– На помощь! – кричит она.
Она сознает, что из-за шума дождя, из-за грома и ветра шанс быть услышанной в таком гиблом месте, специально выбранном ею для того, чтобы быть подальше от людей, практически равен нулю.
Она уже охрипла от крика и обессилела от попыток подтянуться и залезть на скалу. Она тяжело дышит, но еще не полностью потеряла надежду.
– На помощь!
Тянутся секунды, кажущиеся часами, пальцы немеют и вот-вот разожмутся.
Вот, значит, как кончается моя жизнь протяженностью всего-то в восемнадцать лет.
Она представляет, как летит вниз, в пропасть, как разбивается о камни. Пройдет, наверное, не один день, прежде чем обнаружат мой труп.
Хотя…
Если я провалюсь в какую-нибудь расселину, то меня могут вообще не найти. Наступит зима, мое тело занесет снегом. Никто не знает, куда я отправилась, мама так и останется в неведении, что со мной стряслось. Решит, наверное, что я предприняла в одиночку кругосветное путешествие.
Внезапно перед ее глазами появляется розовый паук с толстыми розовыми лапами. Его появление сопровождает крик:
– Цепляйтесь!
Она без колебаний хватает неведомое существо, оказывающееся человеческой пятерней.
Ее центр тяжести наконец перемещается, ее выдергивают из бездны, и она встает обеими ногами на тропу.
Подняв голову, она видит перед собой человеческую фигуру с горящим на голове фонарем.
Дальнейшее похоже на сон. Фигура берет ее за руку и ведет за собой, стараясь, чтобы она не поскользнулась опять. Так, вместе, рука в руке, они движутся по опасному склону вопреки дождю, темноте и ветру. Против них ополчились все силы природы, но человеческое упорство все равно сильнее.
Вот и прибежище для туристов. Издали оно похоже на сложенную частью из камней, частью из бревен хижину, вроде овчарни.
Дверь не заперта и хлопает на ветру. Моника и ее спаситель перешагивают через порог и торопятся плотно закрыть дверь.
Моника облегченно переводит дух: в хижине сухо и тепло, отсюда нестрашно слушать, как воет ветер и барабанит по крыше дождь.
Спасший Монику человек щелкает выключателем, в хижине становится светло. Здесь все просто, но вполне симпатично: потолок подперт бревнами, в углу печка, есть стол и лавки вокруг него. Человек снимает шапку, и она видит загорелое лицо, длинные волосы, бороду.
– Вы в порядке, не поранились? – спрашивает он.
Моника стягивает насквозь промокшую верхнюю одежду. Он достает из рюкзака маленькую плитку и консервы и принимается готовить еду.
– Вам надо подкрепиться, после такой передряги вы, должно быть, страшно голодны.
– Я вся окоченела… – бормочет она, лязгая зубами.
Он достает из рюкзака и протягивает ей фляжку с коньяком.
– Универсальная микстура от холода!
Она жадно пьет и чувствует, как по телу растекается тепло. От блаженства она закрывает глаза.
– Спасибо.
Он тоже пьет из горлышка маленькими глотками.
– Как вас зовут?
– Моника, «одна» по-гречески.
Мужчина добродушно ее разглядывает.
– Что ж, в этот раз вам повезло, вы оказались не совсем одна! Я Корентен. – Он протягивает ей руку.
Немного поколебавшись, она пожимает ему руку, улыбается, с любопытством его рассматривает. Он смотрит в ее серебристо-серые глаза.
– На кельтском языке мое имя означает нечто вроде «сильного ветра». Созвучно сегодняшней погоде! Признаться, я еле вас вытащил, никак не мог удержать вашу мокрую ладонь.
– Хотите сказать, что я перед вами в долгу?
Он ошарашен ее резкостью.
– Нет, даже в голову не пришло. А что?
– Timeo Danaos et dona ferentes. Знаете, что это значит?
– «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Так троянцы ответили на предложение греков внести в Трою огромного деревянного коня.
Гляди-ка, культурный человек!
– Это в том смысле, что у дарителя на уме одурачить вас. Внутри того коня прятался Улисс, чтобы напасть. Как у вас вообще с латинскими поговорками?
– Asinus asinum fricat! – выпаливает он.
Она прыскает.
– «Осел об осла трется». Иными словами, дурак дурака видит издалека. Я, по-вашему, дурочка?
– Нет, просто мы кое в чем похожи. Например, оба увлекаемся латинскими поговорками и одинокими восхождениями в горы.
А он с юмором!
Она набирает в легкие побольше воздуха и говорит:
– Теперь мы не одиночки.
– С этим не поспоришь.
– Мы вдвоем в хижине, вокруг враждебная стихия. Это непременно кончится плохо, – предрекает она.
– В каком смысле «плохо»?
Я быстро и решительно атакую ферзем, посмотрим, что это даст.
– Вы попытаетесь меня соблазнить.
Он ищет, что ответить, и не находит.
– Не будем лицемерить. Ближайшее будущее не составляет тайны: вы станете корчить из себя неотразимого мужчину, чтобы заняться со мной любовью.
