Думая об Арктуре, я ощутила болезненный укол в сердце. Молчание золотой пуповины действовало на нервы, словно у меня атрофировалось одно из шести чувств.
Энкоутс притулился в тени крупнейшего завода СайПЛО. Я спустилась с платформы и, увязая в сугробах, побрела вперед. Дул ледяной ветер, только противогаз спасал меня от обморожения. Плутая среди тесно понатыканных домов – приземистых, изъеденных плесенью, я наткнулась на надпись, сделанную оранжевой краской: «MAITH DÚINN, A ÉIRE»[3]. Видеть родной язык в Сайене было выше моих сил, уже в следующую секунду меня захлестнула тоска по дому, откуда мне пришлось бежать в возрасте восьми лет.
Люди двигались по улицам как сомнамбулы. Большинство – в застиранных рабочих комбинезонах, на лицах застыла безысходность. Другие сидели в дверях, укутавшись в грязные одеяла, и просили милостыню. Внимание привлекла заплаканная девушка с двумя ребятишками.
В поисках Джонатана Кассиди я обивала пороги лавочек, заглянула к торговцу углем, сапожнику, галантерейщику. На мой вопрос хозяева отводили глаза и бормотали: «Таких здесь нет». Выйдя от галантерейщика, я услышала, как за спиной щелкнул замок; в окне появилась табличка «Закрыто». Меня так и подмывало снять противогаз, но раскрытие инкогнито грозило неприятностями. Никогда не угадаешь, где тебя подстерегает враг.
Поиски привели меня в упомянутую Гэри закусочную на углу Блоссом-стрит. На узкой двери не было ни ручки, ни окошка, только облупившаяся вывеска с названием «Teach na gCladhairí»[4] и изображением желтобрюхого угря.
С порога в нос мне ударил стойкий букет плесени и табачного дыма. На стенах, обклеенных древними обоями в цветочек, висели морские пейзажи. Откинув капюшон, я уселась за круглый столик в уголке.
– Чего желаете? – рявкнула из-за барной стойки тощая невидица; физиономия у нее была кислая и неприветливая.
– Кофе, пожалуйста.
Барменша исчезла на кухне. Я сняла противогаз и обмоталась вместо него красным шарфом. Мгновение спустя официантка грохнула на столик чашку и корзиночку с пресным хлебом. Видом и запахом кофе подозрительно смахивал на уксус.
– Пейте на здоровье! – гаркнула официантка.
– Спасибо. – Я понизила голос до шепота: – У меня к вам просьба. Не подскажете, среди ваших клиентов есть некто Джонатан Кассиди?
Девица смерила меня презрительным взглядом и заковыляла к стойке. В следующий раз непременно достану кошелек – для убедительности.
Редкие посетители сидели за отдельными столиками. Кто-то из них наверняка знал, где прячется Кассиди. В целях конспирации я принялась с нарочитым интересом изучать засаленное меню.
– Попробуйте рагу, – посоветовал бородатый невидец, вошедший следом за мной и терпеливо ожидавший заказ.
– Что, простите?
– Советую заказать рагу.
Я пробежала глазами по строчкам:
– Вкусное?
Невидец кивнул:
– Пальчики оближешь.
Соблазнительно, конечно, но время поджимает.
– По правде сказать, кухня здесь ужасная, – ответила я. – Кофе даже пить страшно.
Мой собеседник хмыкнул. Лица не разобрать за полями остроконечной шляпы.
– Ты из сайенского Белфаста? – спросил он.
– Из Типперэри.
– Акцент у тебя чудной. Давно уехала?
– Одиннадцать лет назад. – Я непроизвольно заговорила на ирландский манер. – А вы из Голуэя?
– Да, но последние два года живу в Манчестере.
– А Джонатана Кассиди, часом, не знаете?
– Больше нет. Он остался в прошлом.
Мгновение спустя меня осенило. Невидец протянул мне руку:
– Глисан О’Кэссиди. – Помешкав, я пожала мозолистую ладонь. – Имя я сменил сразу по приезде, но совсем отречься от корней не смог. Тебе ли не понять, Пейдж Махоуни.
Я застыла в иррациональном страхе. Казалось, одно неверное движение – и Глисан разоблачит меня перед всем кварталом. Обычно беглые преступники солидарны с товарищами по несчастью, но с ворами нужно держать ухо востро.
– Как ты догадался?
– Уроженка Типперэри, закутанная в шарф по самые брови, разыскивает врага Сайена. Только дурак не сообразит. Не бойся, стучать на тебя никто не собирается. – Он отвернулся к окну. – У каждого свои секреты, верно?
При виде его профиля я с трудом подавила крик. Щека сгнила насквозь, обнажая потемневшие десны и полное отсутствие зубов.
– Фосфонекроз челюсти, – пояснил О’Кэссиди. – Развивается при работе с белым фосфором. А в больницу не обратишься. Очередной минус для нелегалов, вкупе с грошовой зарплатой. Еще удивляются, почему я начал приторговывать на стороне.
Сквозь отвратительную дыру отчетливо виднелся розоватый язык.
– И вдруг появляется юная девушка с расспросами. Думаю, не из банального любопытства. Мой приятель-галантерейщик помог тебя выследить. Итак, зачем я тебе понадобился?
Воровато озираясь, я перебралась к нему за столик.
– Ты работал на СайПЛО, торговал оружием. По моим сведениям, на одном из заводов производят портативные сканеры. Это правда?
