В первый раз это случилось на той площади, где он сидел с Марией под тенью старой церкви. Александр пришел туда случайно и тотчас был охвачен сладчайшим трепетом. Был такой же вечер, та же девочка пришла за водой. Он сел на скамейку со львами и, мертвея от счастья, почувствовал Марию…
Он пробыл долго на этом таинственном свидании. Очнувшись, ощущал печаль, усталость и примиренность.
Следующий день был томительно-пустым. Вести о розысках приходили одна другой неутешительней. Но Александр принимал их со странной невнимательностью. Он весь был полон внутренним ожиданием.
Он ничего не трогал в своей комнате и не пускал в нее никого, чтоб не потревожить вещей Марии, раскиданных ею самой.
Иногда позволял себе дотронуться до перчатки, взять в руки вуаль, поцеловать платье. Потом сосредоточивался в ожидании.
Он похудел и побледнел, приобрел вид приглядывающегося и насторожившегося человека, стал избегать людных мест и уходить вглубь Венеции, в рабочие кварталы, в переулки, где нет света, на грязные набережные, где ютится беднота, голодная и надменная.
Мгновенные ощущения Марии налетали на него нередко во время блужданий. Тогда он прислонялся к стене или перилам и стоял с закрытыми глазами и болезненно-счастливой улыбкой.
Однажды, очнувшись, он увидел перед собой старенького человека в истертом плаще. На губах его Александр узнал отражение своей улыбки. Лицо старика было измождено, голова тряслась и оборачивалась в сторону, взглядывая на кого-то, кого не было. Руки бегали по слоновому набалдашнику палки. Похож он был на доктора из старинных.
Это было на глухом мостике. В конце канала сияла лагуна.
Несколько минут они стояли молча друг против друга.
Дав Александру прийти в себя, старичок пожевал узкими губами и сказал довольным, несколько визгливым голосом:
— Bene, bene!
Потом быстро спросил по-немецки, понимает ли Александр этот язык.
Александр ответил утвердительно. Ему был приятен старичок. Ему показалось, что от него идут лучи не то теплоты, не то доброты.
— Доктор Альвиссен, — представился старик, — не слыхали?
— Нет…
— Ничего, ничего! Все услышат, все узнают. Скажите, с вами часто это бывает?
— Да, — тихо, как на исповеди, ответил Александр, сразу понимая, о чем идет речь.
— Удивительная сила. С вами чудеса можно делать. То есть не чудеса, а то, что считается чудесами в наш, то есть в ваш век.
Он захохотал змеиным смехом. На гладком лице его обнаружились бесчисленные, благообразно расположенные морщинки.
Александр тоже улыбнулся странной улыбкой. Со дня исчезновения Марии он ни с кем еще не говорил душевно.
— У вас несчастье?
— Да.
— Несчастье всегда источник новой жизни!
— Правда? — спросил Александр, загораясь надеждой.
— Человеческая правда! — ответил доктор Альвиссен. Они вышли к лагуне. Неподвижная вода, безоблачное небо лежали перед ними, как мир. Рыжие паруса огневели с краю вдали.
— Как зовут ее? — спросил доктор.
— Мария.
— Имя вечности, — торжественно сказал доктор. — Вы ведь не хотите оставить меня?
— Вы не оставьте меня! — воскликнул Александр. Старик стал ему дорог и близок.
— Тогда пойдемте!
Они вышли в полутемную улицу и в один из тех домов, где в нижних этажах живут без солнечного света.
Доктор отворил дверь старинным ключом, и они поднялись по узкой лестнице и вошли в маленькую квартиру с единственным узким окном в стену. В первой комнате можно было различить кровать, шкафы, столы и стулья. Вторая была темна. Они сели.
— Вы знаете, что вы медиум? — спросил доктор. — Я почти не обманываюсь в определении с первого взгляда. Вы никогда не участвовали в спиритических сеансах?
— Нет.
— Вы согласны сейчас устроить сеанс? Вы хотели бы видеть и ощущать кого либо из умерших?
— Разве она умерла? — в ужасе воскликнул Александр. Этой мысли он ч и допустить не мог.
— Друг мой! — сказал доктор. — Я ничего не знаю. Я шел мимо и почувствовал силу, потом увидел вас. Не скрою, мне около вас было заметно присутствие другого существа, женщины. Но в какой стадии бытия она находилась — в той ли, которую называют жизнью, или в другой, называемой смертью, — я определить не мог.
— А живых можно вызывать и чувствовать? — в том же ужасе спросил Александр.
— Может быть, — сказал доктор. — Это древняя мечта, но, кажется, она осуществима. Мне кажется, вы больше меня знаете об этом.
— Тогда скорей, скорей!..
Доктор зажег свечу, загоревшуюся красно-желтым огнем, и ввел Александра в соседнюю комнату. Она была почти пуста. Часть ее была отделена занавеской, перед которой стоял столик и три стула.
Доктор и Александр сели друг против друга, положив руки на стол.
— Силы, окружающие нас, придите! — призвал доктор.
Затем беззвучная тишина настала в комнате.
Это было тридцатого марта, по новому стилю, в шестом часу вечера.
Сеанс вышел неудачным и тяжелым для участников.