Ей самой забавно, что она так быстро захватила инициативу и заставила его обороняться. Она чувствует, что он сбит с толку ее смелостью, и хладнокровно продолжает:
– Но в игре соблазна положено демонстрировать свои достоинства. Даже животные в таких ситуациях показывают себя с наилучшей стороны, блещут красотой и умом, даже если ими не обладают. Достаточно взглянуть на павлинов, распускающих свои хвосты, или на оленей, издающих брачный рев. Приходится врать, изображать себя лучше, чем ты есть на самом деле.
Он силится что-то промямлить, но она не дает:
– Допустим, я не против вашей попытки меня соблазнить, но у меня есть предложение: давайте поступим наоборот. Выставите напоказ не ваши достоинства, а ваши недостатки. Итак, какие у вас недостатки, Корентен?
В дымовой трубе завывает ветер.
– Начнем с того, что я француз.
– Уже неплохо. Только это необязательно недостаток. Французы хорошо готовят и, кажется, разбираются в винах.
– Я эгоист.
– Для мужчины это в порядке вещей. Пока что ничего серьезного.
– Я самодовольный мегаломан[3] и поборник мужского превосходства.
– То же самое можно сказать о большинстве мужчин.
– Я вероломный. Для меня женщины – экспонаты для коллекции.
– А вот это плохо. Но в данный момент я и сама отчасти такая же, так что не брошу в вас камень.
– А что до моего имени, то оно означает не только «ветер» или «бурю». В нем отражен один из моих худших недостатков: я пускаю «ветры», особенно во сне.
Она хохочет. Корентен снова протягивает ей свою фляжку.
– Теперь перейдем к вашим недостаткам, Моника.
– К моим? Я принцесса, а значит, безупречна. Когда я «пускаю ветры», как вы выражаетесь, то получаются радуги с золотистыми блестками.
– Я думал, что мы говорим друг другу правду.
– А вот вам и правда: я плохо переношу присутствие поблизости от меня других людей. Например, я не терплю, когда люди произносят ртом разные звуки, особенно у меня над ухом.
– Это у вас мизофония.
– Именно, болезненная нетерпимость к звукам. В целом я ненавижу глупость и вульгарность.
Он наливает ей коньяк, она залпом выпивает налитое.
– Я легко впадаю в гнев, не приемлю противоречие. В гневе я хуже одержимой девчонки из «Экзорциста». В такие моменты в меня как будто вселяется дьявол. Я бываю очень жестокой.
– Впечатляющее, надо думать, зрелище! – пробует пошутить он.
– Лучше не недооценивать мои приступы злости. Однажды я засветила огнетушителем в пах мальчишке, чье поведение сочла дурным, в другой раз обрезала волосы девчонке, обошедшей меня на выборах представителя класса. А одну и подавно чуть не задушила: она, видите ли, обыграла меня в шахматном турнире!
– А по виду не скажешь, что вы не владеете собой.
– Умею затаиться. И это еще не все: я не выношу, когда меня любят. Полюбивших меня я считаю наивными: угораздило же их посчитать меня достойной любви!
– Понимаю.
– Нет, где вам понять всю глубину проблемы! Когда я злюсь, то начинаю кусаться и царапаться, а если под рукой окажется нож или тяжелый предмет, то мне трудно справиться с побуждением пустить его в ход.
– Наверное, таков ваш стиль…
– И вообще, единственное, что мне мешает по-настоящему быть собой, – это Уголовный кодекс.
– Вы меня пугаете, – произносит он все тем же беспечным тоном.
– Правильно, бойтесь. Бегите от меня и, главное, не вздумайте меня полюбить, иначе я вас погублю, как уже погубила… Шанти.
– Кого?
– Одну женщину. Забыла вас предупредить: у вас нет ни малейшего шанса присоединить меня к вашей коллекции бабочек, потому что у меня физическое отвращение к мужчинам. Меня выворачивает даже от запаха мужской кожи.
Они внимательно смотрят друг на друга и вместе смеются.
– Выпьем за наши недостатки, которые мы не намерены скрывать, – предлагает он.
– Да, а еще за те, в которых мы еще не признались, – подхватывает она.
– Вы еще не перечислили все свои? – изумляется он.
– Если бы! Еще я непрерывно передумываю…
Помедлив совсем недолго, он привлекает ее к себе и начинает целовать. Она не сопротивляется. Более того, она обнаруживает в нем все больше похвальных свойств – до такой степени, что позволяет себе первый в жизни опыт гетеросексуальной любви. Судя по ее блаженным стонам, а потом воплям, этот вариант тоже способен доставить ей удовольствие. Вопить можно, сколько влезет, соседей не потревожишь, потому что все их соседи сейчас – это каменные бараны, орлы да сурки.
Моника чувствует, что это приключение – не только способ приобрести новый опыт, но и восхождение по ступеням власти над другими и над самой собой.
Выходит, в моих силах телесно управлять мужчинами.
Через несколько минут она снова издает крик. Ответом ей служит только вой ветра да стук дождя за стенами хижины.
– Мне полегчало, – признает Николь О’Коннор.
Руперт встретил дочь на выходе из сиднейского Центра анонимных алкоголиков и приглашает ее в свой красный «Роллс-Ройс». Она наслаждается роскошью и комфортом отцовского лимузина.