Я потупилась. Кровавый режим Биргитты Тьядер, правившей в Стокгольме, был притчей во языцех: малейшее нарушение сайенских законов приравнивалось к государственной измене. Но убивать детей из-за пары бутылок вина – такое зверство просто не укладывалось в голове.
– Сочувствую, – выдавила я.
– Если честно, я рад, что это всплыло на сеансе. Отныне Лина будет жить в людской памяти. – Тон Ника изменился. – Тьядер напрямую подчинялась Вэнс, поэтому мы должны уничтожить эту тварь, чего бы это ни стоило.
Золотая пуповина дрогнула. В дверях возник Арктур, его глаза сыто поблескивали.
– Страж, ты знаешь Эдинбург? – спросила я, выпрямляясь.
– Не так хорошо, как Лондон, однако мне доводилось наведываться сюда в статусе принца-консорта.
– Про Эдинбургские своды слышал?
– Да. – Рефаит поочередно оглядел нас обоих. – Предлагаете отправиться с вами?
16Под сводами
Даже обрушившиеся на нас беды не могли затмить очарования Старого города. Дома радовали глаз изяществом и красотой, шпили и кровли устремлялись ввысь, словно намереваясь перещеголять горы и дотянуться до небосвода, отливавшего в солнечных лучах кораллом и янтарем. Мы поднялись вслед за Стражем по ступенькам, миновали намалеванные белой краской буквы «ALBA GU BRÀTH»[7]. Скорбь по утраченной стране.
– Пейдж, что у тебя со Стражем? – спросил Ник, пользуясь тем, что рефаит ушел далеко вперед. С такого расстояния услышать нас могла только летучая мышь (хотя с рефаитами заранее не угадаешь).
– Ничего, – буркнула я.
Ответ Ника явно не удовлетворил. Неизвестно, чем бы все закончилось, не реши Арктур сбавить темп и подождать отстающих.
Мне казалось, на людях мы вели себя безукоризненно, однако Ник уловил фальшь. Шагая плечом к плечу со Стражем, я старалась контролировать выражение своего лица, язык тела, сердцебиение.
– Когда ты был здесь в последний раз?
– Восемь лет назад.
Ступени привели нас к Королевской Миле, где сквозь густой, бледный туман – дыхание моря – пробивался свет чугунных фонарей. Под ногами блестела широкая, гладкая, мокрая от дождя брусчатка. В ресторанах и кофейнях шла бойкая торговля, посетители сгрудились вокруг уличных калориферов и грели руки о стаканы с обжигающими напитками, юный музыкант пощипывал кельтскую арфу. Вдалеке возник патрульный отряд ДКО. Однако в непроглядном тумане даже Страж с его исполинским ростом мог сойти за человека.
Мы свернули в трущобы под мостом; на входе болталось выстиранное белье, в пропитанном табачным дымом воздухе витали ароматы кухни и канализации. С моста свисали вытертые ирландские флаги – зеленые, белые, оранжевые; из окон доносился характерный говор. Классический ирландский триколор предали забвению из страха навлечь на себя гнев легионеров. Целые семьи сидели, съежившись у костров, какой-то старик доставал из бочки и пропускал через пресс чистое белье. Табличка у него над головой гласила: «Каугейт».
Очередной филиал ада для ирландцев. Сайен позволил горстке моих соотечественников вырваться из кошмара оккупации с единственной целью – загнать их в сточные канавы и сгноить заживо.
Лишь милость Сайена и папина работоспособность уберегли семейство Махоуни от подобной участи. Еще до отъезда из Типперэри отец велел мне забыть родной язык и не употреблять его ни при каких обстоятельствах; приказал забыть бабушкины сказки, ирландские песни. Мне надлежало уподобиться английской розе. Забыть.
По-своему отец старался меня защитить. Наверное, когда-нибудь мне удастся простить его. Но простить – не значит понять. В уединении семейного очага людям не возбраняется помнить свое прошлое и скорбеть о мертвых.
Ник коснулся моего плеча, отогнав мрачные мысли.
Страж ждал нас на развилке в конце Каугейт. Я кожей ощущала его взгляд, но не подала виду.
– Своды Южного моста, – объявил он. – Некогда именуемые Эдинбургскими сводами.
Перед нами высилась узкая арка без опознавательных знаков. Человек несведущий принял бы ее за вход в проулок, не отмеченный ни на одной карте. В нос ударил нестерпимый запах рыбы и гари. Закашлявшись, мы попятились.
– Рыбий жир, – пояснил Страж. – Местные используют его в качестве источника света.
Внутри было темно, хоть глаз выколи.
– Ладно, идем. – Пригнувшись, я шагнула под своды.
Мы очутились в каменном мешке. Повсюду царил кромешный мрак без единого просвета.
Низкий сводчатый потолок нависал прямо над головой. Я брела на ощупь, под ногами хрустели ракушки и крысиный помет. От порывов ледяного ветра кожа покрылась мурашками, однако по-настоящему угнетал не холод, а древние, мстительные фантомы, заполонившие каждый миллиметр эфира.
Сверху сочилась вода, по углам мерцали лужи. Изредка мы натыкались на чадящие лампады с рыбьим жиром, позволявшие разглядеть обитателей Сводов. В полуразрушенных нишах бездомные невидцы спали, свернувшись калачиком вокруг своих ничтожных пожитков. При свете сальной свечи чумазые ребятишки играли крышками от бутылок и прыгали через веревочку.
