Винсент замер под направленными на него со всех сторон недоуменными взглядами полицейских.
– И это то, ради чего я только что проделал путь от Валлентуны до Кунгсгордена? – спросил Рубен.
Но именно этим Винсент и нравился Мине. Поглощенный своими мыслями, он напрочь забывал о том, что не один в комнате. И когда думал, его тело становилось более расслабленным, словно переставало чувствовать опасность со стороны. Как будто все остальное время Винсент был начеку, но только не сейчас. В такие моменты он становился тем Винсентом, которого Мина когда-то впустила в свою жизнь.
– До сих пор я не видел этой закономерности, – продолжал Винсент, очевидно, не расслышав раздраженного комментария Рубена. – Даже когда Мильда датировала находку в Фатбурспаркене как не больше двух месяцев, я ее не заметил. Но для совпадений все слишком хорошо согласуется.
– Что согласуется? – не понял Рубен.
Адам и Юлия выжидающе смотрели на менталиста. Кристер наморщил лоб, как будто пытался что-то понять. Педер выглядел разочарованным над пустым подносом из-под печенья – Рубен позаботился о том, чтобы Астрид досталось все до последней крошки.
– Скорость и ускорение, – ответил Рубену Винсент. Потом взял маркер и повернулся к доске. – Итак, если принять гипотезу шахматной задачи «Ход конем», мы имеем дело с преступниками, мыслящими строго математически. Нет оснований полагать, что отношение к частоте преступлений будет иным. Лилли исчезла в начале июня прошлого года. Вильям – в конце января этого года. Между этими событиями семь месяцев. Если тело из парка пролежало в земле не больше двух месяцев, как полагает Мильда, значит, ребенок пропал где-то в середине мая. То есть через три с половиной месяца после Вильяма. А Оссиан исчез через восемь недель после этого. Вот что мы имеем в результате…
Винсент указал на то, что написал на доске:
Лилли – Вильям – 7 месяцев
Вильям – Фатбурспаркен – 3,5 месяца
Фатбурспаркен – Оссиан – 1,75 месяцев
– Каждый раз время сокращается вдвое, – сказал он и отошел в сторону, давая коллегам возможность осознать услышанное.
– Но это же… ад, – пробормотал Кристер.
– В таком случае получается, что следующее исчезновение произойдет через четыре недели после Оссиана? – спросила Юлия.
– Именно, – подтвердил Винсент.
– Подождите, – вдруг заговорил Кристер. – Разве вы не говорили, что это может повториться шестьдесят четыре раза, если нам только не удастся помешать? Ходов столько, сколько клеток на шахматной доске. И как это согласуется с сокращением временных промежутков?
– Вы правы, – ответил Винсент. – Совершенно справедливое замечание. Если время между ходами каждый раз сокращается вдвое, предстоит самое большее еще четыре убийства. Иначе когда-нибудь им придется похищать по ребенку в день, а потом и в час, что совершенно непредставимо. То есть после восьми похищений наступит естественный перерыв. Я не говорю, что похищений будет непременно восемь. Но это то, чего можно ожидать. И сейчас нам нужно сосредоточиться на том, чтобы не допустить пятого.
Полная тишина. Все, включая Рубена, восприняли сказанное менталистом всерьез.
– То есть сколько, по-вашему, у нас есть времени до следующего убийства? – медленно спросила Юлия.
– Вы сами это только что сказали, – ответил Винсент. – Следующее похищение произойдет через четыре недели после похищения Оссиана. Сегодня воскресенье, вторая половина дня. В среду будет три недели как пропал Оссиан. Если мы не решим проблему, через десять дней где-то в Стокгольме исчезнет еще один ребенок.
Четвертая неделя
– Добрый день!
Рубен подпрыгнул от неожиданности, не заметив, как к нему кто-то подошел.
– Добрый день, – машинально ответил он и поднял руку пригладить волосы, словно обретшие в то утро вторника собственную волю.
– Как ваши дела? – поинтересовалась Сара из аналитического отдела, которая должна была помочь им разобраться со всей новой, чрезвычайно неприятной информацией.
Она села рядом с ним, и его голова закружилась от запаха – смеси ее духов с кондиционером для белья. Сара выглядела невозмутимой, несмотря на жару в комнате, и Рубен подавил желание понюхать свои подмышки. Вместо этого кашлянул и попытался сосредоточиться на работе.
– Все усложнилось, – вздохнул он, кивая на монитор. – Теперь, когда убийства привлекли столько внимания СМИ, нас накрыл поток заявлений о пропаже детей. Родители бьют тревогу, стоит ребенку отлучиться из дома на пятнадцать минут. И многие возмущены тем, что мы плохо делаем свою работу. Они боятся.
– С заявлениями всегда так: лучше перебор, чем совсем ничего, – ответила Сара, щурясь на монитор.
– И, как будто этого недостаточно, – продолжал Рубен, – на этих выходных мы узнали, что убийца может нанести следующий удар уже в среду на следующей неделе… – Он снова вздохнул. – После неудачи с Мауро мы вернулись к исходной точке. Мне стыдно это признать, но у нас нет ни малейшего намека на то, каким должен быть следующий шаг. Вчера мы просидели весь день, просмотрели записи всех допросов по делу Оссиана. И это ничего не дало, абсолютно. Ничего такого, что могло бы подтолкнуть нас в каком-либо определенном направлении. Наш убийца неуловим, как привидение.
