в виду господин Росси, когда сказал: «наслаждайтесь». – Слушай, хватит выдумывать про меня всякую хрень. Ты меня реально достала своей чрезмерной похвалой. Папаша твой уже, должно быть, смекнул, что у тебя это неспроста, а я профессиональный соблазнитель, прибывший из варварской страны. Я белкой здесь сегодня кручусь, чтобы отмыться от его навязчивых подозрений.
– Что поделаешь, – вздохнула Клер, смиренно разводя руками. – Он гордится своим древним родом и охраняет меня от случайных знакомств.
– Знаешь, дорогая моя, благородные семьи, как античные цивилизации, обречены на вымирание, если не рисковать и вовремя не вливать свежую кровь, так что его потуги смехотворны.
– Надеюсь, ты сказал ему об этом?
– Зачем? Если он этого до сих пор еще не понял, то поздно, и не надо его в чем-то переубеждать.
– А ты циник.
– Ты мне об этом уже говорила.
Чемоданы, что стояли вдоль стен, на вид были действительно очень старыми и видимо, сделанными из фанеры. Я приподнял самый маленький и положил его на стол, чтобы развязать веревку, которой он был перетянут.
– Будь осторожен, – забеспокоилась Клер, – его, наверное, не открывали лет сто.
– А что в нем? – поинтересовался я на всякий случай.
– Книги разные, газеты, гравюры, может быть, фотографии, – равнодушно произнесла Клер, продолжая сидеть в той же позе. Я сумел быстро развязать несложные узлы и осторожно поднял крышку. Пыль ударила мне в нос, перехватив дыхание, как слезоточивый газ. Я принялся беспрерывно чихать, прикрывая рот ладонью. Клер была в восторге. Она весело смеялась каждый раз, когда я в очередной раз заходился в неистовом чихе.
– Что здесь смешного? – сердился я, сморкаясь во влажный платок.
– Ты будто плачешь! Посмотрел бы ты на себя со стороны, бедный! У тебя прямо текут слезы. Ты выглядишь таким беспомощным. Раньше я тебя таким не видела, – оправдывалась Клер, хотя и сама на всякий случай держала перед носом платок.
В чемодане были сложены книги Чехова, Короленко и Бунина на русском языке, отпечатанные на дешевой бумаге в местных типографиях, какие-то мелкие гравюры и много пожелтевших фотографий с незнакомыми мне лицами. Я закрыл его и поставил на место.
– Послушай, Клер, обратился я к девушке, – все это, конечно, интересно, но если я поочередно буду раскрывать все чемоданы, то скоро превращусь от пыли в серую мышь. Я лучше как-нибудь еще раз загляну к вам, но уже в подобающей одежде, чтобы покопаться здесь основательно. Кстати, твоя одежда сегодня как никогда соответствует нашим занятиям.
Клер не обиделась, но вдруг забеспокоилась, поспешно вскочив с кресла.
– Нет, раз уж пришли, давай, я сама тебе кое-что покажу, – она не стала ждать моего согласия, а отправилась в дальний конец чердака и принесла оттуда сразу две написанные маслом картины с изображением женских лиц, обе в старинных деревянных рамах. Пока я, теряясь в догадках, всматривался в незнакомые черты, Клер прикатила небольшую деревянную тележку, на которой возлежал хорошо выполненный мраморный бюст мужчины с небольшими сколами, лицом похожий на одного из братьев Орловых. От неожиданности я привстал с кресла и ладонями дотронулся прохладного сероватого мрамора.
– Это действительно достойная находка. Если бы только это был Шубин, – тихо сказал я себе под нос по-русски, испугавшись сам своей смелой догадки.
Клер обратила внимание на мое волнение.
– Это еще не все, – сказала она обрадованным голосом. – Там в больших коробках сложены другие картины и гравюры. Есть еще один мраморный бюст, но его надо погрузить в тележку. Мне одной не справиться.