го древнего царя. Хорошо?
Не скрою, мне хотелось увидеть в ее глазах ответную заинтересованность.
– Как знаешь… – Клер казалась отрешенной, что совсем не облегчало мне задачу ответить на ее же вопрос, но я уже закусил удила, и мое воображение полностью овладело моим сознанием.
– Так вот, Александр Македонский был не просто великим завоевателем. Он оставался живым Богом для многих народов на протяжении веков. Даже в Древнем Риме в конце II века нашей эры статуй с его изображением было гораздо больше, чем изображений всех двенадцати Богов из олимпийского сонма. Его вещи, что сохранились в Мавзолее, были настоящими священными фетишами, на которые молились не только простые люди. Римские императоры, начиная с Юлия Цезаря и Октавиана Августа, приезжали в Египет, чтобы постоять у гроба Александра. Каждый хотел прикоснуться к его лицу или доспехам, веря в сверхъестественную силу этого фетиша.
Древний Рим. План города
Клер привстала с кресла и, как школьница, затрясла чуть поднятой над головой ладошкой, прося разрешения задать вопрос, а я, как строгий учитель, кивком головы позволил ей это сделать.
– Я где-то читала, что его тело лежало в прозрачном гробу, наполненном медом, только есть ли в этом хотя бы доля исторической правды?
Она снова села в кресло, подогнув ноги под себя.
– Безусловно, правда об Александре с веками обросла легендами. Подлинных исторических фактов сохранилось не так уж много, но именно они и волновали моего отца. А месторасположение его гробницы до сих пор не известно и с годами превратилось в увлекательную головоломку. Публикаций на эту тему было много, но они не имели серьезного научного значения. Отец тоже не избежал искушения приобщиться к поиску захоронения. Он много раз приезжал в Египет и всякий раз брал меня с собой. Мы с картами в руках обошли почти всю Александрию пешком. Что мы знаем почти наверняка? Знаем, когда и где умер Великий Завоеватель. В Вавилоне тогда стояла невыносимая жара, и пока диадохи кумекали, что делать с телом царя, оно стало смердеть. В традиции древних народов было удалять мертвецов с людских глаз, а Александр, хоть и мнил себя при жизни отпрыском Зевса, оказался простым смертным и смердел, как все покойники, но не разлагался, о чем писал Плутарх и изумлялся Квинт Курций. В те времена мышьяк был известным ядом, но никто еще не знал, что если человека отравить этим зельем, то процесс разложения заметно замедляется, а посему древние писатели приписывали это странное явление божественной природе самого Александра. Еще один римский писатель Клавдий Элиан в своей «Пёстрой истории» упоминает о прорицаниях Аристандра из Тельмесса, известного мага в армии македонского царя, который призвал диадохов с почтением отнестись к телу Александра как к вместилищу его души, ибо боги поведали предсказателю, что страна, которая примет прах, будет процветать вечно. Тело тогда надолго забальзамировали, поскольку только через два года мастер Арридей смог изготовить гроб из чеканного золота и катафалк, своим видом достойный славы великого завоевателя. Когда все было готово, труп царя обложили благовониями, препятствующими разложению, и укрыли тело пурпурным плащом. Гроб покрыли золотой материей, а рядом положили его оружие, украшенное драгоценностями. Процесс перевозки тела из Вавилона в Мемфис подробно описан Диадором и рассказ этот, наверное, близок к истине. Из Мемфиса тело не отправили дальше, как планировали прежде, в Македонский царский некрополь, где был захоронен отец Александра Филипп и его родители. Только через два года тело царя из Мемфиса перевезли в Александрию, где Птолемеем было подготовлено достойное место. Точно известно, что это пересечение Каннопской дороги с улицей Сема. Дивной красоты мраморный мавзолей, был окончательно завершен только преемником Птолемея Сотера. Всё дело в том, что сейчас никто не знает, где в городе проходили эти дороги и где находился дворец самого Птолемея, откуда он ежедневно отправлялся по вечерам в мавзолей, чтобы воздать почести богочеловеку Александру. Страбон писал в своей «Географии», что тело Александра его друг и помощник Птолемей Соттер перевез в Александрию Египетскую в золотом гробу. Да, но сам Страбон видел уже другой гроб, а именно сделанный из прозрачного камня. Историк Светоний Транквилл писал, что император Август велел вынести тело Александра из святилища и осмотрел его, а в знак преклонения возложил на него золотой венец. Другой историк Дион Кассий дополнил скудную информацию Светония, отметив, что Август не только осмотрел, но и ощупал тело Александра, при этом повредив ему нос. Интересно, что когда Августу предложили осмотреть еще и усыпальницу Птолемееев, находящуюся поблизости, император ответил, что хотел видеть только царя, а не мертвецов. Выходит, Александр Великий оставался в памяти римских императоров живым царём или воплощением Бога. Последним, кто поведал грядущему поколению о сохранности тела Александра, был известный ритор IV века нашей эры из Антиохии Либаний. Он писал, что тело было выставлено напоказ в Александрии. Это случилось в 390 году нашей эры. Один из отцов церкви Иоанн Златоуст, ученик Либания в искусстве риторики, в самом конце IV века нашей эры переселился из Антиохии в Александрию и как-то, говоря о бренности мирской славы, обмолвился, что в городе никому уже не известно, где находится Мавзолей македонского царя Александра. Прошло всего каких-то десять лет с того момента, как Либаний сообщал, что тело Александра выставлялось напоказ, а выходит, уже забыли! Случайно ли Иоанн Златоуст это сказал или с умыслом?
