Граф вошел и, не садясь за стол, любезно стал обходить гостей; на жену он ни разу не взглянул, а она боялась поднять глаза от серебряной тарелки и пугливо сторонилась сержанта.
В самый разгар пира в соседней комнате вдруг послышались тревожные голоса, чей-то крик, спор. На пороге столовой показался воропаевский гайдук Кузьма, без шапки, с растрепанными волосами и бледный. Восемь рук тянули его за синий кафтан.
— Не трогать его! — грозно крикнул граф Михаил.
Восемь рук скрылись.
Но Кузьма, не обращая внимания на графа, ринулся вперед прямо к своему изумленному господину и, упав перед ним на колени, закричал отчаянным голосом.
— Барышня пропала! — простонал Кузьма.
Воропаев пошатнулся.
— Барин, Илья Ильич, помилуй, помилуй! Горе-беда на нас!..
Ударом кулака по голове сшиб Воропаев на пол своего гайдука и с пеной у рта закричал.
— Настя! — отчаянно вскрикнул он и закрыл лицо руками.
Владимир успел поддержать отца.
Граф Михаил мрачно сдвинул брови и угрюмым взглядом смотрел на испуганных и растерянных гостей.
— Лошадей, граф, лошадей, — закричал Владимир, — мы найдем ее!
Минутная слабость Воропаева прошла. Он вскочил с места.
— Да, да, — взволнованно говорил он, — нельзя терять ни минуты, едем!
— Куда? — спросил граф. — Куда?
Ни отец, ни сын не могли ответить на угрюмый вопрос графа и беспомощно смотрели друг на друга.
Их молчание прервал Кузьма.
— Не все еще, боярин, сказал я…
— Как! Еще что? — упавшим голосом спросил Воропаев.
— Еще дворецкий Антип пропал, а с ним и прибор столовый, серебряный, дедушки вашего…
— Ах, — проговорил Воропаев, — до прибора ли теперь!..
Женщины испуганно жались друг к другу. Среди них, бледная и неподвижная, как статуя, стояла графиня Елена; тяжелым, потемневшим взором глядела она на своего угрюмого мужа, и словно зрела в ней тайная, зловещая дума.
— Дамы, прошу вас уйти! — раздался резкий голос графа Михаила. — Ныне вам не место здесь!
Испуганной стаей женщины торопливо покинули столовую…
Через час, по распоряжению графа, верховые отряды его дворовых уже скакали по всем направлениям. Сам Воропаев был так потрясен, что не мог принять участия в розыске. Его усадили в возок и, под охраной верховых, отправили домой.
Графиня ушла в свои покои.
Граф исчез, огорченный, недовольный, страшный, и в доме наступила тишина.
Владимир Воропаев приказал оседлать лошадь и со своим конюхом бросился домой.
В большие ворота он выехал на берег Дона.
Дон волновался и глухо шумел. Дул сильный ветер. Тяжелые тучи заволокли месяц.
Дорога змеилась по берегу. Едва успел Владимир проехать версту, как круто остановил коня. На его глазах происходило что-то необычайное. Впереди, саженях в ста, словно из земли, появился человек, ведущий под уздцы оседланного коня. За ним другой, третий, — мелькнула целая вереница.
Скрывшись за поворотом, Владимир с ужасом наблюдал.
Неведомые люди вели коней на водопой к Дону, садились на них и исчезали в ночном мраке.
Когда последний всадник скрылся в темноте, Владимир осторожно выехал и осмотрел местность.
Песчаные откосы высились над берегом.
При блеснувшем лунном свете Владимир узнал на мокром прибрежном песке следы лошадиных копыт. Они вели к песчаному обрыву и там кончались.
Конюх снял шапку, перекрестился, и, дрожа, произнес:
— Нечистая сила! Господи, спаси и помилуй!
Владимир остановил лошадь, спрыгнул с седла и кинул поводья конюху. Он подошел к песчаному отвесу, где кончались лошадиные следы, и остановился.
Держа в поводу лошадей, Ивашка не отставал от него.
Несколько минут Владимир стоял неподвижно перед песчаной стеной. Потом он пристально посмотрел на темневший на горе дом Девьера и вплотную подошел к откосу.
После недолгого исследования он нашел под нависшими глыбами глины, за грудой камней и песка, замаскированный сухими, наскоро набросанными ветвями проход в пещеру; еще ребенком он сам нередко со своими товарищами забирался в подобные пещеры, выбитые прибоем волн в крутых берегах. Следы копыт вели из этой пещеры.
— Ивашка, видишь? — пораженный, тихо спросил он, указывая на следы.
Но Ивашка уже давно видел.
— Недобрые люди тут были: ужли в самому графу подбираются?
Молодой Воропаев припомнил таинственное исчезновение графа у беседки, взглянул на пещеру и вздрогнул.
«Нет, не может быть того: граф и…» — думал он.
Его колебания длились недолго.
— Ивашка, — сказал он, — а надо все же идти.
— А пойдем, Владимир Ильич, — отозвался Ивашка, — а как же кони?
— Оставь их, не уйдут.
— И впрямь, не уйдут.
Ивашка выпустил из рук повод.
Умные лошади, как собаки, двинулись за ним следом.
Вход, постепенно понижаясь, провел в просторную пещеру.
