Юлия Меза усилием воли преодолела волнение и заставила себя снова сесть на табурет возле ложа, на котором все еще сидела, а не возлежала сестра. Домна заметила, что ее глаза потеряли свой утренний блеск, спина ссутулилась, и казалось, что Меза, вечно жаждущая познания и желающая спорить по любому вопросу, сейчас замкнется в себе и под разными предлогами засобирается перейти из повозки императрицы к себе. Но младшая сестра ошибалась. Меза только внешне излучала равнодушие, ее мозг интенсивно работал в поисках аргументов для продолжения дискуссии. Наконец она нервно сглотнула и неуверенно произнесла:
– Иреней…
– Кто? – переспросила Юлия Августа.
– Иреней, – сказала Меза громче и уверенней. – Ты считаешь, что он тоже недостаточно образован?
– Ты сейчас кого имеешь в виду? Только говори яснее.
– Я имею в виду Иренея из Смирны, второго епископа лугдунского. Ты должна его помнить.
– Иренея, который когда-то жил в Лугдуне? – пожала узкими обнаженными плечами Домна. – Имя и вправду как будто знакомое. Когда это было-то? – призадумалась она. – Если только тот бородатый и застенчивый с виду философ уже немолодых лет.
Она посмотрела на сестру и спросила:
– Ты-то откуда его знаешь?
– В том-то и дело, что я не знаю его вовсе и даже тогда, когда навещала тебя в этом городе после твоего брака с Севером, ты никогда о нем разговор не заводила. Про него мне много раз говорили коптские христиане, что часто наведывались ко мне в Антиохию из Александрии с разными прошениями. Они-то мне и поведали в подробностях об этом праведнике и его загадочной душе, называя его отцом церкви.
– О чем же шла речь? – поинтересовалась императрица, ворочаясь на ложе и пытаясь занять удобное положение.
– Они мне больше все про Иисуса твердили, какой он чародей был на самом деле, выдавая его за сына божьего. А я им вроде тебя поначалу все в пример приводила Дамида нашего, а потом и Аполлония из Таины не забывала помянуть, дескать, он не в пример Иисусу велик был воистину, мог даже, когда ему заблагорассудится, исчезать с глаз долой и перемещаться в пространстве, особенно, если почует для себя какую опасность.
– И что же они говорили тебе в ответ? – добрая улыбка на лице Домны располагала сестру к откровенному рассказу.
– В ответ они стали рассказывать об Иуде Искариоте, будто был такой ученик у Иисуса Христа, возможно, даже самый лучший среди всех двенадцати. Он в их общине хранителем казны был. Копты в подтверждение слов своих даровали мне книгу, написанную вроде даже самим этим Иудой. Ты знаешь еще от Цельса, что о бытии Иисуса на Земле христиане узнают из этих самых книг, написанных его малограмотными учениками.
Юлия Августа в знак согласия слегка кивнула головой.
– Так вот, копты эти, передавая мне означенную книгу в дар, предупреждали, что вторую такую трудно будут сыскать на земле, поскольку всему виной стал этот Иреней из Лугдуна.
– Если поразмыслить и представить, где копты проживают, а где Иреней много лет проповедует, то поверить мудрено. Дорога дальняя, не всякому по плечу, да и не по карману нищему иудею. Выходит, знакомец мой лугдунский влияние в секте своей имел громадное и связи в империи, ежели даже копты его слушались, – изумилась Августа.
– Не торопи меня с ответом, ты лучше послушай дальше, – сказала Меза, заметно волнуясь. – Как будто бы годов эдак пять до вступления в должность наместника этой части Галлии Септимия Севера в самом Лугдуне собор христианский прошел, и на нем верховодил всем Иреней, и приняли они совместное решение оставить всего лишь только четыре книги из всех, что ученики Иисуса написали о его житии и считать отныне их канонами.
– А куда же остальные книги повелели девать? – снова поспешила с вопросом Домна.
– Остальные в целях сохранения единства веры приказали уничтожить или лучше даже сжечь, чтобы смуты не создавать в сердцах верующих и тем самым ересь не плодить. А того, кто ослушается, обещано было отлучить от церкви.
– Скажи, ты тот манускрипт сохранила или, поди, отдала кому?
– Как же не сохранить было. До сих пор у меня в личном табуларии, что я отстроила в своем поместье в предместьях Антиохии, библиотекарь числит в списках наличия.
– Так и что же в книге той такого написано, чтобы речь о ней держать так долго. Может, тайны какие скрыты? – глаза Юлии Августы блестели любопытством.
– Со слов коптов могу только сказать, поскольку все сама разобрать не сумела сразу. Этот текст, оказалось, сперва писался на арамейском, затем его греки на свой лад перевели, а уже потом копты на своем языке изложили. Пусть и читаю я легко на всех языках семитских, да только разумею не всяко, чтобы в толк взять, поскольку изъясняются они не просто и дело вовсе не в самом языке, а в мыслях мудреных.
– Ну-ну, рассказывай дальше, как сможешь, лишь бы складно вышло.
