Переоденься, встретимся в большом зале. Бабушка
Натали развернула сорочку. Что-то похожее она видела на Инес. Может, это для сна? Было довольно поздно. Тем не менее сорочка не походила на обыкновенную ночную. В ее простоте чувствовалось что-то возвышенное, как будто она предназначалась для некоего таинства.
Натали сняла брюки и пуловер и надела сорочку через голову. Улыбнулась приятному ощущению чистоты и свежести. И значимости момента, как будто должно произойти что-то важное.
Натали не знала точно, где располагается зал, поэтому прошлась по всему зданию, что заняло несколько минут. Пока наконец не распахнула дверь в просторное белое помещение.
Инес стояла посредине, рядом с кучей матрасов и одеял. Около десяти человек полукругом выстроились за ее спиной. Некоторых Натали узнала, но большинство были ей незнакомы и не носили ставших привычными резинок на запястьях. Натали не видела среди присутствующих никого из своих друзей с конской фермы.
– Добро пожаловать, Натали, – провозгласила Инес и взмахнула руками. – Сегодня особенный день. Ты стала одной из нас, теперь пришло время сбросить старую кожу. Выйти из мертвой оболочки прежней жизни, чтобы оказаться в новой. Разве не за этим ты здесь? Тебя ждет прекрасное, яркое будущее. Оглядываясь назад, ты будешь вспоминать сегодняшний день как день своего истинного рождения.
Натали понятия не имела, что на это отвечать. Все было слишком торжественно и необычно. Звездочки мерцали в уголках глаз, как это часто бывало в последние дни, и бабушка так и сверкала в их ореоле.
– Спасибо, – тихо ответила Натали. – Я хотела бы быть такой же уверенной в себе и яркой, как ты.
Инес широко улыбнулась, взяла Натали за руку и подвела к куче матрасов, на которые они вместе уселись.
– Ты, конечно, не раз слышала слова нашего великого учителя Юна Веннхагена, – начала она. – Все страдает, боль очищает. Но я не до конца объяснила тебе, что это значит. Первая часть фразы – чистой воды буддизм. Когда говорят, что все страдает, буддисты имеют в виду напрасные страдания, вызванные нашими желаниями. Мы хотим покупать вещи, которые не можем себе позволить. И думаем, что переезд в более просторный и красивый дом сделает нас счастливыми. У других в «Инстаграме» жизнь веселее, чем у нас. И каждая неосуществимая мечта, каждая вещь, которая нам не нужна, приносит страдания. Буддисты полагают, что для избавления от страданий необходимо избавиться от желаний. Понимаешь меня?
Натали кивнула. Примерно то же говорила Нова на своих лекциях. Господи, когда это было? Такое ощущение, что вечность назад…
– Но у нас свои методы, – продолжала бабушка. – Как выразился Юн, «боль очищает». Ты уже испытала, что это значит. Но что, по-твоему, было самым болезненным в твоей жизни?
Что Натали должна была выбрать? Момент, когда отцовские телохранители спугнули ее парня? Или когда она сломала ногу, катаясь на скейтборде? Может, все-таки, когда узнала, что мама умерла? Что из этого болезненней всего ощущалось в данный момент?
– Твое рождение, – подсказала бабушка. – До того как боль появилась на свет, ее не было в нашем мире. Ты пребывала в безопасности и тепле, окруженная заботой, и ничего не знала, кроме этого. Но потом что-то произошло. Неведомая сила часами проталкивала тебя по узкому каналу, стенки которого страшно давили со всех сторон. Так ты оказалась в мире света, холода и незнакомых запахов, где больше не слышала биения материнского сердца… Ужасно. И у тебя не было ни малейшей возможности осознать свой опыт, потому что сравнивать было не с чем. Ничто не сравнится с первой болью. Мы поможем тебе воссоздать ее. Чтобы ты поняла, кто ты есть на самом деле. Ты, Натали, родишься свыше. Разденься, пожалуйста.
Мария сидела на полу и укладывала керамические статуэтки в коробку. Винсент тем временем недоумевал, куда пропали его выходные? Он бродил, как в тумане, целых два дня, так и не успев толком ничего сделать. Было воскресенье, половина двенадцатого. Приглушенное освещение комнаты окружало статуэтки Марии фантастическим ореолом. Сейчас они выглядели не такими уж пошлыми.
Винсент посмотрел на жену. Ее щеки разрумянились, в уголках губ играла легкая улыбка. Она как будто что-то напевала себе под нос.
– Моя любовь будет гореть ясно, как звезда в ночи… – донеслось до Винсента.
Он знал, кого спросить, куда подевалась настоящая Мария и кто вместо нее сидел на полу. Он говорил Марии, что не хочет знать, кто этот человек. Не хотел раньше. С некоторых пор все изменилось.
– Дорогая, – начал Винсент, – нам нужно поговорить о Кевине.
– О Кевине? – переспросила она, закрывая изящно расписанную в розовых и нежно-салатовых тонах коробку. – А как насчет того, чтобы поговорить о твоей Мине? Это мне кажется более важным.
– Все, хватит. – Винсент закрыл лицо руками. – Помни, что сказал терапевт. Проблема только у тебя в голове. Можешь обвинять меня, сколько хочешь, это ничего не изменит. Однако я все равно хочу поговорить о Кевине.
