Он взъерошил Боссе шерсть, и пес отчаянно завилял хвостом, истекая слюной в уголках рта.
– Трюк с собакой? – переспросил Кристер. – Уверяю тебя, ничего подобного…
Что мог подумать о нем Лассе? Кристер выглядел жалко. Такое впечатление, что с него прилюдно спустили штаны. Крайне неуместное сравнение, и тем не менее… Кристер отчаянно подбирал нужные слова. Он чувствовал себя застигнутым с поличным.
Лассе встал.
– Должен сказать, это самый рискованный трюк из всех, что я видел в жизни, – продолжал он, улыбаясь. – Толстый мужчина за шестьдесят с блохами в пальто…
Эту улыбку Кристер помнил с молодости. Она всегда ему нравилась. Он попытался улыбнуться в ответ. Получилось довольно неуклюже.
– Я действительно зол на тебя, – продолжал Лассе. – Нам предстоит во многом разобраться. Но, должен признать, вместе вы смотритесь великолепно. Кофе?
Мина осторожно переступила дверь больничной палаты. То, что ее дочь получила отдельную, безусловно, не было случайностью. Отец Натали, по своему обыкновению, злоупотребил властью, против чего на этот раз Мина ничего не имела.
Девушка мирно спала в кровати. Видимых повреждений на теле не было, тем не менее ее решили оставить в отделении для наблюдения и обследования. Мина подавила желание погладить дочь по волосам. Так много времени прошло с тех пор, как она прикасалась к ней в последний раз… Мина боялась, что просто не вспомнит, как это делается. Как мать должна ласкать своего ребенка.
Она придвинула стул, стараясь не поднимать шума, и села как можно ближе, чтобы видеть лицо спящей Натали. Мина долгие годы следила за девочкой на расстоянии, но было странно разглядывать ее черты вблизи. Такая знакомая и чужая… Натали была милой пятилетней девочкой, когда Мина оставила ее. Некоторые черты внешности, характерные жесты исчезли или стерлись с годами. Но другие остались – как, например, легкое подергивание верхней губы во время сна. Длинные темные ресницы веером оттеняли нижнее веко.
Мина не могла налюбоваться ею. Но трепетала при мысли о том, как может сложиться их дальнейшее совместное путешествие по жизни. Сколько багажа предстоит распаковать. Сколько всего между ними, окутанного ненужными оправданиями и идиотскими объяснениями, которые больше не кажутся такими логичными, как раньше.
Веки Натали дрогнули. Она медленно открыла глаза. На мгновенье Мина поймала себя на том, что ей хочется бежать. Просто выскочить из комнаты, вместо того чтобы отвечать на вопросы, которые, конечно же, хлынут потоком.
– Ты…
Натали выглядела все более напряженной, по мере того как в ее глаза возвращалось сознание. Взгляд прояснялся. Рука Мины лежала рядом с рукой Натали, не касаясь ее. Натали брезгливо дернулась. Отвернулась, демонстративно глядя в сторону окна.
– Что ты здесь делаешь?
– Просто хотела убедиться, что с тобой всё в порядке, – ответила Мина. Ее голос дрогнул.
– Со мной всё в порядке, – сказала Натали. – Теперь можешь идти.
Мина замерла на месте.
– Я знаю, что мне нужно многое объяснить, – сказала она наконец. – И есть за что просить у тебя прощения. Надеюсь, ты хотя бы выслушаешь меня…
– Мы с папой прекрасно справлялись без тебя. Ты мне не нужна.
Вызывающе холодный тон. Но голос срывался, обнаруживая трещины, под которыми так и бурлили эмоции.
– Я знаю, что вам было хорошо, – продолжала Мина. – Что тебе было хорошо… Просто надеюсь, что мы сможем отыскать путь и для нас троих.
– Убирайся, я сказала, – отчаяние прорвалось сквозь маску невозмутимости, и Натали наконец зарыдала. – Ты слышишь меня? Уходи!
Мина встала, слыша, как позади нее кто-то вошел в палату. Обернувшись, она увидела отца Натали.
– Это потребует времени, – произнес он на удивление тихо. – Она не привыкла. Я начинаю понимать, что избрал не лучший способ решения проблемы. Иначе этого не случилось бы. Приходи на ужин, когда она будет дома. Вместе мы что-нибудь придумаем.
– Я не хочу, чтобы она приходила на чертов ужин! – взревела Натали с больничной койки.
Мина подавила рыдания. Отец Натали положил ей на плечо руку. Еще один близкий и одновременно чужой.
– Все образуется. Мы обязательно увидимся, но сейчас тебе лучше уйти… Извини, что не ответил, когда ты просила забрать Натали из «Эпикуры». Возникли проблемы на работе…
– Я видела газетные заголовки, – кивнула Мина.
Он опустил голову, не в силах выдержать ее взгляд.
– Работа, работа… Она всегда была для меня на первом месте, моя чертова работа…
Мина опять кивнула. Хотелось выйти в коридор до того, как хлынут слезы. Он не должен видеть, как она плачет. Мина не имела на это права. И он не должен был чувствовать себя виноватым перед ней. Это она, Мина, неправильно расставила приоритеты. Выбрав не его, не Натали, а другое.
Выходя за дверь, она обернулась. Натали обвила руками шею отца и крепко обняла его.
Сделав несколько шагов по коридору, Мина не выдержала и ударилась в слезы.
