– Вряд ли, но все равно очень приятно, – улыбнулась бабушка. – Она, наверное, совсем малышка, эта Астрид?
– Нет, ей около десяти лет. Очень милая девчушка. И у нее такие же глаза, как у Эллинор.
Что-то блеснуло во взгляде бабушки Астрид. Она пристально посмотрела на Рубена.
– У тебя нет фотографии? Может, в этом… «Фейсбуке»?
– Ты такая любопытная, – рассмеялся Рубен. Затем достал телефон и стал искать.
Найти Эллинор оказалось нетрудно. Она была там, до сих пор под девичьей фамилией. Ее страница оказалась сплошь заполненной фотографиями дочери. Рубен кликнул на одну, где маленькая Астрид была в венке на летнем лугу.
– Вот она. Глаза Эллинор, правда? Не знаю, кто отец, но от него, похоже, тоже кое-что есть.
Рубен наморщил лоб, вглядываясь в снимок. Сел так, чтобы они с бабушкой почти соприкасались головами. Может, он все-таки знал отца маленькой Астрид? Его черты в девочке вдруг показались странно знакомыми, даже родными. На зубах еще оставалось немного крема. Рубен вытер его указательным пальцем и слизнул остатки сладости.
Бабушка вдруг рассмеялась. Потом медленно встала и покачала головой.
– Ты такой умный, Рубен… Как ты можешь быть таким глупым?
Она с трудом подошла к орехового цвета шифоньеру – единственному из мебели, что ей удалось перевезти в дом престарелых. Там на кружевной салфетке стояло множество фотографий Рубена в рамках. Бабушка выбрала одну, кое-как доковыляла до кровати, где сидел внук, и сопоставила два снимка.
Глаза Рубена расширились. Теперь он понимал, откуда это странное чувство.
Мина была одна в конференц-зале. С тех пор как она в последний раз видела Винсента, стена перед ней не раз заполнялась разными фотографиями, документами и надписями неразборчивым почерком. Заполнялась и очищалась снова. Так много преступлений, расследований и судеб… Фотографии самодельного инвентаря для иллюзионистских трюков давно забыты. Теперь это расследование казалось Мине чем-то из другой жизни.
Тогда ей было трудно понять, где кончается работа и начинается Винсент. Все оказалось слишком спаянным с его личностью, даже если поначалу оба они этого не осознавали. Но на этот раз все иначе.
Двое детей убиты. Это тьма, в которую страшно войти. Не потому, что впервые в полицейской практике Мины страдали дети, совсем напротив. Это было слишком обычным явлением в их работе. Дети-рабы. Дети, подвергавшиеся насилию. Дети-нищие – позор экономически развитого общества.
Но убийство детей все же не было обычным явлением. Поэтому лишь немногие раскрытые преступления из этой области получали громкую огласку. Хелен, убитая Ульфом Ульсоном. Энгла – жертва Андерса Эклунда. И Бобби, которого убил отчим при помощи матери. Эти и немногие другие случаи никогда не сотрутся из памяти.
Как – вот вечный вопрос. Как может человек оказаться способным на такое?
Мина не была уверена, что хочет это знать. Те, кто делал такое, были чудовищами, не кем иным. И у нее не было задачи их понять. Только найти. Сейчас в работе два преступления с множеством сходных деталей. Что это, если не намек на некую закономерность, которой Мина также предпочла бы не видеть?
Ей было интересно, как отреагирует Винсент, когда узнает об этом. Мина не собиралась просить его о помощи в расследовании, она позвонила ему совсем по другой причине. Но он, конечно, спросит, над чем она работает, и она расскажет. И потом, у Винсента семья. Он отец. Мина отлично понимала, что родителям маленьких детей особенно трудно защитить свою психику от образов мертвой Лилли и Оссиана перед глазами.
Ведь, что бы там ни говорил Винсент, он не столько контролировал свои эмоции, сколько делал вид. За то короткое время, пока они общались, Мине приходилось наблюдать нечто совершенно иное, что указывало скорее на противоположное. На бездну эмоций. Бушующих, неуловимых, незаметно переходящих друг в друга. Так иногда замечаешь краем глаза движущуюся точку. Но стоит попытаться сфокусировать на ней взгляд, как она исчезает. Так и с Винсентом. Мину не покидало стойкое ощущение, что она в нем чего-то не может уловить.
Не то чтобы она стремилась это поймать, нет. Так, она не ожидала, что система отметит «совпадение», когда Мина кликала на фотографию Амира в «Тиндере». То, что она выбрала Винсента, как и Амира, можно считать предопределением, или совпадением, случайным лишь отчасти. Фигура Винсента имела обыкновение ускользать, как только Мина начинала различать, более-менее четко, ее контуры. Но после того как они не виделись почти два года, силуэт казался размытым в большей степени, чем когда-либо.
И вот сейчас Винсент ехал к ней.
Телефон на столе завибрировал – напоминание о том, что через несколько минут у нее назначена встреча с менталистом. Мина встала и направилась к двери.
Он начал потеть, как только сел в такси. Потом заметил, что кондиционер в салоне настроен на пятнадцать градусов по Цельсию. При такой температуре комфортно разве пингвинам. Но пот не от внешней жары. В преддверии встречи с Миной внутри Винсента бушевала горячая песчаная буря, а в желудке порхал целый рой бабочек.