– Могу я чем-нибудь помочь? – спросила она, потянувшись над свеженаполненной чашкой с кофе, которую поставила на стол.
– Спасибо, но сейчас я правда не знаю, чем. И предупреждаю, на всякий случай: кофе из автомата – чистый крысиный яд.
Сара рассмеялась, звонко и мелодично. Странно, что Рубен до сих пор не слышал ее смеха.
– Я привыкла к слабому американскому пойлу. – Она сделала глоток. – Даже худший шведский кофе – божественный нектар по сравнению с ним.
– Вот как? Кстати, насчет Америки: я что-то слышал о том, что вы планируете переехать оттуда насовсем…
– Вы имеете в виду мой развод с мужем?
Сара вздохнула. Рубен старался не особенно приглядываться к ее пышным формам, которые, несомненно, были на своем месте. Ее муж, должно быть, идиот.
– Как выяснилось, мы с ним смотрим по-разному на очень многие вещи, – сказала она. – Он считает, что мне лучше довольствоваться положением домохозяйки и вообще держать рот на замке. С чем я категорически не могу согласиться.
– Понятно… – Рубен продолжил листать документ на мониторе. – Извините, если я лезу не в свое дело, но что будет с детьми? Ну, если вы живете на разных континентах, я имею в виду…
Сара удивленно посмотрела на него:
– Это что-то новое. Раньше вы не интересовались такими вопросами. Я даже думала, вы не знаете о том, что у меня есть дети.
Рубен покраснел, но затем приосанился. Она была права. Теперь в его жизни появилась новая сторона. Насколько новая? По правде говоря, Рубен всегда был отзывчивым человеком. И внимательным, вот только заботиться было не о ком. Точнее, было о ком, но он ничего об этом не знал. Уф-ф… опять бардак в мыслях. Психолог Аманда говорит, что бардак – это хорошо, есть стимул двигаться вперед. Как бы утомительно это ни бывало временами.
– Недавно я узнал, что у меня есть дочь, – объяснил он. – Ей десять лет, зовут Астрид.
– О, поздравляю! – Глаза Сары округлились еще больше. – И… каково это, быть отцом?
– Это потрясающе! – вырвалось у Рубена. Потому что это действительно было так. – Обидно, кончено, что я так много пропустил. Но что было, то было. И я совсем не уверен, что мог быть ей полезен тогда. Ее мать поступила правильно, когда указала мне на дверь. Но теперь я буду стараться изо всех сил. Я знаю, как это непросто – быть хорошим отцом.
Сара покачала головой, подняла чашку и снова поставила на место.
– Я не была на работе всего несколько дней, и столько новостей… Но я очень рада за вас. Что касается вашего вопроса о моих детях… затрудняюсь ответить, честно говоря. Я хочу остаться здесь, со своей семьей. И хочу, чтобы мои дети росли в Швеции. Он этого не хочет. Американские законы не слишком уважают права матерей, особенно из других стран. Если дети переедут к нему, боюсь, он их там оставит. Поэтому я сказала, чтобы он приезжал сюда, если захочет с ними встретиться. Наши адвокаты договариваются. – Она нарисовала пальцами кавычки вокруг слова «договариваются».
– Черт знает что, – выругался Рубен.
Сара кивнула, потом сделала еще глоток и поморщилась:
– Насчет крысиного яда вы правы.
– Я же говорил, – оживился Рубен. – Не хотите помочь мне разобраться с заявлениями о пропаже детей за последние несколько недель? Большинство их уже нашлись или найдутся в ближайшее время, без нашего участия. Поэтому советую начать обзвон. Вряд ли это выведет на нашего похитителя, особенно если версия среды следующей недели верна. Но эту работу нужно сделать.
– Отлично. – Сара подсела ближе к компьютеру и достала телефон. – Кто знает, может, и наткнемся на что-нибудь интересное… Время чудес еще не закончилось.
Рубен украдкой взглянул на Сару. Почему, интересно, он раньше с ней так не разговаривал? Действительно, время чудес… В довершение ко всему она потрясающе выглядит. Он осторожно пощупал свою подмышку. Черт… все мокро. И одет, как назло, в светло-серую рубашку. Знал ведь, что в такую погоду лучше надевать черное…
Педер был вынужден признать, что неудобства ношения бороды стали перевешивать ее предполагаемые эстетические достоинства. Уж очень она чесалась. Да и мнения Педера, что борода делает его неотразимо брутальным, похоже, никто не разделял. Даже Анетт с некоторых пор переметнулась на сторону врага. Если б не страшный зуд, Педер наверняка смог бы выдержать это непрекращающееся давление со всех сторон, но теперь поневоле засомневался.
Почесываясь, он с присущей ему тщательностью изучал списки. Погрузиться в массу данных, увидеть закономерности в статистике и отклонениях – это его. Педеру нравилась задача найти крошечную иголку в стоге сена, мельчайшую золотую крупицу, которая подтолкнет расследование к завершению. Только уж очень этот список отличался от тех, с какими Педеру до сих пор доводилось иметь дело. Пропавшие дети – их никак не получалось свести к безликим статистическим единицам. Рубен и Сара уже провели предварительную проверку и отсеяли тех, кто вернулся домой живым и невредимым. Таких было большинство. Но оставалось еще несколько… невероятно много.