Казалось, минула целая вечность, прежде чем О’Кэссиди кивнул:
– Да. Их изготавливают лишь в так называемом комплексе Б, и нигде больше. К сожалению, очевидцев ты не найдешь. Из комплекса Б еще никто не возвращался. Рабочие едят, спят и умирают в его стенах.
– Хочешь сказать, они сидят там безвылазно?
– Последний год точно. Это неприступная крепость. Дураков идти туда добровольно нет, поэтому людей насильно переводят с других заводов, зачастую без предупреждения. – О’Кэссиди зачерпнул рагу и отправил в рот. – После перевода от них ни слуху ни духу. Даже всемогущий Эмлин Прайс появляется очень редко, хотя уж его-то никто не ограничивал в передвижениях. Тем не менее он буквально живет на заводе.
Министр промышленности собственной персоной. Попахивает военной тайной. Уже кое-что.
– Но если оттуда никто не возвращался, то как ты узнал про «Экстрасенс»?
– Для местных это не секрет. Мы просто знаем – и все.
– А ты не в курсе, как устроены сканеры? Как устроен «Экстрасенс»? Чем он подпитывается?
О’Кэссиди хрипло засмеялся.
– Владей я такой информацией, давно бы стал миллионером. Стараниями Прайса секрет надежно заперт в комплексе Б. Даже «угольщики» толком не знают, что там творится, хотя они прекрасно осведомлены обо всем происходящем в Манчестере.
– Откуда тебе известно про «угольщиков»? – нахмурилась я. – Ты ведь…
– Сталкивался с ними волей-неволей. Роберта нас не трогает, ей вообще наплевать на невидцев. Своих забот полон рот. А вот ее сестричка наоборот… – Лицо моего собеседника исказила гримаса отвращения.
– Смотрю, ты не очень жалуешь Катрин, – заметила я.
О’Кэссиди собрал остатки рагу кусочком пресного хлеба.
– Редкая гадина. Обиделась, видите ли, что папаша не передал ей корону, и с тех пор отыгрывается на слабых.
Сенной Гектор оценил бы ее рвение.
– Катрин терроризировала всю округу, включая наш район. Не успеешь разжиться пенни, как она вламывается и начинает требовать мзду за «защиту» от своих же головорезов…
– Катрин вымогала деньги у всех подряд?
– Практически у всех, но к нам она питала особую ненависть. У нее случился конфликт с «угольщиком» из Дублина. В итоге Катрин победила, но парень успел задать ей жару, прежде чем ему выпустили кишки. «Угольщики» ведь дерутся на поясах. – Ирландец полоснул рукой по воздуху. – И теперь она мстит соотечественникам человека, изуродовавшего ей лицо. Завтра красавицу повесят в Спиннингфилдсе – ну, туда ей и дорога.
Самое страшное, что вопреки всем ужасам, которые мне только что рассказали, я по-прежнему не гнушалась обратиться к Катрин за помощью.
Мимо протопала официантка с тарелкой каши.
– Сегодня на моих глазах рабочие одного из заводов устроили бунт. Не знаешь, кто ими руководит? – поинтересовалась я. – Есть ли другие лидеры, кроме семейства Аттард?
О’Кэссиди покачал головой:
– Стачки периодически вспыхивают по всему городу. А с введением Прайсом системы строгого учета их количество только растет.
– Похоже, Прайс – корень всех зол, – протянула я.
– Так и есть. И до него было несладко, а теперь стало совсем уж худо.
Эмлин Прайс. Я сосредоточенно размышляла. По словам Роберты Аттард, Прайса назначили министром промышленности год назад – тогда же резко увеличилось производство оружия и возросла эффективность «Экстрасенса». Если в Манчестере всем заправляет Прайс, значит в нем и таится ключ к успеху Вэнс.
– Спасибо, – искренне поблагодарила я О’Кэссиди, вставая. – Ты здорово нам помог.
Цель достигнута, надо было уходить и поскорее сообщить остальным про комплекс Б, однако ноги словно бы приросли к полу.
– Ты эмигрировал из Ирландии два года назад, – зашептала я, усаживаясь обратно. – Расскажи, многое ли изменилось с водворением там Сайена?
Мой собеседник пониже нахлобучил шляпу.
– Одиннадцать лет – долгий срок. От прежней Ирландии почти ничего не осталось. Изумрудный остров, мать его! – О’Кэссиди злобно хохотнул.
– Я наблюдала Мэллоуновское восстание в Дублине.
– А уехала, получается, где-то в две тысячи сорок восьмом году?
Я медленно кивнула.
– Вовремя. Всех руководителей восстания повесили, а уцелевших мятежников сослали в концлагеря, учрежденные в каждой провинции. Позже туда согнали неугодных, чья потеря не слишком сказалась на будущем страны. Я четыре года оттрубил в лагере в Коннахте, валил там деревья за ломоть хлеба.
Услышанное просто в голове не укладывалось. Не секрет, что Ирландия очутилась под пятой Сайена, за исключением удерживаемых повстанцами земель, но даже в самом страшном сне я не могла представить, насколько все изменилось. Антиясновидческая пропаганда. «Самое безопасное место на свете».
– Мне долго не везло с побегом. Однако в конце концов я все-таки добрался до побережья, проник на корабль, переправлявший всякий хлам в Ливерпуль, и обосновался здесь. До лучших времен.