И все-таки Винсент никогда не видел ее такой красивой.
– Вот черт, – прохрипела она.
Винсент догадывался, что больше всего на свете ей сейчас хотелось сорвать с себя одежду. Но на это не было сил.
– Что за псих? – сказала она с устремленными в голубое небо глазами. – То есть он собирался убить их всех, а сам ускользнуть через этот туннель? Как ты думаешь, он взял бы с собой Нову? Или она тоже умерла бы в бункере? Разве бросать детей не противоречит природе родителей?
Винсент наблюдал, как облако медленно скользит по бескрайней синеве. Он ответил не сразу, потому что понял, что речь не только о Юне Веннхагене. Осторожность прежде всего. Мина редко когда открывала брешь в своих доспехах, делилась тем, что открытой раной жгло ее изнутри. Поэтому Винсент не спешил расспрашивать. Пусть сама решает, когда что сказать.
– Мне кажется… – протяжно начал он, – мне кажется, с этим не все так просто. Любовь родителей к детям – одна из самых могущественных сил в мире. Я мог бы обосновать это научно, с точки зрения психологии или эволюционной биологии. Но, думаю, здесь кроется нечто большее, чем биология и механизмы выживания видов. Хотелось бы назвать это даром, но такая формулировка вызывает лишние вопросы, вроде того, от кого мы получили этот дар.
Винсент остановился, как будто осознав, что никогда не заходил так далеко. И он боялся обидеть Мину тем, что собирался сказать дальше.
– Эта любовь преодолевает любые расстояния. Знаешь притчу о царе Соломоне? К царю, известному своей мудростью, пришли две женщины. Они принесли ребенка, и каждая утверждала, что этот ребенок ее. Никто не хотел уступать. Тогда царь вытащил меч и объявил, что разрубит ребенка пополам, чтобы обеим досталось поровну. Одна из женщин нашла эту идею удачной, в то время как другая тут же уступила ребенка сопернице. И Соломон объявил ее настоящей матерью. Потому что эта женщина пожертвовала своим счастьем ради ребенка.
Мина долго молчала.
– Ничто не далось мне так тяжело, как это, – сказала она наконец. – Отдать ее. Но я понимала, что так будет лучше. Я не хотела, чтобы она выросла такой же, как я. Я не та мать, которой можно доверить ребенка. Мне нечего было ей дать. Я была никем, пустой оболочкой. И не надеялась со временем измениться.
– Ты говоришь о Натали?
– Да, о Натали.
Мина всхлипнула и тут же взяла себя в руки. Над ней пронеслось еще одно облако. Мина продолжила низким срывающимся голосом:
– Ему было так больно, Винсент… Больно, что я его оставила, но еще больней – за Натали. И он поставил мне ультиматум. Если я уйду, то навсегда. Из его и ее жизни. Не думаю, что он хотел отомстить мне или что-то в этом роде. Он всегда считал, что главное в воспитании Натали – быть последовательным во всем. На это у него имелись свои причины. Но я уверена, что, выдвигая мне ультиматум, он думал только о ней. И я согласилась с ним. Решила уйти, когда Натали было пять лет.
Облако рассеялось, солнце приятно пригревало. Это нисколько не заглушило исходящих от Мины запахов. Винсент прилег рядом, чтобы видеть ее. Наверное, к этому моменту весь его костюм был в пятнах от травы, поверх грязи из туннеля. Так что от него пахло не лучше.
– Прелесть человеческой натуры в том, – сказал он, – что все можно изменить. По крайней мере бо́льшую часть. Ты уже не тот человек, которым была тогда. Ни единой клетки в твоем теле с тех пор не сохранилось. Если сегодня ты встретишься с Натали, это будет не то, что раньше.
– Но Натали не захочет меня знать.
Это прозвучало как укор Небу.
Винсенту захотелось прикоснуться к ней, убедить, что она неправа, но его рука осталась лежать в траве. Мина лежала вне пределов ее досягаемости.
– Я и не говорю, что это будет легко. Но он сам сделал первый шаг, когда позвонил тебе. Это не может закончиться ничем.
– У него не было выбора, – ответила Мина. – А если б был, он не пошел бы на сближение со мной.
– Не говори так. Иногда люди поступают в согласии с собственными желаниями, только когда их вынуждают к тому внешние обстоятельства.
Мина не ответила. Появилось новое облако и заскользило вслед за предыдущим.
– Что ты считал в туннеле? – спросила она.
– Простые числа. Приходилось держать под контролем гиппокамп, чтобы справиться с паникой.
– Хм…
Некоторое время они лежали молча.
– А что это у тебя за красная полоса на шее? – спросила потом Мина. – Это… не опасно, надеюсь?
– Красная полоса? – Винсент посмотрел на нее. – Я думал, ее не видно… Нет, я уже отказался от этого трюка.
– То есть это не… последствие агрессивного секса? БДСМ, я имею в виду…
Винсент ничего не смог с собой поделать – громкий, неистовый смех захлестнул его. Он вырывался откуда-то изнутри и как будто рассыпался, прыгая между деревьями. И невероятно раскрепощал. Мина улыбалась рядом. Винсент вытер слезы, прежде чем смог успокоиться.
– А тебе известно, откуда берутся атомы? – спросил он.
– Атомы?
– Да, атомы. Они образуются внутри звезд.