– Короче, – подгоняла меня Клер.
Я делал вид, что не замечаю ее нетерпения.
– Пару дней назад я наконец понял, какое отношение имеет название швейцарских часов модели Сан-Марко и крылатый лев на их задней крышке к македонскому царю.
Клер поднялась с кресла и вплотную подошла ко мне, так что я ощутил тепло, которое источало её тело.
– Ну, и…
Я терялся в догадках, отчего она принялась меня подгонять, если мы никуда не спешили.
– Короче, – я вынужден был поторопиться и заключил: – Сан-Марко – это название площади в Венеции, крылатый лев – это символ святого Марка, а святой Марк – это покровитель Венеции.
– Ну и что это значит? – продолжала недоумевать Клер, закатывая глаза к потолку. – Каждый, кто был в этом городе на воде, знает эту прекрасную площадь и знаком с его символом.
– Да, но я никогда там не был и не знал об этом, но это далеко не главное, а главное то, что мощи святого Марка хранятся в базилике на одноименной площади. Интересно, где эти мощи взяли, если святой Марк – первый христианский епископ египетской Александрии – умер в середине I века нашей эры и до конца IV века никто и никогда о месте его захоронения ни словом не обмолвился. Клер, – обратился я к своему придирчивому и капризному слушателю, – ты как дочь знатока итальянских древностей, может быть, когда-нибудь слышала от него о гипотезе историка Эндрю Чагга?
Клер посмотрела на меня, как на чудака, и я не стал к ней больше приставать с расспросами, продолжив свой рассказ с упорством, которое возможно могло бы показаться моей слушательнице, достойным лучшего применения.
– Послушай, почему-то только в 392 году и никак не раньше некий святой Иероним, создавая в Вифлиеме жизнеописания известных людей, сообщил, что святой Марк был похоронен в Александрии. Ты, Клер, хоть начинающий, но психоаналитик, поэтому ты должна почувствовать близость совсем ничего не значащих дат: 390–392 годы. На самом деле, как мне кажется, в них заложен некий сакральный смысл. Послушай, милая, меня повнимательней, прошу тебя. Собственно, то, что Марк умер где-то в Александрии и похоронен своими единоверцами на кладбище неподалеку от нее, никакого отношения не имеет к Венеции. Общеизвестно, что святой Марк был евреем, а в городе, носившем имя Александра, насчитывалось в то время около миллиона жителей – по большей части греков, но почти 300 тысяч были евреями. Евреи проживали довольно компактно в отдельном квартале Александрии и, разумеется, хоронили своих христианских единоверцев на своей, а не на греческой территории, и предполагать, что Марка языческие эллины позволили похоронить в самом центре древнего города в так называемом Неаполе почти в том же месте, где как предполагают, и находился мавзолей Александра, было бы просто нелепо. Однако на поздних средневековых картах Александрии уже было обозначено точное место святилища святого Марка – чуть ли не на пересечении главных дорог великого города. Конечно, уместен был бы твой вопрос: а причем здесь Венеция?
В глазах Клер наконец-то появился ощутимый интерес. Это вселяло в меня оптимизм и надежду на ее сопереживание, иначе зачем я здесь, на чердаке, сотрясаю воздух. Мне действительно был нужен хоть кто-то, кто бы меня понимал, и я продолжил:
– Прошло восемь веков с даты смерти Марка, и однажды жители города-государства Венеции, превратившие его в крупнейший торговый порт всей Европы, пожелали, чтобы мощи их покровителя были перевезены к ним из Александрии, которая тогда уже была не только не языческим греческим городом, но и совсем не христианским. Город уже давно жил под властью мусульман, и попытаться вывезти оттуда не мощи, а почему-то уже целую мумию Марка, каким-то чудесным образом уцелевшую, было делом непростым. Католическая церковь до сих пор подробно информирует свою паству, каким образом удалось это сделать. Для визуального представления на фасаде базилики даже созданы мозаичные полотна, повествующие о процедуре возвращения мумии святого. Церковь утверждает, что мощи до сих пор находятся в венецианском соборе святого Марка. Клер, – обратился я снова к девушке, которая смотрела на меня скорее индифферентно, чем с интересом, – Клер, ты сомневалась, что в Венеции ведутся археологические раскопки. Мне жаль тебя разочаровывать, но это именно так. По результатам раскопок, производимых под основанием базилики, историк Чагг и выдвинул свою гипотезу. Дело в том, что обнаруженный под базиликой довольно большой по размерам каменный рельеф с изображением древнего щита и копья был явно значительно древнее этой церкви. На рельефе был изображен македонский щит с восьмиконечной звездой по центру точь-в-точь такой же, как на древних монетах времен Александра Великого. В коллекции моего отца есть такая монета с тем же изображением на реверсе. Я извлек из кармана джинсов кожаный портмоне и достав оттуда эту самую монету, протянул ее Клер.