Она долго удерживала палец на приложении, но так и не смогла его удалить. Убрала телефон и продолжила прогулку вдоль воды.
Последние два раза Мина была здесь с Винсентом. Первый раз зимой, и еще один всего несколько недель назад. Без Винсента парк казался малоинтересным. Менталисту, конечно, было бы что рассказать о психологическом эффекте перекинутых над газонами мостов или математическом соотношении их высоты с кривизной велосипедных дорожек.
Мина провела рукой по волосам. На этот раз она устояла перед искушением отрезать их, после того как выбралась из бункера. Достаточно сломанной ноги Винсента.
Того самого Винсента, которого она, пусть на короткое время, но считала мертвым. И до сих пор не простила ему этого. Он еще отхватит по полной за этот глупый трюк и шутку на скамейке в Кунстредгордене. Она еще не знает, как отомстит ему. Нужно будет составить список.
Мина полезла в карман и нащупала кусочек пластика. Проклятье. Она забыла отдать ему это. Заламинировала с помощью Мильды две травинки, которые Винсент нашел в Фатбурспаркене, светлую и темную. Поместила их рядом в небольшой пластиковый прямоугольник. Похоже на деталь «Лего».
Она хотела сделать ему подарок, в память о том, через что им пришлось пройти. Забыла… Хотя, возможно, это к лучшему. Иные раны не стоит бередить без необходимости. С другой стороны, трудно судить за Винсента, но для нее эти травинки были чем-то большим, чем напоминание об убийствах.
Это были он и она, Винсент и Мина. Или что или кто угодно, имеющее светлую и темную сторону, без чего невозможно укорениться в этом мире…
Мина положила пластиковый прямоугольник обратно в карман и поправила солнцезащитные очки. В парке полно людей, до нее никому нет дела. Что к лучшему, потому что Мина почувствовала, как лицо заливает краска.
Винсент прыгал на костылях по тропинке в Тантолундене. И вспоминал жаркий день, когда был здесь вместе с ней. Давно. Неплохо бы повторить, пока лето не кончилось. Главное, чтобы Мина правильно его поняла. Винсент подозревал, что она все еще на него дуется. Хотя какое это имеет значение… В его распоряжении все время вселенной, чтобы исправить ситуацию.
До сих пор Винсент никому не рассказывал, как был тогда близок к тому, чтобы взять не тот стакан. Уловка с бутылками была придумана, чтобы внушить Нове мысль, что он подсыпал яд в оба. Даже если б Нова не вполне в это поверила, эта мысль все равно мелькала бы на периферии ее сознания, придавая правдоподобия его мертвому телу посреди номера.
Он не случайно пристукнул бутылкой с ядом о край стакана. На языке иллюзионистов это называется «кивок» – метка, невидимая для тех, кто ее не высматривает, но помогающая магу в нужный момент сделать правильный выбор. Старая техника, используемая медиумами-обманщиками в групповых сеансах. Классический сценарий предусматривает, что каждый участник сессии должен написать свой вопрос духу на отдельном листке бумаги. Листки проверяются на предмет идентичности, чтобы гарантировать анонимность вопрошающего. Но когда ассистент медиума их собирает, он делает ногтем незаметную метку с краю бумаги. По ее положению медиум судит, кому принадлежит вопрос, и делает вид, что дух ведет его к нужному человеку.
Но на стекле не оставалось никаких следов. Винсенту нужно было ударить сильнее. Когда Натали передвигала стаканы, он понятия не имел, в каком из них яд. Так что с его стороны дуэль получилась честной. Хорошо, что все обошлось… Если, конечно, не считать ноги.
На последнем совещании в отделении полиции им с Миной предложили сеансы психотерапии, с учетом того, через что им пришлось пройти. Оба они отказались. Для Винсента одно присутствие Мины уже было терапией.
Он не собирался повторять прежней ошибки – исчезать из поля ее зрения на долгие месяцы или даже годы. Что за глупость, в самом деле? Марии придется смириться с тем, что у мужа есть друзья. Или же записаться на дополнительные сеансы семейной терапии. Потому что Мина глубоко у него внутри, так уж вышло. Она нужна Винсенту, потому что без нее в нем как будто чего-то не хватает. Иногда Мина представляется ему единственно реальным, что есть в этом мире. Конечно, при ней он никогда не выразится так пафосно, чтобы не выглядеть безнадежно сумасшедшим в ее глазах.
В самом деле, почему бы не предложить ей прогулку прямо сейчас? Лето проходит быстрей, чем того хотелось бы. И Винсент обязательно сделает это. Но для начала другой, менее приятный звонок…
– Привет, это всего лишь я, – сказал он, когда на другом конце ответил Умберто из «Шоулайф продакшн».
– Привет, Винсент! – обрадовался Умберто. – Давненько… С нетерпением ждешь поездки в Форт Боярд?
Хорошо, что не включена камера и Умберто не видит улыбки Винсента.
– Именно поэтому я и решил побеспокоить тебя, – вздохнул Винсент. Умберто должен был поверить, что он опечален. – У меня плохие новости, к сожалению. Я повредил ногу. Неделю точно придется ходить на костылях. Так что с «Узниками форта» ничего не получится.
Некоторое время Умберто молчал.
