Эллинор подозрительно посмотрела на него:
– Ты не самый ответственный человек из тех, кого я знаю. Запросто можешь забыть ее где-нибудь в «Риче».
– Хочешь верь, хочешь нет, но перед тобой не тот Рубен, что был десять лет назад, – отвечал он. – Или даже год назад. Такое бывает, хотя и редко.
– Что скажешь, Астрид? – Эллинор повернулась к дочери. – Мы с тобой обсуждали это не один раз, тем не менее. Тебе не обязательно соглашаться только потому, что Рубен – твой биологический отец. Как ты?
– Боязно, конечно, – пожала плечами Астрид. – Но мне кажется, все пройдет хорошо. В конце концов, мама, у меня есть мобильник.
– Ну хорошо. Даю вам два часа, время пошло. К ужину она должна быть дома.
Два часа. Это было не совсем то, на что он рассчитывал, но лучше, чем ничего. Тем более во второй половине дня. Рубен понятия не имел, когда ужинают десятилетние дети. И когда они ложатся спать. Если он допустит не слишком много ошибок, в следующий раз можно рассчитывать на большее…
Он вышел в прихожую, достал с вешалки полицейскую фуражку и надел на Астрид. Фуражка доставала ей до ушей. Было ли это мило или она должна разозлиться? Рубен понятия не имел, как обращаться с маленькими девочками. Помнил только, что и с ним проделывали нечто подобное в десять лет. И ему нравилось. Значит, должно понравиться и ей.
– Я тут подумал, почему бы нам не прокатиться на полицейской машине? – робко предложил Рубен. – Хочешь познакомиться с полицейскими собаками? Видишь ли, у меня рабочий день… Ты же любишь собак?
Астрид энергично кивнула. Рубен подумал было включить в маршрут посещение полигона, но решил, что это будет слишком. Надо что-то оставить и на следующий раз.
– Я очень люблю собак, – сказала Астрид. – Но полицейские… они ведь такие большие и страшные?
– Страшные только для воров, – рассмеялся Рубен.
– Тогда всё в порядке, – облегченно вздохнула Астрид. – Я не вор. Мама, мы с Рубеном едем прогуляться.
Она вышла за дверь. Рубен собирался было последовать за ней, но Эллинор удержала его, схватив за плечо:
– Если облажаешься, никогда больше не увидишь ее, – прошептала она. – Даю тебе один-единственный шанс.
Рубен сглотнул. Он не помнил, чтобы когда-нибудь так в себе сомневался, и ему это не нравилось. Он молча кивнул и вышел. Астрид уже направлялась к парковке. Черт, он даже не спросил Эллинор, можно ли ей мороженое… С другой стороны, он может решить это сам. В конце концов, он отец.
Винсент еще раз перечитал письмо от Умберто. Оно пришло, когда они с Миной гуляли в парке. Логотип четвертого канала светился красным рядом с электронной подписью. Там же был логотип продюсерской компании «Яровски», с улыбающейся женщиной. Умберто оставил лишь короткий комментарий: «Теперь это случилось, amico mio» [20]. И смайлик – круглую рожицу в солнечных очках. Весь остальной текст был от продюсерской компании. Винсент читал его на кухне и чувствовал, как внутри него все медленно умирает.
В электронном письме был расписан план его путешествия к небольшому острову у побережья Франции, где снимали «Узников форта». Продюсерская компания приложила к письму и несколько фотографий форта, как видно, чтобы раздразнить его любопытство.
Но виды мрачного, похожего на тюрьму каменного строения возымели совершенно противоположный эффект. Это было последнее место на Земле, которое Винсент хотел бы посетить. Ему показалось, что, если увеличить изображение, можно будет увидеть пушку. Именно для нее его и приглашали.
В письме Винсента извещали, что он отбывает в форт чуть больше чем через три недели. Через двадцать пять дней, если точнее. Времени на составление завещания более чем достаточно. Винсент всего-то хотел быть уверен, что Умберто и «Шоулайф продакшн» не получат ни эре, если он не вернется оттуда живым.
– Это еще что?
Ребекка из-за его плеча заглядывала в телефон.
– Форт Боярд! – в ужасе вскричала она. – Но папа, ты ведь не стаешь участвовать в «Узниках форта»?
Винсент повернулся и серьезно посмотрел на дочь. Она держала в руке бутерброд, о котором вдруг забыла. Винсент не помнил такого ужаса на лице дочери.
– А если стану? – спросил он.
– Тогда я не смогу появляться в школе все следующее полугодие. Я перееду к Дени и никогда не выйду из его квартиры.
– Ничего не получится, – меланхолично заметил Винсент. – Дени я возьму с собой в качестве переводчика. Он ведь француз. И я уже заказал футболки с семейной фотографией из Лисеберга… той самой, где ты на американских горках, и глаза по пять эре. Помнишь? Мы с Денисом будем носить их не снимая.
– Его зовут Дени, – прошипела дочь с французским акцентом. – И если он окажется хотя бы в радиусе ста метров от этой фотографии, ты покойник.
В этот момент на кухню въехала машина «Лего» вместе с распевающим во все горло Астоном. «Куин», конечно. Хотя расслышать это было не так легко. Влияние Ребекки на Астона трогало до слез, но в то же время и пугало.
– Смотри, папа! – закричал Астон. – В отпуск всей семьей на автомобиле! Я играю в семью мечты, совсем как у нас.