– Звезды? – переспросила Мина. – Это как наше Солнце?
Она прищурилась. Солнечный свет висел в воздухе подобно золотистому туману.
Винсент, кивнув, посмотрел на небо. Звезды – это где-то далеко, за пределами воздушной синевы.
– На самом деле звезды – настоящие фабрики атомов, – продолжал он. – Глубоко в их недрах, где температура наиболее высока, формируются строительные кирпичики для остальной части Вселенной. Атомы, которые затем выбрасываются в Космос и оказываются, к примеру, здесь, на Земле. Все, что ты видишь вокруг – люди, деревья и другое, – сделано из атомов тысяч, а может, и миллионов звезд.
Мина дергала свою блузку. Очевидно, система сигнализации в ее мозге наконец решила, что опасность миновала, и адреналин пошел на спад. Одновременно в мозг хлынула информация об окружающем мире.
– И эта ткань тоже. – Он кивнул на ее блузку. – И земля, на которой мы лежим. И мы с тобой. То, что мы явились со звезд, – никакая не романтическая поэзия, а обыкновенное естествознание. Все состоит из звездных атомов.
Он замолчал, как будто не знал, что сказать еще.
– Почему мы заговорили об атомах? – Мина испуганно смотрела на свою блузку.
– Потому что с тобой я, – ответил Винсент.
Он сглотнул и посмотрел ей в глаза, большие и ясные, где заключалось все, чем она была. Глаза, которые видели его насквозь. Винсенту пришлось отвести взгляд, после чего он снова посмотрел на Мину.
Все-таки он должен это сказать.
– Понимаю, как это звучит, но… иногда у меня возникает ощущение, будто мы сделаны из атомов одной звезды. Такой далекой, что долетевших оттуда строительных блоков хватило только на нас с тобой. Больше этих звездных атомов ни у кого нет. Поэтому я… ты…
«Знаю тебя»? «Узнаю»? «Понимаю»? Какое слово было бы правильным?
– Мне кажется, я знаю тебя, Мина. – Винсент показал на голову, после чего, подумав, опустил руку к груди. – Здесь. – Ничего подобного до тебя со мной не случалось. Извини, я не могу это объяснить… Просто я… как только я…
Мина медленно кивнула. Наверное, Винсент только что окончательно объявил себя идиотом. Он поднялся, не без труда.
– Ну что, возвращаемся?
– Я закричу, если не выберусь из этой одежды через полминуты. – Мина вытащила ключи из кармана брюк. – В машине чистое нижнее белье – это для меня. Тебе – влажные салфетки.
Винсент оглядел свой грязный и разорванный костюм. Объяснений с женой точно не избежать.
Четвертый раз в жизни Винсент направлялся в комнату для допросов, и это было по меньшей мере на четыре раза больше, чем он планировал на всю жизнь. На этот раз Адам поинтересовался, не хочет ли менталист присутствовать при допросе одного из сектантов. Винсенту стало любопытно. Адам был опытным переговорщиком, но какой в этом прок, если последователи Юна решили хранить молчание?
Адам поджидал его у входа в отделение полиции. Винсенту гораздо больше нравилось, когда возле регистрационной стойки его встречала Мина. Но после вчерашнего приключения в бункере она осталась дома. Не ответила даже на звонок Винсента. Он догадывался, что как минимум последние двенадцать часов Мина провела в душе.
– Спасибо, что откликнулись. – Адам протянул ему руку. – Наслышан, где вы с Миной побывали вчера. Уверены, что сегодня выдержите?
Винсент слабо улыбнулся.
– Думаю, это лучшее, что я могу сейчас сделать. Нужно на что-то переключиться.
– Понимаю. Но я действительно не стал бы вас упрекать, если б вы отказались еще хоть раз переступить порог нашего заведения. Что же касается допросов, в этом вы действительно лучше меня. И было бы неплохо разговорить их до выходных.
– Вы мне льстите? – улыбнулся Винсент. – Не ожидал.
– Просто хотел проверить, – рассмеялся Адам. – Но у меня правда проблемы. Они молчат.
Другими словами, все шло так, как и предполагал Винсент.
Они направились по длинному коридору к комнатам для допросов.
– И у вас, если я правильно понимаю, нет времени ждать? – спросил Винсент.
Адам покачал головой:
– Мы не можем держать их здесь бесконечно долго. И не можем быть уверены, что все закончилось, пока не поймаем Юна. Возможно, это не все. Свидетели похищения Лилли описывали мужчину и женщину в фиолетовом пальто, и такой пары среди них нет. Что, если это произойдет снова, пока мы сидим здесь и пытаемся их разговорить? Вот я и подумал, что вы, возможно, уловите какие-то бессознательные невербальные сигналы или что-то в этом роде… Пока я буду их допрашивать, я имею в виду.
– У меня идея получше, – сказал Винсент. – Раз уж мы все равно собираемся сделать это, позвольте мне переговорить с ними и поставьте в комнате телефон на запись.
Адам посмотрел на Винсента и как будто задумался. Потом кивнул и открыл дверь в комнату, так похожую на те, где Винсент разговаривал с Ленор и Мауро. На этот раз за столом сидел мужчина за шестьдесят, с волнистыми седыми волосами и морщинками вокруг глаз, дополнявшими образ доброго дедушки. Если, конечно, не знать о том, что он, с большой долей вероятности, замешан в убийстве детей.