Владимир выбил огонь и, при слабом свете трута, огляделся. Глинистый пол был испещрен следами копыт и подков. В дальнем углу лежали грудой наваленные, длинные, тонкие смоляные палки. Ивашка поднял одну из них и зажег. Из пещеры вел вглубь просторный коридор.
Ивашка вынул из-за голенища кистень, и Владимир со шпагой в руке пошел вперед. Направо и налево из коридора виднелись новые пещеры и, к своему великому изумлению, Владимир увидел, что то были конюшни. Стойла были выложены соломой, кормушки наполнены зерном. Висели уздечки, седла, плети. Не здесь ли прятали разбойники похищенных кровных коней?
— Боярин, — прошептал Ивашка, — вернемся, соберем людей, скажем воеводе.
— Молчи, — угрюмо прервал его Владимир, — идем дальше.
— Ладно, боярин, но я хоть лошадей пристрою.
Лошади все время шли за ними.
Ивашка ослабил подпруги и ввел лошадей в стойла.
Коридор понижался. Осторожно, чутко прислушиваясь, шли Владимир с Ивашкой.
Все было тихо. В одном из стойл они увидели больную лошадь драгоценной золотой масти. Владимир узнал в ней известную во всем воеводстве лошадь убитого Кочурина[10]. Сомнения быть не могло. Они напали на самое гнездо разбойников! Но где же жили люди?
Коридор кончился. Дальше пути не было. Напрасно Владимир искал дверь. Перед ним стояла влажная стена.
Взволнованный и задумчивый, он вернулся назад.
— Мы никуда больше не поедем, — обратился он к Ивашке, когда они вышли из пещеры и сели на лошадей.
Елена не могла спать. Она тихо встала с постели, накинула телогрейку и босая пошла через ряд покоев в оранжерею.
Сквозь стены и потолок светила луна, и страшно было в душной оранжерее среди резких и причудливых теней. Графиня хотела вернуться назад, но, залюбовавшись лунным светом, забыла страх. Она думала о муже, о Владимире, о своей бесплодно увядающей молодости.
Тихо было вокруг.
«Кто эти разбойники? — думала она, — где теперь несчастная Настя?»
Графиня вздрогнула. Поведение мужа, ночные стоны, его улыбка, таинственное появление у беседки… Она уже раскаивалась, что ей пришла в голову сумасбродная мысль идти ночью в оранжерею.
Раньше она часто просиживала здесь до рассвета. Но теперь ей было тяжело и жутко.
Торопливо направилась она к дверям и, не успела она переступить порога, как позади ее раздался скрип.
Она вскрикнула и обернулась.
У большой пальмы, бледный, в лучах лунного света стоял граф Михаил.
Она неподвижно остановилась, с ужасом глядя на него.
— Вы, кажется, ждали не меня? — раздался резкий голос.
Словно молния осветила все темное до сих пор и, повинуясь непреодолимому чувству, Елена сделала шаг к нему и, сама удивляясь себе, громко крикнула:
— Убийца!
Он вздрогнул и, подняв руку, бросился на нее.
Графиня быстро повернулась и побежала.
Она не помнила, гнался ли за нею граф.
Гости стали разъезжаться с самого раннего утра. Каждый думал о своем доме. Они торопливо собирались с испуганными женами и дочерьми и покидали один за другим гостеприимный кров Девьера.
Остался только пьяный воевода да несколько молодых помещиков, вернувшихся с бесплодных ночных поисков.
Гости даже не попрощались с хозяевами.
Графа Михаила никто не видел.
Воевода Верхотуров слишком отяжелел, чтобы принять какое-нибудь участие в преследовании преступников. Он всецело вверился графу, а тот сказал, что все берет на себя.
Уже вечерело, когда вернулся Михаил. Вид его был грозен, и дворовые в испуге прятались от него. Вскоре за ним приехал Владимир.
К обеду вышла Елена. Царило принужденное молчание.
Владимир успел шепнуть хозяйке несколько слов; она вся побледнела, низко опустила голову и молча вышла из столовой.
Граф Михаил резко спросил:
— Ну, что вы нашли?
— Что я нашел? — медленно начал Владимир. — Ничего. Но я знаю теперь, где искать сестру.
Граф тихо рассмеялся.
— Где же?
— В тех же местностях, может быть, где есть тайные конюшни, — ответил Владимир.
Граф побледнел.
— Где же? — повторил он.
Владимир объяснил.
— Странно! — после некоторого раздумья произнес граф. — Надо расследовать! Бред какой-то!
Он круто повернулся и вышел из столовой.
При этом разговоре присутствовало третье лицо. Если бы граф и заметил этого человека, едва ли, однако, принял бы его во внимание.
Это был его давний полуюродивый приживальщик. История его была темна. Было известно только одно, что при Анне Иоанновне он сильно пострадал. Был он богат и хорошего рода, у которого насчитывалось четыре боярских шапки. Был он в то время не хуже других. Но теперь он был нищ, ступни его были вывернуты пальцами врозь, пятками вместе, одной руки не хватало, голова повернута была налево, один глаз всегда закрыт, лицо иссечено рубцами, а на голове не было ни одного волоса. Это все произошло от короткого знакомства с начальником тайной канцелярии, любезным и ласковым, «в обращении сверхмерно приятным», знаменитым генералом Андреем Ивановичем Ушаковым.