– Ты имеешь в виду семью из фильма ужасов, – поправила Астона Ребекка.
– Астон, то, что у Ребекки и Беньямина другая мать, вовсе не означает, что ты…
Винсент шумно выдохнул, не договорив. Ребекка сощурила глаза.
– Надеюсь, они выстрелят тобой из пушки и забудут про страховку, – тихо проговорила она и направилась к своей комнате, сжав в кулаке бутерброд.
– Можешь покормить рыбок, когда будешь проходить мимо? – спросил ей в спину Винсент.
– Могу покормить их тобой, – отозвалась Ребекка.
Между тем Астон затянул припев. Он орал во все горло единственную строчку, которую знал наизусть:
– The show must go on!
Шоу должно продолжаться. Винсент был полностью согласен с этим. Вопрос, как долго.
Мина проснулась от пронзительного звука, который поначалу затруднялась определить. Во сне она видела лошадей, волокна, Мильду со скальпелем и шахматные фигуры высотой с девятиэтажный дом, угрожающие раздавить ее на гигантской доске.
Она огляделась в растерянности. По телевизору крутили какую-то развлекательную программу. Мина уснула на диване. Когда пронзительный звук повторился, она поняла, что это телефон. Он лежал на кофейном столике и раздраженно вибрировал.
– Да? – услышала Мина собственный слабый надтреснутый голос, прочистила горло и повторила: – Да?
– Я не намерен больше ждать, Мина.
Кто еще мог побеспокоить ее в такое время…
Как всегда, при звуке его голоса Мину охватила непонятная тревога. Он как никто умел внушить собеседнику чувство неполноценности. Он – идеал. Она – ошибка природы. Такой порядок он устанавливал одной только первой фразой. Распределял роли.
– Сегодня вторник. Прошло одиннадцать дней, а от нее по-прежнему ни слуху, ни духу. Другие родители давно приняли бы меры.
Другие родители. Мина понимала, в чей огород полетел этот камушек.
– Нет смысла устраивать там переполох, – ответила она, глядя на наручные часы. – Завтра же съезжу в «Эпикуру» в полицейской форме. На Инес это должно подействовать. Мне трудно поверить, что она меня выдала.
– Почему завтра? – нетерпеливо оборвал он. – Почему не сейчас?
– Потому что сейчас четверть одиннадцатого вечера. И я не думаю, что стоит поднимать тревогу. Я разговаривала с Инес несколько дней назад, и она подтвердила, что всё в порядке.
– С каких пор ты доверяешь своей матери?.. Ладно, поезжай завтра, с утра. Позвони мне, как только вернешься.
Он завершил разговор, не дождавшись ответа. Мина почувствовала, как ее плечи опустились. Желудок громко заурчал. Похоже, она забыла поужинать.
Мина встала, подошла к холодильнику. Задумалась, выбирая между пастой «Альфредо» и наси-горенг. Остановилась на пасте и осторожно вытащила контейнер. Поднесла к настольной лампе на кухне, внимательно осмотрела на предмет трещинок в вакуумной упаковке, через которые могли попасть бактерии. Но пластик выглядел безупречно целым. Мина поставила контейнер в микроволновку на максимальную температуру и продержала дольше, чем было указано в инструкции. Не имея тому никаких научных доказательств, Мина тем не менее полагала, что чем дольше еда греется в микроволновке, тем больше бактерий погибнет.
Наконец она нажала кнопку и вытащила контейнер. Пар ожег пальцы.
– Черт!
Мина бросила контейнер на скамью и щелкнула пальцами. Только бы не появились волдыри. Мина представила себе, как на кончиках ее пальцев вздуваются и растут большие, наполненные мутной жидкостью волдыри, и ее чуть не стошнило. Руку, вероятно, придется ампутировать. Зачем вообще ужинать в одиннадцатом часу ночи? Но у желудка своя логика, с ней не поспоришь.
Когда контейнер остыл, Мина предприняла еще одну попытку взять его в руки. Достала вилку, влажные салфетки и села на диван. Ужин перед телевизором, как всегда. Она тщательно протерла вилку влажной салфеткой и захватила на нее немного еды. Глубоко вздохнула. Иногда в рекламных роликах по телевизору производители с гордостью заявляют, что в их продукции есть живые бактерии. Как это омерзительно! Мина надеялась, что в ее контейнере все умерло. На экране Бенджамин Ингроссо пел о потерянной любви. Мина прикрыла глаза и поднесла вилку ко рту.
– Но вы же понимаете, что в любом случае это не может служить прямым подтверждением вашей теории?
Фонтан в Фатбурспаркене всего с полметра высотой и слишком неглубокий, чтобы там можно было спрятать тело. Даже в углу, под аркой, такое совершенно невозможно. Винсент обошел фонтан. Педер опустил руку в холодную воду.
– Было великодушно со стороны Юлии отправить меня с вами, – продолжал он, подавляя утренний зевок. – Признаюсь, мне сложно переварить то, что вы наговорили. И, думаю, вы должны полицейскому управлению новую карту Стокгольма. Но мы здесь, чтобы вы сами убедились в абсурдности этой затеи с шахматной игрой. Так того хочет Юлия, и она идет на риск. Надеюсь, это вы понимаете. Если руководство узнает, ее ждут большие неприятности. А значит, существование нашей группы под угрозой.