– Ни в одну. Даже в детстве не был любителем «классиков».
Николь двигает фигуры, в ее исполнении это напоминает изысканный танец.
– А по мне, человек позволяет себе быть собой только во время игры, – говорит она. – В игре он реализует все то, чего не смеет делать в реальной жизни, развивает свой потенциал. В игре душа освобождается от страха не понравиться, нарваться на чужое осуждение, забываются детские обиды, все заботы из-за здоровья, работы. Все, что остается, – это конкретный расклад в партии.
Райан приглядывается к фигурам на доске. Николь продолжает:
– Игра – последнее место, где взрослому еще позволено вести себя по-детски. Это очень полезно. В игре можно проявлять жесткость, несправедливость, злость – без малейших последствий. Вместе с концом партии всему этому приходит конец.
– Ты меня не убедила.
– Кстати, слово jeu[12] происходит от латинского jocus, что значит «радость». В мире сплошных запретов игра не дает впасть в отчаяние.
– Хочешь прочесть мне свой курс социологии? – с иронией спрашивает ее партнер.
– Нет, всего лишь пытаюсь растолковать тебе нечто очень важное. В Китае коммунистическая партия запретила все наркотики, но не посягнула на игру маджонг, потому что знает, что это черта, которую нельзя переступать. Народу требуется пространство, где можно расслабиться, освободиться от давления. Лото, казино, покер – это стабилизаторы эмоций.
– Это может превратиться в зависимость.
– В целом от пристрастия к играм больше пользы, чем вреда. Потому и существуют целые города игр – Лас-Вегас, Макао, где вся экономика построена на игре. Что до шахмат, то это не просто детская игра, доказательством чему служит то, что в шахматы играют все крупные политики.
Райан чувствует, что для Николь это очень серьезная тема. Он не хочет с ней спорить и мирно пожимает плечами.
– У всех свои пристрастия. Я обожаю верховую езду. Между прочим, обещают хорошую погоду, поезжу-ка я верхом по лесу. Не каждый день к нашим услугам бывает целая конюшня плюс благоприятная погода. В прошлый раз я разведал здесь чудесные тропинки. Хочешь поехать со мной?
Он – сама конкретность. Меня злит, что он не пытается вникать в более абстрактные понятия. Такое впечатление, что весь смысл жизни для него – это война, Ирландия, пиво и его чертовы лошади.
Жаль, что он такой примитивный.
Впрочем, когда ведешь партизанскую войну, не надо задавать себе лишние вопросы. Больше простоты и решимости, тогда будешь действовать без колебаний.
– Прости, но это не для меня, – сознается она.
– Не хочешь попробовать поездить на одном из наших чистокровных жеребцов? – не отстает он.
Не беда, мне полезнее общаться с дополняющим меня человеком, чем с моей копией.
Она берет черного коня и гладит его гриву.
– Если честно, я не выношу лошадей. Они, кажется, отвечают мне тем же. В тех редких случаях, когда я пыталась сесть в седло на отцовском ранчо, лошадь чувствовала, кажется, мою неприязнь и сбрасывала меня. Предпочитаю спокойно готовиться к следующей лекции. В этот раз речь пойдет как раз о разнице между коллективными и индивидуальными играми.
Она ставит коня на доску напротив ферзя.
– Хочешь, насмешу? Даже в шахматах я не выношу коней! Конь – коварная фигура, перепрыгивающая через другие фигуры и ставящая вилки.
– Как это?
– Конь может нападать на две фигуры одновременно, заставляя противника терять одну или другую. – Она берет белую пешку. – Пешки – вот кого я люблю! Еще слонов. А ферзя и коней – ни капельки.
Для Райна Мерфи все это – китайская грамота, но он кивает, чтобы сделать ей приятное. Он обнимает ее и прижимает к себе, они долго целуются, потом он ее отпускает.
Она наблюдает, как ее низкорослый рыжий партнер натягивает сапоги, надевает шлем. В конюшне он подтягивает на лошади подпругу. Сев в седло, он подъезжает к окну кухни и машет напоследок Николь. Но та не отрывает взгляд от шахматной доски. Он удаляется рысью по обсаженной деревьями грунтовой дороге.
Николь отвлекается от доски и провожает его взглядом.
Придется приучить его к играм. Начать придется, наверное, с шашек.
Николь не хочется оставаться одной в большом каменном доме. На счастье, неподалеку есть паб. Несмотря на прохладную погоду, она направляется туда. В пабе пахнет скисшим пивом, но этот запах не может перебить запах воска, которым натерты деревянные панели на стенах. Николь садится за столик у окна и достает свои бумаги. Ей нравится работать, когда вокруг люди, наблюдать за посетителями – жителями типичной ирландской деревни. Это, в основном, пожилые люди, общающиеся по большей части на непонятном Николь местном наречии.
Местные, не привыкшие к чужакам, удивляются, что она получает удовольствие от их общества. Впрочем, ее присутствие для них – редкое развлечение, к тому же им льстит интерес такой молодой особы. Поэтому они рады приветствовать ее улыбками, на которые она отвечает дружелюбными жестами.