– Но, Винсент, разве ты еще не знаешь… ну, в общем, это не имеет никакого значения. Тебе безумно повезло, друг! Не беда, если ты не можешь ходить нормально. Продюсер решил запустить тебя в камеру с насекомыми. Знаешь, такой узкий проход, весь кишащий разными мелкими тварями… В общем, ходить тебе не придется. Просто ползешь вперед и работаешь руками.
Винсент ахнул. Определенно понимание Умберто шведского выражения «безумно повезло» нуждалось в корректировке. Нарисованная им картина в последнюю очередь ассоциировалась у Винсента с везением.
Неужели ничего невозможно сделать? Винсент задался вопросом, отпустят ли его продюсеры, если он сломает обе ноги, а не только одну? А если ампутирует? Это представлялось вполне разумной мерой в сравнении с тем, что ждало его в противном случае.
– Кстати, я только что разговаривал с ассистентом звукозаписи, – продолжал Умберто. – Она будет счастлива поработать с тобой. Вы, кажется, знакомы, ее зовут Анна. Ходят слухи, у нее на спине вытатуирован твой портрет. Так что ты в надежных руках.
Винсент закрыл глаза и всем весом оперся на костыли. Представил себя в черном трико, рядом с разгоряченным ведущим и Анной, которая кричит, что надо пользоваться моментом…
Мина умерла бы от смеха.
Фредрик Вальтерссон остановился на гравийной дорожке возле небольшого дачного домика в Юрё. Они с Жозефин прибыли последними, судя по количеству припаркованных вдоль дорожки машин.
Супруги пересекли лужайку в направлении коричневого дома. Пышный сад навевал мысли о рае. Между двумя яблонями был натянут гамак. Настоящее шведское лето, но Фредрику не до удовольствий. Всего пара дней прошла с тех пор, как он узнал от полиции, что похитительница Оссиана покончила с собой.
После этого им с Жозефин оставалось только ждать звонка.
И вот они здесь. Мауро Мейер встретил их на лужайке, они пожали друг другу руки.
– Все уже в сборе, – тихо сказал Мауро. – Заходите, и начнем.
Он проводил их в дом. Увидев много обуви в прихожей, Фредрик автоматически снял свою. Забавно все-таки, что некоторые привычки срабатывают независимо от обстоятельств.
В гостиной Фредрику понадобилось несколько секунд, чтобы узнать всех. Они как будто состарились. Но возраст работал по-разному в каждом конкретном случае. Некоторые, как Мауро, расцветали. Ему шло быть сорокалетним. В то же время другие, вроде Ловис Карлссон, явно воспринимали свой возраст как напоминание о неминуемой смерти.
Фредрик кивком приветствовал Йенса и Янину Йозефссон, молча ожидавших на диване. Там же сидели Хьюго и Карин, рядом с Хенри и Тобиасом. Как и в случае Йенса и Янины, их дети были живы. Атмосфера этой части комнаты заметно отличалась от той, где стояли они с Жозефин и сидели Мауро и Ловис.
Фредрик и Жозефин устроились за обеденным столом. Мауро выставил кофе и булочки, но угощение выглядело нетронутым.
– Наверное, мне стоило бы выставить бутылку, – сказал Мауро, поймав устремленный на стол разочарованный взгляд Фредрика. – Но ведь ты приехал на машине, так?
Он прочистил горло и продолжил:
– Ну хорошо. Начнем. Собрались все, кроме нашей бедной Венделы. Как вам известно, прошлой весной она покончила собой. До недавнего времени считалось, что она прихватила с собой Декстера, который исчез примерно тогда же. Но несколько дней назад на «Флэшбеке» появилась информация о том, что сын Томаса Йонсмарка был найден в одном из стокгольмских парков. То, что от него осталось, я имею в виду. Так что это тоже работа Новы… то есть Йессики. Ничего другого здесь не остается предположить.
Йенс и Янина переглянулись.
Жозефин была занята тем, что счищала сахар с булочки. Совершенно неосознанно, как подозревал Фредрик.
– Томас что-нибудь знает? – спросил Хенри.
Хенри вместе с Тобиасом воспитывал сына по имени Альфонс. Фредрик никогда не видел Альфонса и не имел никакого желания на него смотреть. Потому что, в отличие от Оссиана, тот был жив. Фредрик сам стыдился этой мысли и все-таки ловил себя на том, что хотел бы это изменить. Жизнь за жизнь, как это делала Йессика. Или Нова, как она называла себя потом.
– Нет, не думаю, что Томас знает, – ответил Мауро. – Я ведь тоже ничего не сказал Йенни, как бы мне ни было плохо, когда она обвиняла меня в убийствах. Тем не менее я ничего ей не сказал. Не скажу и сейчас. Сесилия тоже не знает. В каком-то смысле было бы справедливым, если б меня признали виновным.
– Не говори так, – одернула Мауро Жозефин и положила руку на его плечо. – Это давнишний несчастный случай. Мы не подозревали, чем это может кончиться. Мы были детьми. Мерзкими, глупыми, но детьми.
– Это не был несчастный случай, – с горечью в голосе возразил Мауро. – И это мы лгали и сплетничали. Юн Веннхаген не делал ничего плохого. Он невиновен. Но мы продолжали сочинять истории о нем и других. Я даже не помню, почему. От нечего делать, из любви к приключениям? Из мести? Может, он сказал что-то, что нам не понравилось? Или потому, что он и его домашние казались нам странными? Главное, что родители верили нашей лжи. Пока однажды ситуация не вышла из-под контроля… Но мы не хотели этого. Никто из нас не ожидал такого от наших родителей.