Мужчина внимательно наблюдал за вошедшими, что само по себе было интересно. Винсент ожидал враждебного поведения по отношению к полиции. Усталости, страха после ночи, проведенной под стражей. В конце концов, они не были профессиональными убийцами. Но глаза этого мужчины горели любопытством, что можно было считать подарком судьбы. Он не производил впечатления человека, не желавшего говорить. Оставалось лишь правильно выбрать тему. Винсент догадывался, что это могло быть, учитывая свет в глазах мужчины. Спасенные люди любят убеждать неспасенных.
Адам поставил что-то на небольшую полку у двери и встал рядом. Телефон, как догадался Винсент.
– Здравствуйте. – Он шагнул к столу. – Меня зовут Винсент, и я давно жду встречи с вами.
Мужчина молчал.
– Я не работаю в полиции, – продолжал Винсент, кивнув в сторону Адама. – Так что это не допрос. Меня всего лишь интересует моральная философия, прежде всего Эпикура. Это мой любимый мыслитель. Вот почему я так добивался разрешения поговорить с вами. Ничего, если я сяду? Кстати, я немного голоден. Вы нет? Не хотите что-нибудь съесть? Могу попросить принести нам кофе, печенья или чего-то такого. Если вы того хотите, конечно.
Винсент повернулся к Адаму, как будто собирался сделать заказ в кафе. Чем меньше он будет походить на полицейского, тем лучше. С самого начала беседы ему нужно как-то сблизиться с этим человеком, найти что-то, что бы их объединяло. И притворное отсутствие интереса к следствию было неплохим началом. Хотя Адам, похоже, этого не оценил.
– Печенья было бы неплохо, – сказал мужчина. – Кофе тоже, раз уж возьмете себе. Черный, без сахара.
Винсент взглянул на Адама, и тот выскользнул из комнаты. Пока все работало. Реакция мужчины свидетельствовала об определенном настрое. Люди, стыдящиеся своих поступков, редко принимают подарки или услуги от других, поскольку подсознательно считают, что не заслуживают такого отношения. И тот факт, что мужчина захотел печенья, недвусмысленно показывал, насколько глубоко Юн запустил свои когти. Мужчина не считал себя виноватым. Винсент уже предвидел трудности интерпретации того, что надеялся выведать у этого человека. Ведь тот жил в фантастическом мире, созданном Юном Веннхагеном, где дозволялось без зазрения совести похищать и даже убивать детей.
– Все страдает, боль очищает, – сказал Винсент. – Блестящее дополнение Юна Веннхагена к четырем основополагающим истинам эпикурейства.
Глаза мужчины засверкали еще ярче.
– Можете объяснить, что это значит? Учитывая, что Эпикур учил скорее избегать боли.
– Вы начитаны. – Мужчина одобрительно кивнул. – Не то, что другие здесь. Но Эпикур, если помните, учил избегать страданий. Обольщения современного мира приносят только страдания. Так же считают буддисты. Однако Юн понимал, что боль, физическая или душевная, дает нам новый взгляд на мир. Жить в согласии с болью значит иметь острое оружие, отсекающее все лишнее. Боль необходимо преодолеть. Она нужна для достижения ее отсутствия. Кстати, меня зовут Густав.
Мужчина протянул руку. Его рукопожатие ощущалось как теплое и искреннее. Любимый дедушка, ни дать ни взять.
– Никогда не думал о боли в таком ключе, – удивился Винсент. – То есть боль нужна?
– Похоже, вы никогда не испытывали настоящей боли, – заметил Густав.
Перед внутренним взором Винсента закружился калейдоскоп воспоминаний. Мама в его волшебном ящике. Она погибла мучительной смертью из-за него. Потом сам Винсент чуть не захлебнулся в резервуаре с водой. Он почти утонул – вода в ноздрях, во рту, и рядом Мина, за которую он был готов умереть дважды. Винсент прищурился, чтобы прояснить эти образы, и покачал головой.
Не было никакой боли.
– Пока вы не испытаете боль по-настоящему, не поймете, о чем я говорю, – продолжал Густав. – У меня самого хлыстовая травма. Нас с женой сбили, когда мы ехали в машине. Врачи говорили, что я поправлюсь примерно через неделю. Но прошло пятнадцать лет, и каждый раз, прежде чем двинуть шеей, я ожидаю, что мне в спину вонзится с десяток невидимых ножей. У меня немеют пальцы, кружится голова. Моя жена перенесла пять операций на бедре, и ей все хуже. Не поймите меня неправильно, я не жалуюсь. Боль помогает нам правильно расставить приоритеты. Обрести новый взгляд на жизнь.
– Никогда не думал о боли в таком ключе, – повторил Винсент. – Значит, ближайшее окружение Юна состоит из людей, которые понимают очистительную силу боли?
Густав кивнул:
– Именно. Мы единственные видим мир таким, каков он есть.
Винсент не осмелился оглянуться на телефон Адама на полке. Все, что оставалось, – надеяться, что запись все еще ведется.
– Где сейчас ваша жена? – спросил он.
Густав поджал губы. Вот черт… Все это начинало слишком походить на обычный полицейский допрос. Винсенту пришлось срочно искать ходы к отступлению.
– Я всего лишь имел в виду, всё ли с ней в порядке? – добавил он.
Густав как будто немного расслабился.
– Это то, что вы пытались дать детям? – задал следующий вопрос Винсент. – Боль?