В конце концов Николь с головой уходит в подготовку своей следующей лекции по социологии.
Райан тем временем скачет по все более густому лесу. Он наслаждается редкой возможностью расслабиться и ощущением единства со своим чистокровным скакуном.
При виде перегородившего тропу упавшего дерева он пришпоривает коня и перепрыгивает препятствие, потом пускает коня манежным галопом, чтобы вскоре снова перейти на рысь. Галоп, рысь, галоп, и так раз за разом.
Его внимание привлекает чей-то крик. Он устремляется туда, откуда кричали, и находит молодую женщину, лежащую на земле рядом с лошадью и держащуюся за колено. Он подъезжает к ней и спешивается.
– Упали? Вы в порядке?
Она морщится.
– Кажется, вывихнула щиколотку.
– Дайте взгляну. – Он осторожно стягивает с ее ноги сапог.
Она стонет от боли. Он стягивает с ее ноги еще и носок.
– Ни кровоподтека, ни даже синяка. Наверняка простой ушиб.
Он старается не причинять ей боли, но она все равно ойкает.
– Ушибли сустав, растянули связку или мышцу. Вам повезло, ничего страшного.
Он закатывает на ней штанину и щупает лодыжку, чтобы найти поврежденное место.
– Кажется, это здесь.
Он массирует чувствительное место, она стискивает зубы, чтобы не стонать.
Прикасаясь к ней, Райан испытывает все более сильное волнение. Он поднимает голову и видит, что их лошади трутся мордами.
Женщина снимает шлем и встряхивает длинными черными волосами. У нее прекрасные светло-серые глаза, похожие на два зеркала. Его завораживает ее красота. Она похожа на его любимую киноактрису, американку ирландского происхождения, которую он видел в прошлом году в фильме «Однажды в Америке», – Дженнифер Коннелли.
Его ладони скользят по ее нежной коже. Лошади уже переплелись шеями и ржут от удовольствия. Волнение командира ИРА растет.
Он жмурится и вдыхает аромат ее духов. Поколебавшись, он задает важный для него вопрос:
– У вас кто-нибудь есть?
– В прошлой жизни я наверняка была чулком. Парная жизнь не для меня.
Ее ответ вызывает у него смех.
– Значит, в этой жизни вы тоже «чулок» без пары?
Куда он подевался?
Райан никак не вернется. Уже стемнело. Николь испуганно вскакивает.
Только бы с ним ничего не случилось!
Если бы она была сейчас не в этой стране и не ждала именно его, то наверняка позвонила бы в полицию. Но она уверена, что Райан отличный наездник и знает местность как свои пять пальцев. Что до полиции, то лучше ей поменьше знать о человеке, которого многие считают главарем террористов.
Скорее всего, после прогулки верхом он заглянул в паб одной из многочисленных окрестных деревень, выпил там лишнего и уснул.
Такое уже случалось: партнер Николь несколько раз засыпал в пабах, злоупотребив пивом или виски, и она давала ему проспаться, считая, что это – неотъемлемая часть жизни настоящего ирландского лепрекона. На следующий день он жаловался на несильную головную боль, только и всего.
Мы, ирландцы, хорошо переносим алкоголь. Это у нас генетическое. Другим народам до нас по этой части далеко. Но по самой логике вещей после определенной дозы мозг отключается, тело расслабляется, организм погружается в целительный сон.
Она заставляет себя лечь спать с мыслью, что назавтра партнер даст о себе знать.
И тогда я научу его играть в шашки.
Несколько минут она смотрит в потолок, потом веки опускаются, и она засыпает.
Разбуженная поутру кукареканьем петуха, она обнаруживает, что ночь уже миновала, а место в постели рядом с ней по-прежнему пустует.
Райан не ночевал дома.
Не иначе, выпил столько, что утратил способность перемещаться. Впрочем, у меня тоже был период, когда я перебирала, не мне его осуждать.
Еще раннее утро. Она встает, варит себе крепкий кофе, чтобы окончательно проснуться, и кладет в чашку семь кусков сахара, чтобы наполниться силами.
Потом она одевается, садится на велосипед и устраивает в поисках Райана заезд по соседним пабам. Но сколько она ни колесит в это зябкое утро, Райана нигде нет.
Следовало бы обратиться в полицию, но она отметает эту идею, возвращается домой и ждет, прихлебывая приторно-сладкий кофе и не отрывая взгляд от окна.
Я не должна беспокоиться. Ни к чему гадать и строить предположения.
Внезапно ее внимание привлекает угол конверта, торчащий из ящика для почты у калитки.
Когда я уезжала ни свет ни заря, этого конверта там еще не было.
Она выбегает из дома, хватает конверт и вздрагивает: на нем только ее имя. Ни адреса, ни штемпеля.
Кто-то доставил его в мое отсутствие.
Она разрывает конверт. В нем нет письма, только фотографии, пять штук. На первой, снятой телеобъективом, запечатлена сцена в лесу: рыжебородый мужчина в обнимку с брюнеткой, за ними две лошади, тоже проявляющие друг к другу сильную симпатию.