— Мария, Мария! — прошептал Александр, и обычное сознание его покинуло. Начались сумбурные, недобрые явления. Прикосновения были грубыми, стуки немелодичными; занавеска несколько раз вздымалась и слышался неприятный запах. Пламя свечи колебалось от волн, ходивших в воздухе.
На одно мгновение Александр почувствовал присутствие Марии, но тотчас какие-то темные силы оторвали его от нее, и она исчезла безвозвратно.
Доктор внимательно следил за Александром, перешептывался с кем-то.
Вдруг он воскликнул громко;
— Eins, zwei, drei! — и отнял руки от стола.
Александр проснулся. Они поспешно вышли из комнаты. Доктор открыл электрический свет. Кабинет его оказался уютным и удобным, как у истого немецкого ученого.
— Сеанс вышел заурядным и, значит, неудачным, — сказал он. — Вы, кажется утомлены очень?
Александр вспомнил, что он почти не ел эти дни.
— Да, — сказал он.
Его одолевала дремота.
— Вы где живете?
Александр сказал.
— Там остались какие-нибудь вещи Марии?
При одном имени ее Александр встрепенулся.
— Да. да! Там все нетронуто.
— Тогда идемте к вам, а по дороге я покажу вам, где умеют делать ризотто и выбирать вино.
Через час они входили в комнату Александра. Доктор внимательно и любовно осмотрел ее. Потом посадил Александра за стол, плотно задернул занавеси окон и алькова и сел рядом.
— Забудьте обо всем, кроме Марии, — сказал доктор.
— Забыл! — блаженно прошептал Александр, предчувствуя явление любимой.
В комнате было совершенно темно.
После некоторого молчания доктор спросил:
— Вы чувствуете что-нибудь?
— Я слышу ее шелест, ее голос, как будто она здесь, у постели, но я не могу говорить, потому что тогда я потеряю ее…
— Я больше не буду спрашивать, но вы соберите все силы, просите полного явления, полного воплощения, доступного не только вам…
В наступившей тишине Александр изредка вскрикивал. Он впал в обычное свое состояние, в котором чувствовал Марию. Только сегодня оно было длительнее и глубже. Уже всем существом он слышал ее, но, бессознательно исполняя совет доктора, он хотел, не теряя Марии, как бы вернуться в свои обычные пределы, не летать за ней, бесплотной, а вспомнить, что он сидит на определенном месте, за столом, и ее почувствовать тут же и так же, как себя.
Доктор, касаясь мизинцами его похолодевших мизинцев, помогал ему внушением.
Мария как будто сопротивлялась его желанию, как будто молила прожить минуту тайного свидания бесплотно и счастливо, как уж не раз. Александр настаивал, повинуясь чужой воле.
Тишину нарушило семь отдаленных ударов с башни часов.
Прошло еще несколько мгновений, и Александр почувствовал какую-то перемену. В душе пронесся ужас, как тогда, после исчезновения Марии.
По комнате медленно поплыли, на высоте человеческого роста, два небольших, чудесного цвета огня. Между ними было расстояние как между глаз.
Доктор почувствовал, что он улыбается.
Холодный ветерок пронесся над руками доктора и Александра.
— Вы видите? — прошептал доктор.
— Вижу, это ее глаза.
— Она уже не среди живых, — медленно и тихо произнес доктор, но Александр не слышал его слов, потому что огни приблизились к нему, склонились ниже, и ласковое, каким не может быть нежнейший поцелуй, прикосновение ощутил Александр в волосах своих, у лба.
Он тихо простонал от восторга и невыносимо сладостной тоски.
Комната наполнилась запахом цветов. За занавесью алькова показалось пятно нежно-фиолетового света и стало приближаться.
— Просим воплощения, полного воплощения! — быстро проговорил доктор.
Свет подлетел к Александру, не сводившему с него глаз. Свет приближался, готов был коснуться, благоухание было сильнее. Александр, инстинктивно отстраняясь, косился на него взглядом, и вдруг ужас, страшнее смертного, сковал его сознание: он в световом пятне различил черты тонкого профиля, профиля Марии, с полузакрытыми в нестерпимом страдании глазами. Именно от выражения этих глаз ужас и тоска охватили Александра.
Он закричал и откинулся на диван. Доктор успел одновременно с ним отнять руки от стола. Все явления мгновенно исчезли. Доктор дал свет. Голубая вуаль, которая, — он ясно помнил — лежала на постели, теперь покрывала лицо Александра, бывшего без чувств…
Той же ночью доктор Альвиссен сидел у себя в кабинете и записывал в толстую книгу следующие строки:
«30 марта. Редкое наблюдение из области телепатии и спиритизма. Объект наблюдения — русский интеллигент, неврастеничен, силен физически, по-варварски красив. Сильный медиум. Вызывал свою возлюбленную, Марию, которая, по-видимому, сбежала от него. Явления распадались по характеру и по времени на две категории. До семи часов вечера они имели вид психических сношений на расстоянии между живыми. Объект наблюдения, под моим внушением, добивался осязаемого появления в комнате опытов женщины, находившейся в другом месте. Медиумические данные, усиленные страстью, предсказывали успех; как вдруг, ровно в семь часов, явления приняли резко спиритический характер, что возможно только с мертвыми. Так как сношения были завязаны с одним и тем же лицом, то несомненн