– Торкель! Что произошло?
Юлия вбежала в маленькую палату, куда ее направили из регистратуры детской больницы имени Астрид Линдгрен. Торкель встал со стула у дальней стены и подошел к ней. Обнял так крепко, что Юлия чуть не задохнулась. Вырвавшись на свободу, она увидела Харри на смотровом столе, над которым склонилась женщина в белом халате.
– Харри? – Юлия бросилась к сыну.
При виде матери Харри заулыбался большими голубыми глазами и радостно заворковал. От облегчения у Юлии едва не подкосились ноги.
– Этому маленькому господину определенно удалось устроить дома небольшое светопреставление, – сказала доктор, ободряюще улыбаясь. – Он сунул себе в рот что-то такое, чего там никак быть не должно. Но его отец вовремя принял меры, и «скорая» быстро прибыла на место. Обошлось без последствий, если не считать того, что отец был близок к сердечному приступу.
Доктор подняла Харри со стола и передала его Юлии. Та крепко прижала мальчика к себе. Затем обернулась на Торкеля.
– Спасибо.
Торкель только кивнул, но Юлия заметила слезы в его глазах. Она впервые видела его таким. Даже когда Харри родился, Торкель не проронил ни слезинки. Только прыгал от радости, как кролик из рекламы «Дюраселл».
– Мы можем отвезти его домой? – спросила Юлия.
Доктор кивнула.
Торкель собрал вещи и вышел за дверь вслед за женой. Обнял ее одной рукой, и Юлия почувствовала, как он дрожит.
– Я поведу машину, а ты с Харри сядешь сзади, – тихо предложила она.
– Хорошо, – не стал протестовать он.
Пока Торкель пристегивал Харри, который все еще резвился, Юлия обошла машину и села за руль. Только собиралась завести мотор, как почувствовала на плече руку мужа.
– Погоди. Хотел сказать тебе одну вещь…
Юлия встретила его взгляд в зеркальце заднего вида. Торкель сглотнул.
– Извини, я вел себя как идиот.
– Торкель…
– Нет, позволь все-таки сказать. Мне никогда не было так страшно, как сегодня. Я думал, он умрет, Юлия. Я правда так думал. И только тогда понял, чем ты занимаешься на работе. Эти родители…
Торкель запнулся.
– Я вообще не представляю себе, как можно пережить потерю ребенка. А ты каждый день ездишь на работу, чтобы выяснить, что случилось с этими детьми, чтобы как можно меньше родителей прошли через это. А я в это время ною дома, как глупый ребенок… Извини… мне стыдно. Обещаю с этого момента стать примерным мистером Мама. Ты больше не услышишь от меня ни единой жалобы, ни упрека в свой адрес.
Торкель провел пальцем по губам, как будто застегнул «молнию», и отбросил в сторону невидимый ключ.
Юлия обернулась, посмотрела ему в глаза.
– Ты прав, Торкель. Ты вел себя как идиот. Но ты мой чертов идиот. Ты лучший отец на свете, знай это. Харри мог только мечтать о таком. Просто тебе не повезло, когда ты немного отвлекся. Поэтому предлагаю забыть об этом и начать все с начала. И знаешь, у меня три недели отпуска, которые я решила использовать на то, чтобы подменить тебя. Понимаю, что я только что вернулась на работу, но после последнего расследования даже мой отец не смеет отказать мне в отпуске. Так что завтра можешь отправляться на работу. Или поиграть в гольф, если хочешь. Или что угодно. Я буду с Харри.
– Ты же знаешь, как я ненавижу гольф, – рассмеялся Торкель. – И коллеги на работе прекрасно справляются без меня. Просто мне хотелось выглядеть незаменимым в твоих глазах. Но отпуск – это прекрасно, так или иначе. Думаю, мы проведем это время вместе. Будем меняться, ночь через ночь? Каждый второй подгузник – мой. Ну а когда ты вернешься в отделение, я снова все возьму на себя. По рукам?
Юлия улыбнулась и завела машину. Снова встретилась с ним взглядом в зеркальце заднего вида.
– По рукам.
Мина прогуливалась по Роламбсховпаркену, чтобы собраться с мыслями. Конечно, ее бывший муж прав. Натали нужно время. К счастью, теперь этого добра хватает. Мысли вернулись к Винсенту. У Мины только один ребенок, а у него трое. Неужели так тяжело с каждым? Наверное. Такова жизнь настоящих родителей.
Винсент…
В отличие от прошлого раза, они даже не попрощались в отделении. «Увидимся» – это другое, особенно если без уточнения времени. Конечно, они увидятся на похоронах Педера, но это не в счет. Мина не допустит, чтобы это снова растянулось на двадцать месяцев. В конце концов, Винсент пожертвовал ногой ради Натали. Не говоря о том, что спас ей жизнь.
Наверное, это хоть в какой-то степени оправдывало ее звонок.
Мина достала телефон, но выбрать номер менталиста не успела. Ее внимание привлекла иконка с белым пламенем на красном фоне. «Тиндер». Она все-таки сделала это. Мина удивлялась каждый раз, когда ловила себя на том, что ведет себя как все нормальные люди. Следует правилам игры. Знакомится с мужчинами общепринятым способом. Ходит на свидания. Она рассмеялась. Если кто сомневался, что она может быть такой, как все, Мина их всех убедила. При этом никогда не думала, что сделает это снова…