— Коллеги, коллеги, отклоняемся от темы дискуссии! Давайте, все-таки о клиническом мышлении, как оценивающем вероятность диагноза!
— Бросьте, сегодня, когда кругом современные методы диагностики, какая там вероятность.
— Да? А я коллегу поддержу, именно речь о вероятности. Просто она сегодня более высокая, чем это было ранее, например, век назад. Иногда она даже 99.99 %, но это все равно вероятность.
— Господа, остановитесь про эту математику! Давайте серьезно! Клиническое мышление — это знания, опыт и интуиция. И все это именно только в медицинском аспекте. Никакой математики.
— А с этим никто и не спорит!
— Но, коллеги, ваш мозг, даже если вы не думаете о математической вероятности, все равно делает такие расчеты.
— А мы подумали, что Вы тоже шутите, как и ранее выступавшие коллеги.
— Господа, разрешите сказать? Спасибо, клиническое мышление категория динамичная, а не статичная. В ней еще и некая спокойная рассудительность присутствует. И клиническому мышлению нужно учиться всю жизнь, т. е. это не законченное на момент окончания лечебного факультета состояние, а некий длительный процесс во времени в течении всей профессиональной деятельности.
— Браво.
— Но ведь мышление формируют с первого курса, когда нет ни опыта, ни знаний. Но мышление уже «лепят». Не улыбайтесь, коллеги, я в хорошем смысле, как мастер из глины делает произведение гончарного искусства.
— Вот коллега справа хочет сказать.
— Да, спасибо… это мышление начинает формироваться, когда попадешь к настоящему учителю. Таким образом, клиническое мышление для меня лично это результат тяжелого труда под руководством учителей.
Математик (случайно оказался на конференции):
— Господа, клиническое мышление — это простое построение вероятностных гипотез по определенной технологии.
— Не знали, забавно. Особенно, что простое.
— Коллеги, не стоит слушать бесплодные блуждания мыслей случайных людей. Клиническое мышление — это профессиональная логика, но применительно именно к болезни и к её диагностике.
— Клиническое мышление формируется в процессе обучения и постоянной работы. Я бы сказал, с учетом того что сказано ранее, что это умение видеть и принимать многомерность и неоднозначность связей, предопределять их значимость в данной конкретной клинической ситуации. По сути распознавание причин болезни и осмысление возможных механизмов развития состояния больного.
— Отлично, коллега. Но я бы, конечно с Вашего позволения, добавил бы. В процессе обучения и уже самой лечебной работы оттачивается это самое мышление. И если над этим работать регулярно, можно сформироваться в классного клинициста. Но есть Мастера… И им, Мастером, нельзя стать без какой-то изначальной, свойственной не всем, интуитивной прозорливости. Врач от Бога — так это раньше называли! Это пирамида клинического мышления. Например, таким был С. П. Боткин.
— Поддерживаю, я таких мастеров встречал. Мастера от ремесленника как раз и отличает «божья искра». Но количество вложенного труда в обучение и возможность увидеть новое связаны.
— Я думаю, что клиническое мышление — это способность смотреть и видеть, слушать и слышать.
— А с этим никто и не спорит.
— А вот мне видится, как и коллеге, который говорил до меня, что клиническое мышление формируется самим опытом работы, к которому присоединяется именно последующее образование. То есть клинический опыт тут первичен!
— Значит ли это, что военное мышление формируется только отработкой боевых навыков?
— Бросьте, коллега, мы не знаем, что там и как у них формируется. У нас конкретный вопрос о конкретном мышлении.
— Вы сами только что дали определение. Таким образом получается, что конкретность — один из сущных признаков данного профессионального мышления.
— А вы коллега сами того не заметили, дали другой признак — это профессиональное мышление!
— Я соглашусь, но уточню. Голова для этого мышления должны быть не всякая! Это должна быть только специальным образом подготовленная голова.
— Проблема нынешних врачей, по крайней мере, то что я вижу в Америке, где я работаю сейчас, что за громадным объёмом знаний и возможностей вспомогательных методов диагностики, утеряны навыки анализировать. Особенно когда причинно-следственные связи не так очевидны, как описываются в учебниках. Тут безусловно, кроме самообразования, должен попасться на пути действительно наставник, который эту искру и зажжет.
— Послушайте, но это опять про то, что не всем отпущено «свыше»!
— Фантазирую, клиническое мышление, это когда при поступлении некоторого количества клинических данных, в голове автоматически начинает выстраиваться нозологический ряд с вариантами дальнейших действий по диагностике и лечению, с прогнозом дальнейшего развития событий. Но сразу должен сказать, что я не доктор, я инженер. Я тут случайно.
— Поскольку я тоже не врач и однажды решилась такое предположить, как все налетели на меня. Заодно узнала, что в медах философию не изучают.
— Почему не изучают, наоборот, её там именно создают.