Густав нахмурился. Любимого дедушки и след простыл.
– Вы так ничего и не поняли, – строго заметил он. – Никто из нас не хотел причинить вред этим детям. Вы точно не полицейский?
– Извините, просто трудно понять, чем можно оправдать убийство ребенка.
Винсент понимал, что ступает по тонкому льду. Он был близок к тому, чтобы напрямую спросить, как Юн мотивировал Густава убивать детей. Но вовремя опомнился, выбрав более нейтральную формулировку. Переход на личности грозил окончательно испортить все дело. Важно было позволить Густаву сохранять стороннюю точку зрения. Только в таком ключе и возможно было продолжать этого разговор.
– Мы никого не убиваем. – Густав фыркнул. – Это слишком узкий взгляд на вещи. Мы избавляем детей от страданий, уготованным им на Земле. Переносим их в следующую жизнь, где нет страданий. Для этого мы и остались здесь, чтобы помочь другим стать свободными.
– Сколько детей вы собираетесь «освободить», прежде чем закончите? И почему именно эти дети?
Глаза Густава сузились. Он решительно скрестил на груди руки.
– Я-то думал, вы прошли посвящение, – сказал он. – Что вы что-то понимаете в страданиях и боли. Но до вас, как видно, еще не дошло учение Юна. Мы закончили. Мне не нужен ваш кофе.
Мина вытерла тряпкой запотевшее зеркало и оглядела в нем себя. Вода стекала с волос и кончика носа. Мина осмотрела кожу на лице, затем зубы, на предмет чего-то такого, чего там не должно быть. Хотя и знала, что такое невозможно.
Вернувшись домой в прошлый четверг, она долго стояла под душем. Вычистила щеткой каждый квадратный сантиметр своего тела. Особенно под ногтями и между пальцами ног, где еще могло что-то застрять. Четыре раза почистила зубы, стоя под струей, и вылила в рот не меньше литра жидкости для полоскания рта «Дентолюкс». Ничего не помогало. Все, что оставалось, – выпить хлорки.
Мина приложила ко рту ладонь и понюхала свое дыхание. Похоже, у нее в голове воняло, как в помойной яме.
Но это ничто в сравнении с тем, что было сразу по возвращении. Тогда Мина простояла под душем не меньше трех часов. От горячей воды кожа покраснела и ужасно болела. После этого Мина вымыла квартиру щеткой с мыльной водой. Всё, включая стены. И снова под душ, теперь на час. Вчера она тоже принимала душ несколько раз, но сегодня простояла под струей всего полчаса. И воду сделала не такой горячей, как раньше.
Вспоминая события того дня, Мина не понимала, как могла лечь в траву рядом с Винсентом. Как будто мозг настолько перегрузился в той вонючей трубе, что на несколько минут отключил все функции, кроме инстинкта выживания. Или сама Мина оказалась сильнее, чем о себе думала.
Но чувство отвращения вернулось еще до того, как они сели в машину. Мина сорвала с себя блузку, брюки, туфли и носки и бросила все это лежать на земле. Быстро вытащила новую майку из сумки в багажнике. В идеале хотелось сменить и трусы.
Потом ее начало трясти как в лихорадке. Винсенту пришлось сесть за руль, а Мина рядом с ним дрожала как осиновый лист на пассажирском сиденье, в одном нижнем белье. Все как в худших мужских шовинистических детективах. Сильный и находчивый мачо спасает хрупкую женщину. Полуобнаженную к тому же. Это мог быть фильм Брайана де Пальмы. Но Мина ненавидела быть слабой.
Хорошо, что Винсент всю дорогу только и говорил, что об устройстве нервной системы и ни в малейшей степени не старался выглядеть мачо. Он объяснил, что дрожь, а также неподконтрольные приступы плача и даже чувство стыда – всего лишь физиологические и психические реакции организма, с которыми им обоим придется считаться. В конце концов, они пережили серьезную психическую травму…
Он проследил, чтобы Мина никем не замеченной добежала до квартиры.
Она подумала о Натали и всхлипнула. Приступы плача – так он говорил. Мина рассказала Винсенту о самом непростительном поступке в ее жизни. Когда она допустила развал семьи, из которой ушла. Она бросила Натали, собственного ребенка. То, чего мать ни при каких обстоятельствах не должна делать. И что на это сказал Винсент? Он рассуждал об атомах.
Мина снова посмотрела на свое отражение. Волосы, да. Она использовала средство для мытья посуды вместо шампуня. Или их пришлось бы обрезать.
Но Винсент совершенно не испытывал к ней отвращения. Даже после того, что Мина рассказала о Натали. Как он сказал? Что знает ее.
Черт бы тебя побрал, Винсент…
Это была глупая идея. Кристер достал из кармана носовой платок и вытер лоб. Боссе тоже тяжело дышал, но явно получал от прогулки большее удовольствие, чем его хозяин.
Юргорден прекрасен, как и всегда. Но Кристеру сегодня не до того. Вскоре в поле его зрения появилось белое здание с оранжевой черепичной крышей, окруженное пышным садом.
Прошла неделя с тех пор, как он был здесь в последний раз. В прошлую субботу визит Кристера в ресторан «Улла Винблад» закончился конфузом. А ведь начало обещало многое. Кристер наконец осмелился намекнуть официанту Лассе, что они знакомы. Но сразу после этого запаниковал, соврал, что нужно принять звонок, и выбежал из зала.