сейнов на Марсовом поле.
Монументальный вход в императорский дворцовый комплекс, что возвышался на Палатинском холме, был выполнен в форме большой экседры и располагался прямо напротив Большого Цирка. Император Каракалла незаметно для сторонников Геты покинул дворец и сразу повернул налево, пройдя вдоль величественных аркад нового дворца, построенного на Палатине его отцом, и вскоре оказался у Септизодия. Мерный шум падающей воды в каскадах величественных фонтанов этого нимфия всегда вызывал у Антонина легкую дрожь. Огромная бронзовая скульптура отца в полный рост была так величественна и высока, что почти закрывала собой главный вход в новый дворец и термы императорского комплекса, где жила его Юлия Домна с кучей приближенных, поклонников Мельпомены и прославленных юристов. Антонин не решился тревожить Августу своим визитом в такой день, когда ритуал обязывал ее вести себя скромно, не вынося на суд граждан всякий раз ее новые дорогостоящие одежды, подчеркивающие безупречный вкус великой матроны и ее внешние достоинства на зависть скорбящим Вечного города. Сам Антонин был одет в серый с капюшоном плащ, ниспадавший до пят. Никто из его личной охраны также не привлекал внимания. Серый плащ превращал всех этих рослых и статных гвардейцев в бесформенных, похожих друг на друга громил, напрочь лишенных всякого мужского обаяния.
Покинув лупанарий, размещавшийся в пристройке к Большому Цирку, праздно шатающиеся проститутки сгрудились на самом перекрестке между Аппиевой и Остинской дорогами, откуда хорошо просматривался весь караул разряженной дворцовой стражи, и жадно высматривали клиентов, готовые удовлетворить любого за сходную цену. Воины преторианской гвардии в праздничном обличии всегда вызывали восторг у римской черни. Народ гордился своим отечеством, глядя на их могучий строй, сплошь разодетый в императорский пурпур с копьями в руках и мечами в ножнах. Преторианская гвардия призыва императора Септимия Севера в корне отличалась от набора предыдущих императоров: Коммода, Марка Аврелия и Антонина Пия, при которых туда попадали только привилегированные изнеженные италийцы, имеющие в Риме покровителей. Нынешние же поступали на комплектование в Рим только из боевых легионов, стоящих на защите государства по берегам Дуная и Рейна. Это были лучшие из лучших легионеры, не связанные личными обязательствами с имущим классом Рима и получающие за свою доблесть повышенное денежное содержание. На сей раз праздничных построений не предусматривалось, увольнительные были отложены, а свободные от караула когорты стояли своим лагерем на Квиринале.
Некогда древний и шумный римский праздник Луперкалии, традиционно проводимый в середине февраля, переместили сенатским постановлением на более позднее время, и отмечаться он стал не на Марсовом поле, а в самом Большом Цирке. На этот раз праздник был назначен за семь дней до мартовских календ. Инициатором проведения торжественных ристаний выступил сын Папиниана, префекта претория. Он тогда служил отечеству и сенату в качестве квестора и пожелал дать за свой счет богатые зрелища, благосклонно одобренные императором Гетой при молчаливом согласии Каракаллы. Граждане Рима радостно поддержали такое решение, полагая, что за сыном стоят огромные деньги его отца, знаменитого юриста и префекта претория, лучшего друга божественного Севера, чей апофеоз был отмечен печалью всех римлян ровно год назад у стен Палатина. До знатных ристаний на Циркусе Максимусе оставалось меньше двух дней, и римский народ находился в предвкушении зрелищ.
Император Антонин тоже пребывал в нервном состоянии ожидания, поскольку не исключал очередной стычки с братом, что случалось до этого не раз. Фанатично преданный фракции «синих», Антонин Каракалла рассчитывал провести оставшиеся двое суток не на Палатине, а за Тибром в окрестностях цирка Гая и Нерона, где располагались конюшни и племенные фермы этой фракции. Там, в стенах клуба «синих» он чувствовал себя среди друзей и в полнейшей безопасности. Император не скупился на поддержку своей команды профессиональных возничих и содержание тренировочных плацев, где команда могла оттачивать свое мастерство.
Клуб фракции «зеленых», чьим главным патроном и спонсором был император Гета, размещался на Марсовом поле в пределах цирка Фламиния. В стенах прославленного клуба, украшенного искусной мозаикой, настенной живописью и дорогой мебелью, собирались знатные граждане Рима, чьи личные состояния были огромны, а жилища сравнимы с загородными дворцами Папиниана и Геты. В комнатах клуба всегда было полно поклонников «зеленых», звучали песни и было весело. Посмеяться со всеми часто приходил и сам Гета, у которого среди возничих фракции было много личных друзей.
Каракалла помнил, как нелегко, а порой невозможно было победить «зеленых», поэтому его люди всегда поддерживали тесные связи с владельцами клубной фракции «красных», поскольку только совместными усилиями они иногда побеждали «зеленых». Но сейчас, стоя невдалеке от Септизодия у перекрестка, откуда брала свое начало самая древняя и широкая из мощеных дорог Рима Аппиева, он думал совсем не о цирковых ристаниях на колесницах. Всё его внимание поглощала грандиозная стройка на отроге Авентина, на которую он исправно направлял значительные собственные средства.