— Бросьте, какая философия? Только потеря времени.
— Ну не скажите, философия позволяет поддерживать конструкцию клинического мышления.
— Господа, тут уже трое явно не врачи. А что вы тут делаете на нашей конференции?
— А нам тоже интересно!
— Забавно. А почему нам не интересно на конференциях по 1С или по сопромату? Может это тоже часть клинического мышления?
— Для меня — это дуализм двух мыслей: первой, возникшей в результате общения и второй, во время осмотра. Всегда помню, что симптомы возникшие после этого, не означают вследствие этого. Постоянная врачебная практика — неплохой инструмент для развития интеллекта. Неординарное же клиническое мышление — это детективный талант: либо он есть, либо его нет!
— Коллеги, второй раз возникает в теме детективная нотка. Вам не удивительно?
Модератор:
— Господа, давайте подведем итог! Я, работая с казусом болезни пациента В. И. Ульянова, долго думал над дневниками его врачей. Для того, чтобы понять их мне нужно было сформировать представление, вернее концепцию, что же такое за клиническое мышление было тогда, что разного и что общего с нашим. Для этого я взял учебники столетней и даже более давности, современным. И пришел к выводу, что клиническое мышление, это творческое, обладающее признаками яркого индивидуализма, мышление, стандартизированное постоянным, на протяжении всей профессиональной жизни врача, обучением. Мы стандартизированы современным обучением, они того, что было в конце XIX- начале XX века. И я подумал, а смогли бы те, коллеги из прошлого, понять нас? Но, так как я понял их мысль, и их поведение и что они нам оставили, так и полагаю, что и они бы поняли нас. И основа этого понимания — это преемственность. Это тоже часть клинического мышления.
Встает патоморфолог:
— Коллеги, мне видится, эту дискуссию стоит опубликовать. Похожа она должна быть на виду у каждого врача, чтобы он задумался, что же такое его мышление. Кто «за»?
Все поднимают руки.
Спор о комсомольском билете или, Боже, храни Америку
Спорят двое. Один из них давно живёт в Америке, второй живёт в России. Тут есть и третий участник, который внимательно наблюдает за этим спором. Ему интересно, чем же он закончится. Он старается не вмешиваться, но получается у него не очень хорошо.
Первый радостно:
— Дорогой друг, я приехал из прекрасной страны Америки, из Чикаго, и тут я вспомнил, что 29 октября был день рождения комсомольской организации. Свой комсомольский билет я порвал на мелкие кусочки и сжёг в том далёком 1972 году, когда я приехал из Свердловска поступать в МГУ. И я сразу стал диссидентом тут.
Второй:
— И зачем Вы, уважаемый первый, об этом сегодня вспоминаете? Тем более теперь, когда Вы живёте в далекой от нас и даже комсомола стране.
Третий:
— А интересно, первый, билет он сжег, а карточка в личном деле то должна была остаться. И взносы должен был платить. А если бы сообщил об этом всем, то сейчас бы долго нам рассказывал много больше интересных событий того времени. Что-то здесь не так…
Первый обращается ко второму:
— Да, Америка прекрасная страна. А 27 октября умер человек, который никогда не был в комсомоле. Это Владимир Буковский. Вот я и вспомнил про комсомол.
— Хорошо, первый. А что Вы еще вспомнили, приехав на бывшую Родину? И причём здесь человек, который никогда не был в комсомоле и комсомольский билет, который вы уничтожили? Мой билет у меня, так как это моя история жизни.
Первый как-бы тихо говорит в никуда:
— Мне жаль Буковского.
— И мне жалко, первый, но люди не делятся на комсомольцев или белогвардейцев. Они вообще никак не делятся, каждый индивидуален. Но это всё-таки это несколько другая история.
— Видите ли, чтобы Вас, второй, не строили, не нужно для начала быть членом той организации, которая заточена под построение рядами. Боже храни Америку. Я хочу высказать благодарность национальному институту старения США, который выдает мне гранты.
Третий спрашивает:
— А зачем?
— Я делаю это, чтобы все это знали.
Третий:
— Нет, зачем он Вам вообще что-то выдает, первый? Вы же пустой, ни одной своей мысли! Действительно, Боже, храни Америку, если там такие как Вы.
Второй:
— Но таких организаций, как комсомол, и сегодня в разных странах много. В чём вопрос конкретно к теперь к вашему комсомольскому билету? Зачем было его выкидывать? Или уж, если более точно, а зачем мне выкидывать свой, тем более сегодня, когда прошло почти тридцать лет после развала Союза?
Третий:
— А я не вижу оснований для уничтожения любого исторического документа! В том числе и такого. Как и постоянного высказывания благодарности Америке по поводу и без повода! Это насилие какое-то, мне это вообще не интересно слушать.
Первый (не обращает внимание принципиально на третьего):