– Так вот, – зевнула Меза и потрясла головой, прогоняя сон, навеянный монотонным стуком колес. – Копты считают, что Иуда Искариот в своем Евангелии все как было на самом деле в жизни без прикрас и выдумки изложил. Иисус там так же, как и наш Аполлоний, был способен чудеса творить разные. И по водам хаживал, и исцелял, и оживлял, но главное, тоже где надо, исчезал на глазах и даже перевоплощался, принимая облик другой точь-в-точь, как у Апулея в книге «Золотой осел». И перемещаться в пространстве невидимым тоже мог. Они, эти священники христианские, во главе с Иренеем, посчитали тогда в Лугдуне, что грех предательства, совершенный Иудой, был столь велик, что этого алчного отступника они нарекли сразу всеми синонимами подлости человеческой. На самом же деле, как в той книге, что у меня хранится, Иуда сделал ровно то, что ему велел будущий спаситель рода человеческого, обладавший силой абсолютной власти. Я запомнила одну строку, которую повторяли копты из раза в раз. Ты только послушай, что говорит Иисус Иуде перед казнью, оставшись с ним наедине: «Ты превыше всех учеников моих. Тебе надлежит пожертвовать человеком, скрывающим меня». Заметь, что история предательства Иуды была упомянута только в тех четырех книгах, что приказал оставить Иреней. В других, как утверждают копты, об этом не было сказано вовсе. Египетские христиане убеждены, что Иисус заранее знал, что будет распят, и всем ученикам своим раздал роли. Роль Иуды была предать. Но помыслы Иуды были возвышенны оттого, что он один правильно понял Учителя и был убежден, что страдать на кресте Учитель его не будет. – Меза с облегчением в сердце снова присела на табурет.
– Выходит, история предательства Иуды, изложенная в тех канонах, что оставил Иреней, это, возможно, чистый вымысел, далекий от правды жизни. Вымысел тех, кто стоял у истоков церкви христовой. Нам с тобой это только на руку. Сама посуди, служители этой секты, скрывая от своей паствы великие чудеса, на которые сподобился Христос, и предавая огню книги прочих учеников, в угоду учению тем самым, может, даже сами того не ведая, облегчили нам работу с новой книгой об Аполлонии. Мы же все чудеса, что он творил, наоборот покажем до последнего, чтобы возвысить его значимость, и назовем мы эту книгу на манер учеников Христа «Житие Аполлония из Таины».
Домна радостно посмотрела на старшую сестру.
– Только вот что я не поняла из твоего рассказа: зачем римляне взвалили не себя грешный труд своими руками казнить Иисуса, или другой заботы у Пилата на тот момент не было?
– Как раз наоборот. Все было исполнено по закону. Законы Рима суровы, но это наши законы!
– Тогда смилуйся и вразуми непонятливую сестру свою! – снова на губах Августы заиграла шутливая улыбка.
– Так ведь Христос не просто топтал ногами босыми земли Палестины и демонстрировал приемы колдовские, творя на пути своем чудеса невиданные. Он еще и проповедовал, пока не въехал верхом на ослице в ворота Иерусалима с великой вестью к горожанам, что он и есть царь иудейский, тот самый Мессия, кто, возможно, и исполнит ветхозаветные пророчества, тот, которого так долго ждал Богом избранный народ. Ученики его тоже верили в Иисуса как в Мессию, царя нового мира, который придет к власти и все враги его падут. И в первую очередь сам великий Рим.
– Чего же не исполнил?
– Знать, не поверил ему Синедрион во главе с первосвященниками, да и главное, сам народ иудейский воспринял весть благую с сомнением. Вот и потребовал от римского префекта Понтия Пилата утвердить решение Синедриона казнить Иисуса по закону Рима на основании «оскорбления величия».
– Как же тогда сам Иисус позволил им над собою надругаться, если он и вправду был тем, за кого себя выдавал?
– О том и речь, что в книге от Иуды записано, что пожертвовали только человеком, скрывающим его. Иуда верил, что Мессия не будет страдать распятым на кресте, оттого и исполнил наказ Учителя продать его Синедриону.
– Ладно, – махнула рукой Августа в сторону сестры, – дальше не надо. Бог на то и Бог, он и не может страдать, он бессмертен. И закончим на том. Не все, видать, у этих священников христианских складно выходит, оттого столько ереси по земле гуляет. Но это их проблемы, а не наши, пусть у них и голова болит.
– Как же ты заканчивать собралась, – всполошилась Меза, – если на мой вопрос об этом самом Иренее так вовсе ничего не рассказала.
Юлия Домна широко улыбнулась, излучая добродушие.
– Ты все об этом старце, что выдавал себя за вельможного лугдунского священника и внушал мне доверие своей почтенной бородой и осанкой? Помню, голос он свой подавал только по делу.
Юлия Домна снова внимательно посмотрела на сестру.
– Я поначалу никак не могла взять в толк, зачем ты мне этого Иисуса в разговор о герое нашей книги всю дорогу навязывала. Оказывается, виной тому, скорее, были копты. Хорошо же они мозги тебе прочистили, если даже ты за Христа вступилась. Эти новоиспеченные христиане лезут сейчас всюду и целят в душу. Берегись! – Домна в шутку погрозила сестре пальцем.
– Ты бы лучше сама не отвлекалась, а то опять разговор об Иренее в сторону уведешь.