Инес взяла ее за руки, удерживая их на доске.
– Не сопротивляйся боли, – услышала Натали шепот бабушки. – Исследуй ее. Прими боль и загляни ей в глаза.
Натали постаралась последовать этому совету, но не нашла в себе силы. Ей хотелось уйти от боли, а не смотреть ей в глаза.
– Ты в шоке, – прошептала бабушка на ухо. – Просто присмотрись к боли. Что за ней стоит?
Натали попробовала еще раз, но не почувствовала ничего, кроме боли. Но что она значила, на самом деле? Боль – всего лишь сигналы, которые мышцы передают мозгу. Натали попыталась разложить боль на составные части. Выявить ингредиенты, различить ее вкусы, запахи, как это делали взрослые с вином. Неожиданно она почувствовала, что боль действительно поутихла. Или просто стала легче переноситься. И в мозгу проявилась ясность и острота видения, вероятно, созданная всплеском адреналина. Натали вдруг поняла, что в ее жизни важно, а что нет. Видимо, это и имела в виду бабушка, когда говорила об учении Юна.
Инес подняла ее руки и положила их в корыто с ледяной водой, которое кто-то подставил под доску. Вода произвела фейерверк в мозгу, и Натали разрыдалась. Бабушка права. Боль очищает. А Натали вытерпела в жизни столько боли, о которой до сих пор даже не подозревала. Бабушка привлекла ее к себе, и Натали ткнулась в ее грудь.
– Плачь, плачь, – утешала бабушка. – Мы тебя не оставим, обещаю. Теперь ты одна из нас.
Педер прислонился к шершавой бетонной стене. Он надеялся, что четырехметровая глубина сухого дока обеспечит хотя бы некоторую защиту от жары, но нет. В доке, установленные на металлических каркасах, ждали ремонта три лодки.
– Ужасно, – покачал головой сотрудник докерской компании «Бекхольмен», имея в виду мертвого мальчика. – Да, я хорошо это помню.
Этот человек по имени Бенгт позвонил тогда в полицию. Но обнаружил Вильяма не он.
– Лодки у нас стоят круглый год, – продолжал Бенгт. – Хотя летом их больше, и они не задерживаются здесь больше чем на неделю. При других обстоятельствах тело просто смыло бы в море, как только мы открыли док. Но лодке, которая стояла здесь прошлой зимой, нужно было менять борта, поэтому она задержалась у нас на месяц или около того. Это ее экипаж нашел мальчика. Ужасно. Представьте, что вам приходится работать в месте, где произошло такое… Ну и, конечно, следствие. Полиция проверяла всех нас. Это сбило нам график на оставшуюся часть года.
– Менять борта? – переспросил Педер.
Бенгт смерил его взглядом, явно предназначенным для тех, кто ничего не смыслил в лодках.
– Вы когда-нибудь видели деревянную лодку? Знаете, как называются эти доски сбоку? Из чего сделан корпус? Борта.
Петер кивнул. Потом сделал вид, будто увидел что-то интересное, и поспешил к Мине. Она пряталась в дальнем углу дока, где солнечные лучи не достигали дна.
Винсент ходил взад-вперед между лодками, заложив руки за спину. Несмотря на солнечные очки, Педер видел сосредоточенность на лице менталиста. Очки Винсента были в роговой оправе, модели, вышедшей из моды еще в конце пятидесятых. Странно, если они до сих пор в рабочем состоянии.
Педер удивился, когда увидел Винсента в конференц-зале. Никто не предупредил, что менталиста подключат к делу. Очевидно, это была идея Мины, а Юлия согласилась. Хотя в прошлый раз менталист хорошо поработал, ничего не скажешь. Так что пусть смотрит. Главное, чтобы не читал лекций. Как тогда, про недостаток сна.
– Ищете что-то конкретное? – спросил Педер Винсента, почесывая бороду.
Споры с Анетт по поводу бороды все еще не утихли. С одной стороны, Анетт жаловалась на чесотку и сыпь. С другой – признавалась, что Педер выглядит чертовски сексуально, особенно на фотографиях. Очевидно, впредь она не желала иметь ничего общего с Педером во плоти.
Винсент покачал головой и подошел к Педеру и Мине.
– Я просто хочу прочувствовать это место, – сказал он. – Иногда одно это дает подсказку. Но, должен сказать, до сих пор мне не удалось увидеть никакого контекста. Теория Новы о важности воды может оказаться правдой, ведь мы стоим в доке для лодок. Меня смущает только, что все это слишком неконкретно. В этом городе вода везде, что лишает версию Новы всякого практического смысла. Хм… С другой стороны, возможно, стоит прислушаться к Рубену, и Вильям действительно не имеет никакого отношения к остальным смертям. Его убил отец и сбросил в док, чтобы это выглядело как несчастный случай. Но тогда Вильям никакая не третья точка, и у нас вообще нет шаблона.
– Рубену приятно было бы это услышать, – заметила Мина.
– Получается, мы снова оказались там, с чего начинали, – вздохнул Педер.
– Кстати, вам известно немецкое исследование, доказавшее, что женщины находят бородатых мужчин более привлекательными? – обратился к нему Винсент.
– Э-э-э… нет, но это понятно, – начал Педер и вдруг поймал себя на том, что чешет бороду.