Так не пойдет. Ему нужно переключиться на что-то другое, иначе, не успев доехать, Винсент превратится в развалину. Такси свернуло на Тюрешёвеген на слишком высокой скорости, и на какую-то долю секунды Винсент представил себе, как Мина навещает его в больнице.
Автомобильная авария. Или кто-то совсем недавно говорил о чем-то подобном? Они миновали автобус SL с рекламой таблеток от головной боли и содержательным текстом:
Больно?
О боли точно что-то было. Да! Все страдает, боль очищает. Так говорила Нова в телепрограмме, которую он смотрел в прошлую пятницу. Нова попала в автокатастрофу, в которой потеряла отца. Ее отец также был связан с эпикурейством.
Теперь у Винсента точно было на что отвлечься. Он достал телефон и вышел на сайт «Эпикуры», стильный и современный, с логотипом компании. Просмотрел несколько роликов Новы на самые разные темы – и в конце концов наткнулся на нечто вроде программного тезиса эпикурейства, как его понимала Нова и ее последователи:
В наше время эпикурейство учит людей всему тому же, чему учило всегда. Позволяйте возникать только самым мимолетным эмоциям, которые проходят так же быстро, как комета создает звезду. Быстро и незаметно. Жизнь в тишине и покое очищает. Всячески избегайте любых видов боли, особенно боли от желаний. Потому что старая жизнь без желаний – это новая жизнь, освобожденная от страданий. Вместо этого она наполняется наслаждениями от достигнутого.
Юн Веннхаген
Юн Веннхаген, отец Новы. Винсент все-таки правильно запомнил его имя. Он решил, что излишне многословное и не вполне понятное разъяснение эпикурейской программы на в остальном безупречном сайте было для Новы своего рода способом почтить память отца. Винсент еще раз перечитал тяжеловесный текст и прищелкнул языком.
– Приехали, – объявил таксист, глядя на пассажира в зеркальце заднего вида.
Винсент понял, что машина вот уже несколько минут как стоит на месте. Расплатился, не взглянув на счетчик, и вышел.
Солнце светило прямо на фасад полицейского дома, не позволяя заглянуть в большие окна. Но Винсент знал, что она где-то там, ждет его. Он уже чувствовал ее присутствие. Или нет, ничего такого. Гормональный коктейль из серотонина, дофамина, кортизола и адреналина, бушевавший в крови после звонка Мины, по-прежнему определял его видение реальности. Глупо путать внутреннее с внешним. При всей своей информированности, Винсент никак не мог понять, чем она все-таки его взяла. Оставалось только надеяться, что это взаимно, хотя бы отчасти.
Обычно любым его порывам отыскивались научные объяснения. Но в отношении Мины результат, так или иначе, всегда оказывался больше суммы частей. Этот непостижимый для рассудка, неразложимый на логические составляющие осадок составлял корень их отношений.
Она там, скоро он ее увидит…
Винсент прочистил внезапно пересохшее горло. Поправил пиджак, снял с рукава волос Марии. Он уже пожалел, что надел этот костюм. Оставалось подняться по ступенькам к главному входу. Мина ждала внутри.
– Здравствуй, – сказала она. – Давненько…
Винсент выдохнул приветствие. Это было все, на что хватило его сил.
Он почти забыл ее. Черные волосы длиннее, чем в прошлый раз, но до «хвоста», какой она носила когда-то, еще далеко. Темные глаза. Красные от природы, полные губы. Легкая белая блузка, которую Мина, конечно, сменит на поло, как только позволит погода. Чуть заметная тревожная морщинка между бровей. Взгляд – Винсент почувствовал легкое головокружение.
Мина больше не была возведенным на пьедестал вымышленным существом. Она снова стала человеком из плоти и крови. Что не принесло Винсенту облегчения.
Он думал, что все это время прекрасно обходился без нее. Что запер воспоминания в маленьких ментальных шкатулках и шел дальше. Как он ошибался! Глаза, которые так испытующе на него сейчас смотрели, оставались с ним все это время. Мина присутствовала в его жизни каждый день, в каждой его мысли и действии. И теперь стояла перед ним.
– Как… твои дела? – нашелся наконец Винсент. – Кивнул на тонкие пластиковые перчатки на ее руках. – Что, опять?
Прекрасно! Идиот. Разумеется, это первое, о чем она хотела с тобой поговорить.
Но Мина только рассмеялась.
– Нет-нет, я просто работаю с фотографиями. Не хочу оставлять отпечатки. Надеюсь, ты рад снова оказаться у нас. Замечательный костюм, кстати. Тебе в нем не жарко?
Винсент, покраснев, снял пиджак. Мина даже не догадывалась, насколько она права.
– Думаю, Мария рада моей отлучке. У нее интернет-магазин, и она занимается этим дома.
Он замолчал. Они посмотрели друг на друга. Если б он только мог знать, о чем она сейчас думает… С одной стороны, все это ощущалось, как и два года тому назад. С другой – что-то изменилось. Двадцать месяцев – за такой срок люди успевают пожениться, завести детей и развестись. Теперь Винсент не такой, как тогда. Мина, конечно, тоже.