С каждым шагом потолок становился все ниже. Дыхание Ника участилось.
– Не вижу ни одной ауры, – прохрипел он.
Последняя лампада осталась далеко позади. Моя ладонь уперлась в кирпичную кладку очередной арки, за которой простиралась чернильная пустота. Из проема потянуло сквозняком.
– Погодите, – выпалила я, устремляясь вперед. – Лабиринты есть, но только уровнем ниже. По-моему…
Внезапно стена скользнула вбок, нога провалилась в пустоту.
В последний момент мне чудом удалось сгруппироваться и не сломать шею, пока я кубарем катилась вниз, в бездонную пропасть, лихорадочно цепляясь за гладкие стены и жадно хватая ртом воздух. Острый выступ оцарапал мне щеку, следующий полоснул по бедру. Протаранив деревянные доски, я распласталась среди щепок на бетонном полу.
Долгое время я лежала, не шелохнувшись, боясь проверить, целы ли кости. Вибрация золотой пуповины привела меня в чувство. Сцепив зубы, я приподнялась на локтях.
– Странница! – Голос Ника эхом прокатился по подземелью.
В нос попала пыль; я оглушительно чихнула, встала и тут же ударилась головой о потолок:
– Твою ж мать!
– Жить будет, – прокомментировал откуда-то сверху Страж.
Тоже мне, юморист. Я уперлась в очередную стену и крикнула:
– Все нормально! Только ни черта не видно!
В отблеске фонаря мелькнули разломанные доски. Неподалеку валялась табличка с надписью «Опасная зона категории Е».
– Прекрасно. Всегда мечтала умереть в одиночестве, и обязательно в опасной зоне категории Е.
– Чего? – проорал сверху Ник.
– Я говорю, тут опасная зона…
– Кто бы сомневался. Ты в зоне с угрозой обрушения. Почему не паникуешь?
– Ты отлично справляешься за двоих, – съязвила я.
– Стой на месте. Не шевелись.
Удаляющиеся шаги стихли, воцарилась мертвая тишина. Темнота угнетала. Ни единого лучика света. Как в могиле.
Вопреки указаниям Ника, я встала и принялась на ощупь исследовать обстановку.
Судя по всему, я находилась в туннеле шириной около полутора метров. Неподалеку от разлома вдоль стены шеренгой выстроились деревянные бочки. В принципе, можно попробовать взобраться по склону, однако маршрут отпугивал крутизной, сыростью и непроглядной тьмой.
Пока я тыкалась по углам в надежде отыскать выход, шестое чувство тревожно завибрировало. Чужие лабиринты нагрянули раньше, чем раздались шаги. В последний момент я успела по брови замотаться шарфом.
Языки пламени заплясали по стенам, отбрасывая длинные тени. Факел метнулся в мою сторону, едва не опалив ресницы.
– Dè tha sibh a’ dèanamh an seo? – Увидев наставленный на меня нож, я застыла и подняла руки. Передо мной стоял тощий примитивщик с неприкрытым лицом. Наверное, здесь внизу надобность в маскировке отпадала автоматически. – A bheil Gàidhlig agaibh?
Я слегка опустила руки. Язык напоминал ирландский, правда, слова разнились. Вроде бы он спрашивает, как я тут оказалась и говорю ли… ну конечно, по-гэльски – это старинный шотландский язык, запрещенный Сайеном. У него общие с ирландским корни, попробую объясниться.
– Táim anseo chun teacht ar dhuine éigin, – медленно проговорила я.
Ищу кое-кого.
Нож отстранился на пару сантиметров.
– Ворожея, – позвал примитивщик, – тут ирландка. Похоже, хочет примкнуть к нам.
Ворожея! Том упоминал эту кличку. Так звали главу местных ясновидцев.
В проеме вырисовывались силуэты пятерых паранормалов, одетых в плащи с капюшонами. Каждый держал металлический фонарь. Вперед, зябко кутаясь в саржевую шаль, выступила женщина с аурой картоманта. Засаленные черные волосы были собраны в узел; темные, близко посаженные глаза недоверчиво сузились.
– Как ты сюда попала? – спросила она по-английски. – Откуда узнала про фальшивую стену?
– Ниоткуда. Случайно… обнаружила.
Женщина осмотрела поломанные доски:
– Болезненное открытие.
– Мне необходимо переговорить с главой эдинбургских ясновидцев. Вы и есть Ворожея?
Собеседница окинула меня пристальным взглядом, после чего обратилась к своим спутникам и растворилась во мраке. Два ясновидца схватили меня за руки и повели по хитросплетению туннелей.
Чья-то ладонь легла мне на затылок, я машинально пригнулась, чтобы не удариться о потолок. Мы очутились в крохотной зале, увешанной масляными лампадами. Горстка примитивных прорицателей сидела, взявшись за руки, вокруг неровного треугольника из костей; рядом витали фантомы. Другие ясновидцы устроились в глубоких нишах, застеленных тонюсенькими одеялами: одни дремали, другие с аппетитом уплетали консервы. Большинство же с упоением беседовали о чем-то звенящими от волнения голосами. Услышав фамилию «Аттард», я застыла как вкопанная.
– Что там насчет Аттард?
Ясновидцы разом смолкли. Ворожея тронула меня за плечо.
– Мы получили вести из Манчестера. Думаю, ты еще не в курсе.