– Кстати, у Амира есть борода? – Винсент повернулся к Мине.
Педер понятия не имел, о чем он, но Мина, очевидно, уловила намек, судя по убийственному взгляду, которым она наградила Винсента.
– С другой стороны, есть исследования, доказывающие совершенно обратное, – как ни в чем не бывало продолжал Винсент. – Например, Барнаби Диксон из Новой Зеландии много занимался бородой, а также Ник Нив и Керри Шилдс в Англии. Они пришли скорее к противоположному выводу, что работает только легкая щетина, а все, что более того, – нет. Но самое смешное здесь то, как немцы объяснили выбивающийся из общего ряда результат. Оказывается, дело в том, что борода закрывает часть лица мужчины, оставляя простор женской фантазии.
Педер уже не раз задумывался над тем, есть ли в Анетт немецкая кровь. Это могло бы объяснить многое в их отношениях, не только бороду. Винсент же, нисколько не смутившись тем, что Педер так ему и не ответил, продолжал лекцию. Теперь его было не остановить.
– Но для вашей профессии полицейского, наверное, имеет значение вывод Диксон о том, что борода придает лицу гневное выражение, – добавил Винсент. – Я имею в виду, она будет кстати, если в какой-то момент вы захотите выглядеть устрашающе.
Мина криво улыбнулась, оставаясь в тени.
Винсент повернулся к ней и кивнул, прежде чем продолжить:
– Кроме того, есть интересная магистерская диссертация из Университета Твенте в Нидерландах, где говорится, что на собеседовании при приеме на работу одинаково положительный эффект оказывают длинная борода и гладко выбритое лицо. Все, что между ними, – в минус. Так что, Педер, если хотите сменить работу, вы на правильном пути. При условии, конечно, что готовы смириться с тем, что борода содержит больше болезнетворных бактерий, чем грязная собачья шерсть, как заметила группа радиологов из Швейцарии.
Винсент остановился. Мина в ужасе расширила глаза. Она больше не разрешит Педеру сидеть рядом с ней, отныне их будут разделять минимум два стула. Что же касается собаки Кристера, ее присутствие на совещаниях в конференц-зале под большим вопросом.
Чертов менталист! Единственное, что можно сделать, – срочно отвлечь Мину на что-нибудь другое, не дав воображению возможности разыграться. А то и в самом деле затащит в парикмахерскую на обратном пути…
– Кстати, – нарушил тишину Педер, – я показывал ролик, где тройняшки подпевают на фестивале?
Он полез в карман за телефоном, но отдернул руку, встретив измученный взгляд Мины. О бороде – пожалуйста. Только не о его солнышках. Хотя чего еще можно ожидать от людей, у которых нет детей… Они этого не понимают.
– Мы видели этот ролик не далее как в понедельник, – сказала Мина. – И в прошлый понедельник тоже. И до этого еще несколько раз. Рубен нисколько не преувеличивал, когда сказал, что мы смотрим его регулярно, с тех пор как прошлой зимой закончился Мелодифестиваль. Или когда там это было…
Менталист вдруг нахмурился, вернулся к тому месту в сухом доке, где был найден Вильям, и жестом пригласил Мину и Педера следовать за ним.
– Что такое? – спросила Мина.
– Я просто подумал, что все имеющиеся у нас фотографии этого места сделаны с определенного ракурса. Встань-ка здесь и представь, что ты снимаешь. Что видишь в объективе?
– Зачем… ну ладно. – Мина послушно взяла в руки воображаемую камеру. – Я вижу… бетонный пол, на котором лежит Вильям. Стену метра четыре высотой. На ней закреплены автомобильные шины, очевидно, чтобы лодки не врезались в стену, входя в док. Сверху вдоль края стены красные перила. За ними красный дом.
– Спустись от перил немного вниз по стене, – попросил Винсент.
– Ах да! Это я пропустила. Верхний метр стены достаточно гладкий. Он как будто поделен на квадраты, в которые вписаны названия… лодок, я думаю. «Алтарь», «Лучик», «Панама», «Афродита». – Она повернулась к Винсенту: – Так?
Он кивнул.
– То, что ты только что перечислила, можно видеть на фотографиях из материалов дела. Мы же пытаемся сейчас разглядеть то, чего до сих пор не видели. Что было сзади камеры, когда Вильяма фотографировали?
– Я не понимаю.
– Развернись на сто восемьдесят градусов, Мина. Что видишь?
Мина сделала, как он сказал. Педер развернулся в том же направлении. Он выглядел не менее растерянным.
– Та же картина, – сказала Мина. – Бетонный пол, каменная стена, бетон, граффити, перила. Только нет красного дома. И названий лодок не так много.
– Отлично. Теперь предположим, что Вильям лежит у наших ног. Если б ты фотографировалась с ним на переднем плане, сколько названий попало бы в кадр?
Мина изобразила квадрат большими и указательными пальцами обеих рук.
– Два. Jera и… что-то на «Н». Дальше размыто, ничего не вижу… Но заканчивается, так или иначе, на «О». Или нет… Jera вообще не попал бы в кадр… Только этот, на «Н».
Педер не смог сдержать смеха:
– Чертовски крутое название для корабля!
Мина и Винсент недоумевающе оглянулись на него. То, что Винсент не понял шутки, Педера не удивило. А вот реакция Мины озадачила.