– С ним куда проще, чем с тобой, – вздохнула Мина.
Краем глаза Винсент заметил Беньямина, приближающегося к нему с планшетом в руке. С последними данными фондового рынка, как предполагал Винсент. Судя по глубоким складкам на лбу сына, ни одна из инвестиций не оправдала его ожиданий.
– Папа, у тебя есть для меня минута?
Мария сжала губы и демонстративно принялась распаковывать следующую керамическую фигурку.
– Это может подождать? – Винсент повернулся к сыну. – Мы с Марией беседуем о Ке… ее компании.
Но что-то в позе и поведении Беньямина настораживало. Что-то говорило о том, что ждать это не может. Беньямин развернул планшет так, чтобы отец мог видеть. Там была страница сайта «Эпикуры».
Винсент показал глазами в сторону комнаты сына, поднял брови и выставил два пальца. Пара минут – все, что ему нужно. Беньямин коротко кивнул и исчез в своей комнате.
– Мария, – сказал Винсент. – Вне зависимости от того, что происходит с нами и вокруг нас, я хотел бы, чтобы ты поняла одну вещь. Можешь посмотреть на меня, когда я с тобой разговариваю?
Мария оторвалась от коробки. В ее глазах, полных упрека и гнева, стояли слезы.
– Мое самое большое желание – чтобы ты была счастлива, – продолжал Винсент. – Мне жаль, если я прошу слишком многого. Да, я хочу уяснить для себя кое-что, это так. Но единственное, что для меня имеет значение, – твое счастье. Остальное не важно. Ты поняла?
Мария долго смотрела на него. Потом медленно кивнула.
– Ну вот и хорошо, – сказал Винсент. – А теперь мне придется немного побыть отцом двадцатиоднолетнего парня.
Он вошел в комнату Беньямина и закрыл за собой дверь. Сын сел за стол и уставился на свой планшет.
– К чему такая срочность? – спросил Винсент, присаживаясь на действительно заправленную кровать.
На этот раз Беньямин не просто накинул покрывало на все, что было на постели, а убрал ненужное и аккуратно разгладил одеяло и простыню. С учетом его бледности это, пожалуй, было поводом для беспокойства.
– Сам не знаю, – ответил Беньямин, кивая на экран. – Предчувствие, не более того. Я целый день занимался цифрами и биржевыми сводками. Взвешивал риски и принимал решения по инвестициям, не обладая для этого всей полнотой информации. Первое время я читал книги. Как говорит Дэвид Теннант в «Докторе Кто», книги – лучшее оружие на свете.
– Не знал, что ты смотришь «Доктора Кто».
Беньямин посмотрел на него с удивлением:
– Я – твой сын, почему бы и нет. И Дэвид Теннант – лучший актер, который когда-либо снимался в сериале. Но это совсем не то, о чем я хотел бы с тобой поговорить. В общем… мои инвестиционные решения. Мне часто приходится руководствоваться интуицией. И я думаю, что мое подсознание усвоило шаблоны, о которых не всегда успевает вовремя сообщить моему сознанию. Вместо этого просто дает подсказки, как поступить правильно.
Винсент улыбнулся. С каждым днем Беньямин все больше напоминал ему его самого. Не то чтобы менталист желал сыну такой участи, скорее наоборот. Но как отец он не мог не гордиться аналитическими способностями сына.
– Именно так это и работает, – кивнул Винсент. – Ты можешь натренировать свое подсознание принимать сложные решения быстрее, чем можешь делать это сознательно. К сожалению, фондовый рынок – это прежде всего масса ежесекундно меняющихся и совершенно непредсказуемых факторов, так что модели, которые ты можешь видеть, по большей части являются иллюзиями. Но ведь ты позвал меня сюда не для того, чтобы поговорить об инвестициях и акциях?
Беньямин покачал головой и указал на страницу на сайте «Эпикуры».
– Просто мне подумалось, что обнаруженные нами модели работают не совсем так, как нам бы того хотелось. Все прекрасно согласуется, это да. Ты отлично привязал пять убийств к положениям коня на шахматной доске. Потом те же позиции вывели нас на скрытое послание, зашифрованное в афоризме отца Новы из пяти слов. Все так. Но… будь это фондовый рынок, моя интуиция не позволила бы мне инвестировать в эту версию.
– Ну не знаю…
Винсент развел руками и вдруг остановился. Он понял, что хотел донести до него Беньямин. Внутри всё похолодело от осознания свершенной ошибки. Пять убийств. Пять слов. Они всё угадали правильно. Только слишком рано остановились. Их будет больше, чем пять.
Юн Веннхаген сбил их со следа. Заставил охотиться не на того.
Натали не могла дышать. Слишком возросло давление со всех сторон. Не получалось пошевелить ни ногой, ни рукой. Она больше не ориентировалась в пространстве, путая верх с низом. Все, что она знала, – что было темно. И что кислород заканчивался.
Сначала Инес завернула ее в одеяло, так что Натали почувствовала себя капустной долмой. Еще хихикала, настолько все это казалось глупым. Потом бабушка объяснила, что положит Натали на три матраса, а еще тремя накроет сверху. «Гамбургер с девочкой», – подумала Натали. Ну или хот-дог.