В обычные дни здесь сновали тысячи чернорабочих, каменщиков и плотников, было всегда пыльно и шумно, но в эти праздничные Фералии работы были временно приостановлены, и в прозрачном воздухе засверкал решетчатый бронзовый купол «солнечного зала» будущих Антониновых терм. Купол хорошо просматривался через деревянные леса на зависть тем ученым-механикам, кто не верил в возможность сооружения такой бронзовой решетки, на которой должен был держаться весь свод. Наконец-то появилась возможность построить огромный зал, который бы наполнялся естественным светом, давая возможность посетителям по достоинству оценить всю ту немыслимую красоту величественных статуй, колонн и даже купален, сделанных из базальта, гранита и других благородных пород камня.
Антонин Каракалла негромким, но волевым командным голосом велел своим телохранителям отступить от него на расстояние, так чтобы не мешать ему любоваться красотами сооружения. Не отойди они от императора, невысокий ростом Антонин попросту затерялся бы за их широкими плечами. Теперь, широко шагая по выступающим местами камням дороги, он поддерживал подол плаща обеими руками, чтобы не оступиться, в то время как купол капюшона постоянно спускался ему на глаза, мешая обзору. Строительство Антониновых терм было начато благодаря стараниям Септимия Севера и имело целью создать для простых жителей Рима и всех свободных граждан империи, посещающих Вечный город, не просто бани, а целый комплекс, где тысячи людей обоих полов могли бы не только одновременно получать водные процедуры, но также совершенствоваться как личности, занимаясь в просторных залах физическими упражнениями и посещая латинскую и греческую библиотеки, расположенные в парковой зоне терм. Главное же, во время пребывания в термах они должны были ощущать себя в душе приближенными к Богам. Внутреннее убранство терм должно было ни в чем не уступать ни шику императорского дворца, ни блеску столичных форумов, ни размерам капитолийских храмов. Вход для малоимущих должен был стать бесплатным.
Все годы, что Север воевал в Британии, здесь в Риме шло грандиозное строительство, и до полного завершения вспомогательных зданий оставалось совсем немного. Были для этого и средства, и умелые руки, но основой было то, что императоры Антонин и Гета не жалели своего времени для завершения дела, начатого отцом. Антонин Каракалла считал необходимым построить рядом с Аппиевой ещё одну мощеную дорогу, которая проходила бы по всему периметру терм. По его замыслу она должна была стать самой красивой в городе, по ее сторонам он планировал установить статуи и бюсты великих людей империи, а также героев и Богов Олимпа так, чтобы священнодействия в честь богини Изиды и Сераписа потрясали разум и очищали душу для обретения надежды на вечное счастье.
Император Антонин наконец покинул пределы города и задумчиво зашагал по брусчатке Аппиевой дороги в сторону Капуи, где с обеих сторон на десятки миль протянулись богатые семейные гробницы знатных римлян, порою напоминающие своими размерами целые дворцы, мраморные храмы и пирамиды. Священной обязанностью и традицией римского народа было хранить память о мертвых, поэтому Антонин Каракалла в этот светлый праздник не мог не посетить могилу родной матери, умершей вскоре после его рождения, а также могилы боевых товарищей, захороненных неподалеку от нее, всего в полумиле от Мавзолея Цицилии Метеллы.
Спешно возвращаясь в город, император намеревался еще до наступления сумерек успеть почтить память Александра Великого. Он направился на форум Августа, где украшением площади служили две оригинальные греческие картины работы Зевксида, изображавшие Александра Македонского. Их поместил на форум сам Октавиан Август. Здесь, по распоряжению императора Клавдия, лицом Августа на форуме было записано лицо самого Александра. Затем, обогнув Капитолий с востока, Каракалла вышел на виа Лата. Традиционно посещая святые места, связанные с памятью Александра, он всегда проходил по этой улице ровно три сотни шагов и поворачивал налево, к цирку Фламиния. Там, совсем неподалеку, начинались пропилеи портика Октавии, обращенные в сторону цирка. Их во времена правления Севера реконструировали, оставив монументальную надпись на архитраве, разъясняющую, кому должен быть благодарен народ за эту милость. Это было любимым местом Антонина. Внутри портика хранилась скульптурная группа работы самого Лисиппа, известная всем римлянам под названием «Турма Александра», где были изображены сразу 24 воина, сидящих на лошадях, а также знаменитая работа живописца Антифила «Александр и Филипп с Минервой», где Александр вместе с отцом стоял на колеснице.
На сей раз Каракалла по совету своих преторианцев отступил от правила, не желая встречаться с охраной брата, оцепившей цирк Фламиния по всему периметру, и прошел несколько дальше, до большого здания Серапиума вдоль широкой улицы, застроенной многоэтажными инсулами. Пересекая Марсово поле в направлении Тибра, Каракалла дошел до театра Помпея, где на огромном портике, щедро украшенном произведениями искусства, выставлялась для обзора граждан самая известная картина художника Никея «Александр». Здесь Антонин всегда оставался подолгу, внимательно вглядываясь в лицо македонского царя, и интуитивно старался копировать его манеру держать голову повернутой налево. Именно в такой позе год назад он, вступая в права императора, повелел скульпторам изображать себя для любования римским народом по всей территории империи от Египта до Британии.